К статье Александра Мелехова «Можно ли умываться после Освенцима» («Новая газета» № 69 25.06.2012 г.)

О разочаровании в «просвещении» в статье деятеля школьного образования Евгения Ямбурга и о том, что, похоже, к концу ХХ века «просвещенческая парадигма себя исчерпала». Суть проблемы сводится к вопросу: «способно ли образование в широком смысле этого слова облагородить природу человека, привить ему нравственные устои, позволяющие сохранить основы нормальной социальной жизни?»

Образование – как сфера деятельности в развитом государстве (всеобщее образование) – нет. Образование – как глубокое познание природы вещей отдельными ищущими людьми – да. При этом без среды – обычной массы индивидуумов со средненормальными образовательными запросами такой рост (или развитие) себе трудно представить. Для того, чтобы родились и выросли великие гуманитарии, просветители, апостолы, праведники нужны условия становления, трудности и страдания, которые создаются в социуме другими более или менее просвещенными людьми. При этом у каждого своя роль в силу данных и полученных в процессе жизни качеств.

«Покуда у человека сохранятся индивидуальные потребности(?), до тех пор у него останутся и мотивы преступать общественные нормы, в чем бы эти нормы не заключались. Пока сохранится конкуренция социальных и национальных групп, до тех пор сохранится их раздражение друг против друга… Ибо нравственность есть ничто иное, как идеализация групповых интересов, возведение интересов – как материальных, так и психологических – в ранг священных прав».

Интересы – это цели? Автор опустил понятие «нравственность» до уровня понятия « нравы» (народа, населения, племени). Правда, если слово «интересы» заменить словом «цели» (?), то получится скорее идеология, чем нравственность. 

Нрав – характер. Нравы - свойства народа, нации, не столько зависящие от личности каждого индивидуума, сколько, от условно принятых в данном обществе житейских правил, привычек, обычаев. Нравится – быть приятным, угодным, желанным; прийтись по нраву, по вкусу, по желанию; соответствовать обычаям, традициям и представлениям о том, что хорошо в данном обществе.

Нравственность – духовность; противопоставляется умственному; к умственному относится «истина и ложь», к нравственному – «добро и зло»; добронравный, добродетельный, добронравный. Даль пишет: «Христианская вера заключает в себе правила самой высокой нравственности. Нравственность веры нашей выше нравственности гражданской; первая требует только строгого исполнения законов, вторая же ставит судьею совесть и Бога».

Вот тут обратная парадигма – понимание совести и Бога, то есть нравственность, определяет нравы и, соответственно, законы того или иного общества, народа. «Доколь Коран будет основою всего быта мусульман, дотоль зверские нравы их неизменимы» - О. Даль. И нравы – это не суммы характеров отдельных представителей народа. Скорее нравы, как некие рационально-интегральные качества народа, влияют на формирование части черт характера, общих для данной нации.

По мнению автора, индивидуализм, конкуренция и законопослушность в одном обществе несовместимы. …для человека, доверяющего только наблюдениям, вполне очевидно, что любые нравственные ограничения ослабляют его конкурентные возможности: всегда удобнее бороться, имея раскованные руки и только имитировать их скованность для обмана дураков.

Очень тонкая вещь - конкуренция. Если речь идет о борьбе «воина света» (человек, ведущий Духовный Поиск) с силами, которые противостоят ему, то надо признать, что противник действительно сильнее его, обремененного нравственными ограничениями. В этом случае (если он действительно «воин света», то есть, силен духовно и обладает мудростью) «…он использует методы, именуемые «дипломатией». Когда противник ведет себя как неразумное дитя, он поступает так же. Когда тот вызывает его на бой, воин прикидывается непонимающим. …воину нет дела до мнений тех, кто считает, что он струсил, ибо он знает: отвага и ярость птички не спасут от когтей кошки. В таких обстоятельствах воин запасается терпением – враг скорее уйдет искать другую добычу, чем дождется открытой схватки с ним.» (Пауло Коэльо «Книга воина света»). То, что описано у автора рассматриваемой статьи имеет отношение к драке хама и еще большего хама, подлеца и еще большего подлеца, то есть тех, для кого нравственность (совесть и Бог) – это пустой звук. Например, в спорте такая конкуренция недопустима! Там искусственно убирают все условия подобной конкуренции.

«…это как раз рациональность предпочла не притеснять, а уничтожать конкурентов, как реальных, так и кажущихся: нет человека, нет проблем. И единственная сила, не позволяющая нам всем относиться друг к другу, так же рационально как в Освенциме, это поэзия* в широком смысле этого слова – подсознательная уверенность в том, что есть что-то более важное, чем победа над конкурентом в борьбе за приятные ощущения. …понимая, впрочем, что нравственной панацеей может быть лишь уничтожение всех индивидуальных интересов».

«…наука ослабляет желание человека рвать у других матценности лишь в той степени, в какой обеспечивает его более увлекательным занятием. Цель образования – распространение знаний, а улыбка – лишь приятный побочный продукт. Преподаватель физики должен именно физику считать самостоятельной профессиональной ценностью, а не как хитроумный путь к нравственности, понимаемой как самоограничение во имя неизвестно чего». (Точка зрения человека, который не верит в Бога, в Духовный Поиск, в необходимость совершенствоваться как человеку, так и человечеству).

«Что вменяет человечеству в священный долг рационалистическая теория модернизации, отрицающая понятие священного, – совмещать культ материального успеха с трепетным отношением к чужой собственности».

* поэзия – с гр. творчество; в переносном смысле – очарование, обаяние, что-то прекрасное, волнующее.

Поэтому, по мнению автора статьи, мир старается избавиться от всего того, что снижает конкурентный потенциал ее носителей, от всего, тормозящего освоение инноваций. В этот разряд попадает все, что рассказывает о чудесах (например, сказки, где, по сути, нет борьбы) или об идейно-нравственных переживаниях интеллигенции 1ХХ века (например, русская классическая литература, в которой тоже нет места для драки).

«Если бы мир мечты был бы так же подл, как мир экономической конкуренции, то отпали бы последние тормоза, еще мешающие устроить новый Освенцим для человеческого балласта, не сумевшего с комфортом «вписаться в рынок». Считается, что «модернизация» - это соответствие «современным» стандартам, которые устанавливают победители. Следовательно – это уподобление победителям, то есть сильнейшим. Но в природе жизнь давно бы прекратилась, если бы, например, весь животный мир уподоблялся бы саблезубым тиграм или мамонтам. И на самом деле оказывается, что «к новым вызовам лучше готовы не те, кто блистает на авансцене, а те, кто вроде бы влачит на заднем плане незавидное на первый взгляд существование».

«И драгоценно не только разнообразие доблестей, но и того, что сегодня представляется слабостями, ибо они, возможно, тоже доблести, только еще не дождавшиеся своего вызова. …может оказаться, что именно захолустная архаика, а не торжествующая современность (со всеми ее пороками, возведенными в ранг добродетелей – мое), когда-нибудь вытащит человечество из очередного экзистенционального болота, в котором его обитатели утратят такой пустячок, без которого жизнь в болоте невозможна, как азарт или готовность к смертельному риску. Словом, уверенность, что жизнь вообще не тягомотина, но захватывающая драма, участие в которой стоит тех страданий, которые она причиняет».

Итак, оправившись верою, мы имеем мир с Богом, через Господа нашего Иисуса Христа, через которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божьей. И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божья излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам. (Послание к римлянам святого апостола Павла, гл.5, 1-5)

«Трагическое мироощущение в принципе не знает, что такое единственно правильная позиция. В трагедии каждый из соперников по-своему красив и по-своему прав. ... И тогда эта архаика заставит непримиримых соперников уважать и видеть красоту убеждений друг друга, а там, глядишь, еще и убьет их страсть к окончательным решениям серьезных вопросов».

«Таких идиотов, которые возжелали бы заменить упорство и расчет верой в чудеса, в современном мире нет и не предвидится: реальность дает слишком жестокие уроки. Однако жить одним расчетом тоже почти невозможно, ибо та же реальность столь же безжалостно демонстрирует бессилие всех расчетов».