И он поет ей о том, как она изменилась, как раньше он звонил ей каждую субботу с утра, и они ходили гулять в парк, напевая том, что вот они снова вместе. Как помнит он быстро пролетевшее лето, дарившую тепло и ее неумелые шутки. Он помнит, как восхищалась она улицами города, который он всегда считал чужим, как засыпала на кресле в его комнате, едва успев снять обувь. Он давал ей читать Ремарка и Достоевского, а она променивала их на своего любимого Бальзака.

И он улыбался.

Он поет о том, что никогда не сможет простить себе того, что позволил ей все решить самой, когда она сказала, что тоже не верит в это... Что не верит в его любовь.

Она затягивает потуже волосы в хвост и отводит глаза.

И сидя за письменным столом, заваленным бумагами он вспоминает её счастливые глаза в тот момент когда он целовал её нежно и любя, сжимая кулаки, он жалеет о том, все потерял. Страх перед болью и несбыточностью всех иллюзий в нем больше, чем любви к ней. Поет о том что каждая буковка на новой строке напоминает ему ее имя, ее смешную речь и то, как боялась она, что утро наступит раньше положенных минут и придется расставаться, не успев рассчитать время последнего поцелуя.

Он поет ей о том, как изменился он сам, внутри этих зажатых холодных стен, где в субботу с утра раздается звонок, и ее нерешительный голос, спрашивает о том, можно ли постучать в захлопнутые двери и выкинуть прочь страх и предрассудки, которые заставляют сомневаться в своих же силах.

И он улыбается ей.