Повесть "Юрод", вошедшая в книгу Бориса Евсеева "Красный рок" (длинный список премии "Ясная Поляна 2012"), привлекает внимание и за рубежом. Вот отрывок из книги профессора Стокгольмского университета Пер-Арне Бодина "Язык, канонизация и святое безумие".
Юродство в литературе
Юродство является важным мотивом в современной русской поэзии и прозе. Поэтические примеры будут обсуждаться ниже, в главе о Ксении Петербургской, а здесь мне бы хотелось сосредоточить свое внимание на двух характерных произведениях прозы: в романе Бориса Евсеева «Юрод» (1998) и пьесе Людмилы Улицкой «Семеро Святых» (1993 – 2001).
Действие романа Евсеева разворачивается, почти полностью в психиатрической больнице ... Повествование ведется с внутренней точки зрения, отражая, среди прочего, непреодолимую потребность главного героя, Серова, поганить (пачкать, сквернить) всё вокруг себя. Он лег в лечебницу, чтобы уйти от обвинения в ведении подрывной деятельности, по сути, в участии в государственном перевороте. Его психическое состояние расшатано из-за стресса, но подпав под воздействие окружающих, он начинает вести себя так, словно действительно психически болен. В сущности, он пользуется безумием, как епископ Варнава. Ему грозит принудительная терапия, такая, как лечение электрошоком и инсулиновым шоком в обстоятельствах, сильно напоминающих «Как убежать из психушки» (One Flew Over the Cuckoo’s Nest). В конце концов, он сбегает из лечебницы, но, сподобившись откровения, становится безумцем во Христе.
Один из мотивов, рассматриваемых в романе, это вопрос различия юродства и обычного психического заболевания. Первое из упомянутого врачи в лечебнице сбрасывают со счетов как простое «шутовство», но один из сотоварищей Серова по больнице таким образом подытоживает это различие:
«В вас есть что-то от юродивого, поверьте! (Серов расслабился вновь.) И они это чувствуют и изничтожат вас, конечно.
Не Россия сошла с ума. Сошла с ума интеллигенция.
А сумасшествие, любой вид его: будь то паранойя с ее несмолкающим бредом, будь то маниакально-депрессивный психоз, будь то сама королева душевной гнили – шизофрения, так вот, сумасшествие всегда противоположно “божеволию”, или, по-московски, юродству.
Именно поэтому нынешние интеллигентные психи (да, да, теперь мы не диссиденты, мы психи, и психи, уверяю вас, настоящие!) объявили на всех уровнях войну высшей правде юродства. Зато сумасбродству жалкому, зато сумасшествию нагленькому дан зеленый свет!
Сумасшедших выпускают из больниц. Берут в правительство. Они играют в театрах, шастают по улицам целыми толпами. Они, они, а не нормальные люди определяют ныне дух и колер России!»
В романе осмысливается юродство нашего времени, критикуется постсоветское российское общество, которое – как утверждается на уровне обобщения почти шекспировского размаха, – наводнено скорее заурядным умопомешательством, нежели божественным безумием. В романе рассматривается процесс, посредством которого индивид приходит к выбору пути блаженного дурачка; он экспериментирует с различными поведенческими моделями, такими, как жить в грязи и ходить босым (босохождение). Серов учится у другого дурачка, также по книге «Школа юродства», что, возможно, содержит отсылку (а, возможно, и нет) к одноименному литературному произведению Вениамина Яковлева или к роману Саши Соколова «Школа для дураков».
Серов порывает с семьей, или, точнее, семья есть, но, как бы не существует ни для него, ни для повествователя. Он слышит внутренний голос, который ему говорит: “Возвращайся, поживи. Поюродствуй, даже и над умами повластвуй!”
Таким образом, роман Евсеева предлагает психологическое истолкование юродства. Серов (герой романа) действительно страдает от психического расстройства. Он слышит внутренние голоса, и одержим нарочито дурашливым поведением. Однако вместо того, чтобы быть излеченным в клинике, эти расстройства превращают его в безумца во Христе и помогают вскрывать вопросы исторических судеб России:
«Тебе первому скажу! Россия – спрячется! Пока, на время! В себя уйдет. В бомжи, в нищие, в юроды! Но потом из раковины, из будки, из норки тесной, из лохмотьев юродских – выскочит! Да как пойдет плясать по заулочкам... Как пойдет цепами молотить! И скоро уже! Скоро... А ты... Отпусти, дядя! Я б тебе еще сказал, да нельзя тебе больше! Отпусти? А? Я к Кремлю пойду».
Здесь мы видим литературное отображение феномена изначальной оппозиции, существующей между юродством и психическим заболеванием. Многочисленные цитаты из подлинных клинических случаев, включенные в текст, попросту ставятся в современный контекст. Герой романа одновременно оказывается психически больным, безумцем во Христе и преследуемым правоохранительными органами. В произведении иллюстрируются черты, относимые вышеупомянутыми исследователями культуры (культурологами) к явлению юродства: амбивалентность; завороженность всем, что безобразно и шокирующе; поиски подлинной реальности и смысла. Все, за исключением другого блаженного дурачка, считают Серова сумасшедшим, да и сам он двояко относится к своему душевному состоянию…
Пер-Арне Бодин. «Язык, канонизация и святое безумие».
Stockholm University, 2009. Стр. 220, 221.
перевод с англ. Нины Бавиной
LANGUAGE, CANONIZATION AND hol y FOOLISHNESS
PER-ARNE BODIN
LANGUAGE, CANONIZATION
AND hol y FOOLISHNESS
STUDIES IN POSTSOVIET RUSSIAN CULTURE
AND THE ORTHODOX TRADITION
STOCKHOLM 2009