Я двигался по каким-то полуразрушенным домам и трущобам — со всей реалистичностью и тяжестью утреннего сна.
По бесконечным темным переходам поднялся на огромную высоту и открыл стеклянную дверь — я знал, что теперь нужно спускаться.
Но дальше была площадка без перил, очень узкая, за которой открывалась пропасть.
Мимо меня прошла совсем молодая девушка, практически ребенок, и шагнула вперед.
Я попытался схватить и удержать ее, но было поздно.
На площадку вышел мой отец, глянул вниз и, рыдая, вернулся. Было чувство непоправимой, ужасной катастрофы.
А нужный выход был рядом. С окаменевшим сердцем я спускался по огромной лестнице, вроде Потемкинской, но из железных прутьев. Внизу какая-то гламурная знаменитость раздавала автографы поклонникам, а рядом полиция и врачи собирали кровавое месиво, уже не напоминавшее человека. Толпились зеваки, а я не мог подойти и глянуть, хотя знал, что там лежит кто-то бесконечно мне близкий.
Какая-то всеведующая бабка сказала:
— Да это кришнаиты устроили там на площадке склад литературы и не закрывают дверь! Постоянно кто-то падает и разбивается.
Люди в ярких одеждах с мешками и книгами прошли мимо и стали подниматься по лестнице.
В этот момент я проснулся. Порадовался, что это был лишь сон.
Но меня до сих пор не покидает чувство происшедшей непоправимой беды.