- Леша, ты меня обманул!
- Да перестань, Шура. Последний раз я тебя обманывал двадцать лет назад.
- Ты обещал написать обо мне рецензию.
- А какая нужна? Величавая или что думаю?
- Конечно, то, что думаешь!..
……………………………………………
…Упаси господь об этом думать.
А и думать тут чего?
Тут и думать не-че-го.
Да нечего, одна пустота.
Нет, я вас спрашиваю - у вас есть знакомые, про которых бы говорили: надеюсь, такого-то там не будет? Он не будет опять читать стихи?
Если люди отказываются идти на вечеринку, если там будет «поэт» со своей нескончаемой «поэзией» - дружище Гущин, получи черную метку.
Что там за тощая такая как бы книга?
А, «Избранное избравшего».
Из предисловия: «автор глубокого волнующих книг», «стихи выдающегося поэта, адресованные истинным ценителям великой русской поэзии».
О, как.
Автор как бы предисловия – а тут все «как бы» - как бы стихи, как бы книга, которую бедолага автор пытается продать полуподпитым полубомжам.
Витенька Корецкий значится автором вступления
Конечно, в авторство не верю, ибо Корецкого знаю.
Полный и законченный идиот, не способный и двух слов связать.
Да Поэт и не стесняется – да, говорит, это я написал. А Корецкого поставил автором. Ведь оба АКАДЕМИКИ (!!!).
Я не шучу. Так в визитной карточке.
Мой дорогой Шурочка, да то, что ты «прямой наследник поэтов серебряного века», что у тебя там где-то затерялась некая «бездна смыслов» - я бы с радостью услышал.
От кого угодно.
Только не от тебя.
Пусть об этом скажет хотя бы один вменяемый и адекватный человек: ну да, дескать, есть тут такой гений, Гущин. Великий поэт, Ваше Величество. Ты, Леша, в стихах ничего не понимаешь, а я понимаю. И Гущин – великий поэт.
…Ты, Шура (редактор подсказывает – Шаурма) – умный и мудрый человек, ироничный, блестящий рассказчик, друг моей жизни.
Но кто и когда тебе шепнул на ухо – а ты поверил – что ты поэт?
И что сносное рифмоплетство – это и есть поэзия?
…Вот сборник, ладно, давай по тексту. «Избранное избравшего».
Радует «избранное» - «полное собрание» вызвало бы прилив тоски.
«Избравшего» - что? Кого? Может, избравшего Витеньку Корецкого в академики?
…«Страстей пожары» на женском теле «никогда не любившей Земли».
Это, простите, что? Про пожары в Сибири?
Примечание, пожалуйста.
«Прорвется: не помню… Про себя: видел дождь и любил».
…Искусство – это удивление.
Это взгляд на что-то совсем чужим взглядом и в неожиданном свете.
Какой тут свет?
Я тоже видел дождь – думаю, питерцы мне в этом порука.
И тоже любил.
Ну и что в этих стихах, кроме пустой римфомплетной банальности?
Где удивление, Шура, а?
Открываем наугад: «пожары – стожары».
Пардон, тошнит.
«Земные знаки черного зачатья»…
Простите, поэт, а что такое черное зачатье? Это когда ночник в спальне выключаешь, трахаясь? Или член черного ниггера? А почему знаки земные, а не небесные – у нас же все к звездам стремится – в твоей (дамы меня простят) поэзии?
Думал продолжить чтение дальше.
Нет смысла.
Пустота и набор бессмысленных слов.
Отправляю с трудом найденные книги на место их вечного хранения. Покойтесь с миром, молчаливые мои друзья, с драгоценными знаками истинного дружества.
Эти все тонны макулатуры – я бы сказал, это «наше ничего».
Раньше было – сдашь тонну бумаг – получишь талон на какую-то Хорошую Книгу (вроде Дрюона).
Сейчас хер там получишь.
Да и Дрюона читать-то мне когда?
Мне читать-то не-ко-гда.
…Мой знакомец в эпиграмме на Гущина писал (как бы от его имени):
«Не взыщите – много разных
Есть поэтов беозбразных.
Всех нас бог велел прощать».
Да прощаем, прощаем…
Я не против графоманов.
Они – надежда и опора сдыхающего издательского дела. И за то спасибо.
Тешьтесь, детки.
Только, пожалуйста.
Не воруйте время.
Не читайте свои шедевры вслух, не садитесь на уши.
Уймитесь.
Спасите наши уши.