Все. забыли понятия: градостроительная политика, земельная политика. Ходят вокруг, да около, рассуждают, надо или не надо согласовывать с населением строительство "храма в сквере". Вообще наплевали на Градостроитедльный кодекс и его реализацию. Поистине Господь лишил разума и вверг в бесконечные споры по поводу строительства Вавилонской башни. Проекты межевания и правила застройки, которые надо согласовывать с населением (тоже по отработанной в развитых странах и известной нашим архитекторам процедуре) никто не вспоминает. А это совсем другая земельная политика и совсем другая экономика городов. Поистине - грехопадение аналитического мышления в архитектуре.
Ярославская Большая Мануфактура. История, случившаяся со старинным парком или чего же в действительности хочет Бог. |
|
[432x615]Для меня это история началась в 1992 году, когда я, приехав из Ташкента в Ярославль, пришла работать в Областную архитектуру (точное название уже не помню, слишком много раз оно менялось). Мастерская по охране памятников, в которой я оказалась, занималась в это время проектом реконструкции исторического парка, который носил тогда вполне советское название – какого-то партсъезда. Мне как архитектору (единственному в этой мастерской) было предложено подключиться к работе и попробовать разработать общую концепцию реконструкции парка.
Начальник мастерской Светлана Андреева – была выходцем из реставрационных мастерских, и выполнила по классическим канонам все, что требовало в парке реставрации. Заказчик же – Администрация Красноперекопского района города Ярославля, совершенно правильно считал, что этого недостаточно, и у парка помимо чисто музейной роли (затратной, по сути), должны быть, и уже в советское время прочно установились, иные функции, созвучные современным задачам.
Теперь надо рассказать об истории парка, которая, когда я с ней познакомилась, поразила меня своей значимостью для города. Если коротко, то парк – это территория бывшего старинного производства – Ярославской Большой Мануфактуры (ЯБМ), одного из нескольких, созданных по стране в петровские и послепетровские времена. Строительство фабрики, начатое в 1722 году мастерами из Голландии, заключалось в создании в русле ручья под названием Кавардаковский системы прудов, которые выполняли производственные функции по технологии тех времен: промывки и отбеливания льняных холстов. В состав фабричного комплекса входили так же производственные корпуса, сгруппированные вокруг прудов, жилые здания – дома и бараки для рабочих, склады, мельницы и гидротехнические сооружения.
Территория для размещения фабрики была выбрана очень продуманно. Производство, требующее большого количества воды, купцы Затрапезновы (Максим и сыновья) вместе с голландским партнером Яном Тамесом расположили на берегу реки Которосль (в то время судоходной), в русле полноводного ручья и за пределами города. Это были свободные территории, не занятые слободским жильем, что позволяло вести крупномасштабное строительство. К тому же на ручье уже стояли три мельницы (пильная, масляная и мукомольная), которые Затрапезнов выкупил вместе с запрудами и хозяйственными постройками.
Фрагмент гравюры А.Ростовцева, 1731 г.
«Все равно, на каком ухе шапка». Этот лозунг социальных паразитов всех стран произнес один тип, который сменил меня на посту директора предприятия, когда я ушла из бизнеса на чиновничью работу. Узнав о том, что он распродает имущество предприятия, я попыталась как-то остановить процесс целенаправленного «банкротства», наивно мотивируя свои требования ценностью труда, вложенного в создание единственного в Ярославской области предприятия подобного профиля. И в ответ на свои упреки по поводу использования в личных интересах того, что создано другими людьми, услышала эту потрясающую фразу, взятую, как мне кажется, из фольклора хитроумного пошехонского мужика: «Все равно, на каком ухе шапка».
Я всегда была человеком мирным, и считала, что «незаинтересованное деяние» – главный двигатель прогресса. Но, многократно сталкиваясь с явлениями паразитирования в действиях, например, собственного начальства, когда на результатах сделанной мной работы начальник получал поощрения, награды, а иногда и деньги, я окончательно разочаровалась в идеалах всеобъемлющего бескорыстия.
Когда-то, еще в 80х я задавала вопрос своим, умудренным опытом родителям - убежденным членам КПСС, почему они и те, кто был в нашем ближнем окружении, так много и честно работают, а страна при этом живет все хуже и хуже. Я знала про условный экономический «пирог», который при действующей тогда в стране системе уменьшается по мере отрезания от него в пользу госсектора все больших и больших кусков, вместо общего роста этого пирога и роста вместе с ним госсектора, как это выглядело в развитых экономических системах. Но только сегодня, проработав в государственном управлении, я увидела процесс деградации этой системы в действии.
Сегодня все говорят о коррупции, как о чиновничьем взяточничестве и бюджетном воровстве. Но на самом деле, это только результат государственной стратегии иждивенчества, о которой уже не раз так точно писала Ю.Латынина. Превысив безопасный уровень паразитирования на теле общества, чиновники, стараются защитить свои места, зарплаты, соцпакеты, будущие пенсии и вырабатывают правила, регламенты и законы, устанавливающие и закрепляющие порядок чиновничьей диктатуры. Теперь можно точно сказать, что выросшая за ширмой диктатуры пролетариата советская номенклатура и бюрократия, создала себе новую форму существования, став классом «захребетников» (по определению А. Нуйкина). И ее (бюрократию) хоть режь, хоть жги, хоть руби мечом, она только расползется аморфной массой, и соберется обратно, став только сильнее и монолитнее (мысль из статьи того же А.Нуйкина с названием «Письмо бюрократа», опубликованной в каком-то из номеров журнала "Огонк" конца 80х годов).
Способствует коррупции и постоянно растущая профессиональная безграмотность чиновников, которые иногда просто не знают, как решить ту или иную профильную задачу, и вынуждены «делать вид» и «напускать туман» при ее решении. Любые профессиональные знания требуют долгой учебы и практического опыта. Учебу теперь заменило ускоренное освоение неких универсальных методов управления в специально созданных для этого академиях управления. Что касается профессионального практического опыта, то сегодняшние чиновники его, как правило, не имеют, так как начинают свой трудовой путь, за небольшим исключением, можно сказать «с пеленок», как это принято в хороших династиях или кастовых системах. К тому же, теперь считается и почти открыто говорится, что чиновник – это отдельная профессия, и для того, чтобы быть им, никаких специальных знаний не требуется. А для защиты чиновничьих рубежей вполне достаточно силовых методов, мелкого жульничества и вранья. По принципу: «сила есть, ума не надо».
Чиновниками или определенного вида бюджетниками сегодня стремятся стать практически все. Так как, что-то получая от населения (бюджета), можно ничего не отдавать, не нести никакой ответственности, а при определенной изворотливости, еще и получать дивиденды в
«Только о двух вещах мы будем жалеть на смертном одре — что мало любили и мало путешествовали.» Марк Твен
Графство Девоншир, по праву можно назвать сказочным. Редкой красоты домики с любовью оформленные цветами и вьющимися растениями создают иллюзию сказки. В графстве все озабочены проблемой экологии и поэтому очень развито озеленение и строительство из экологических материалов. Крыши покрыты камышом. Местные дома немного напоминают украинские «мазанки".
В «Новой газете», которая уже стала моим настольным публицистическим изданием, появилось две статьи, в одном номере. Это статья Юлии Латыниной «Мини-империя зла» и статья Артемия Троицкого «Билет в Абсурдистан» (номер от 26 сентября). Написаны они авторами на абсолютно разные темы, но выводы из этих статей можно сделать одни, и очень далеко идущие.
О том, как Саакашвили выступил на генассамблее ООН, обозвав Россию мини-империей зла, можно было бы и не говорить (с этого начинает свои рассуждения Латынина) . И не потому, что российская делегация совершила ответный демарш и покинула зал заседаний. Просто поведение нашей страны на международной арене, уже ни для кого не секрет, похоже на поведения обиженного злого и мстительного ребенка. Своими внутренними акциями – многими законопроектами, поведением судебной системы и откровенными подлостями в отношении граждан, она тоже все чаще вызывает отвращение со стороны тех, кто ценит дух совести, нравственности и хорошего воспитания.
Для европейского мироощущения – это правовая аксиома – быть благородным по отношению ко всем, кто находится рядом с тобой. Это чувствуют люди (способные оценить благородство) в простых человеческих взаимоотношениях, бывая зарубежом в странах Западной и не очень западной Европы. Их государственные системы просто построены на этом фундаменте, сложенном из христианских ценностей в тяжелой многовековой внутренней борьбе. Поэтому западный менталитет «морщится» от неприязни акций, типа закона Димы Яковлева или антигейского законодательства, и от такой же неприязни в целях защиты детей делает выбор в сторону нарушения дипломатической неприкосновенности, как это произошло в Нидерландах.
Кто делает Россию страной-изгоем, которая пыжится всеми своими «мыльными пузырями», чтобы выглядеть экономически сильной и цивилизованной? Латынина отвечает коротко – избиратели.
Не Путин скатился до акций по запрету картины Репина «Иван Грозный убивает своего сына» или сказки Пушкина «О попе и работнике его Балде». Не Путин сажает в тюрьму общественников Гринпис по статье «пиратство» за акцию, которая юридически пиратством не является. Это делают люди, которые выросли и живут в этой стране, говорят на русском языке и составляют значительную часть ее населения. Они так мыслят и так чувствуют. И очень часто называют себя верующими.
О реформе РАН, как о поддержке со стороны государства национальной стратегии «веры» в противовес стратегии «знания» написана вторая статья Троицкого. О том, как государство, которому в принципе не нужна наука, так как у нее есть нефть и газ, разваливает свою национальную академию наук и поддерживает любые «начинания» РПЦ, включая передачу недвижимости и защиту чувств верующих.
Но хочется спросить, кто сегодня составляет цвет нашей науки? Те, кто прятал свою гражданскую позицию по поводу «инквизиторского процесса» по делу PussyRiot, если они вообще ее имели. «Пусть посидят, раз славы захотели!», - сказала со злобой в голосе в порыве «справедливого гнева» моя подруга, работающая в сфере культуры. Она не задумывается о ужасах такого сидения для молодых девочек из интеллигентных семей. Но ученый – он же мыслитель. Это его основное качество – глубокая мыслительная деятельность. И совесть, какая должна быть у великих мыслителей мира.
Когда-то в начале своего правления Путин встречался с учеными Новосибирского Академгородка. Встреча шла в прямом эфире, и мы могли наблюдать этот позор. В ответ на вопрос президента о том, куда, по мнению ученых, должна стратегически двигаться страна, престарелые профессора стали отчитываться о проделанной работе. Как на партийном собрании во времена КПСС. Президент даже не смог скрыть своего раздражения, резко оборвав унизительный отчет одного из присутствовавших профессоров.
Я 14 лет проработала в науке, и знаю точно – то, что произошло с Академией наук – закономерно. Еще в позднее советское время наука на 80% была продажной. Мой начальник в 80х докторскую диссертацию перепечатывал из чужих книг, другим их писали за должности, за подарки, за услуги, да и за деньги. А сколько стоила подготовка защиты диссертации, написание рецензий и прочие бессмысленные требования ВАК, доверительно расскажет любой кандидат любых наук, защищавшийся в 80х. В 90е годы процесс пополнения круга ученых вообще был поставлен на коммерческий поток, и о качестве такого научного материала говорить не приходится, не говоря уже о нравственной стороне вопроса.
Все правильно. «…а сидели тихо – разбудили Лихо». И не просто потому, что молчали. «…ты взвешен на весах и найден очень легким; …разделено царство
У нас перед окном вырубили березы. Для строительства очередного многоэтажного жилого дома. Скажите: «Ну, подумаешь, березы». У нас в стране целые леса с реликтовыми соснами вырубают ради чьей-то частной выгоды. Но эти 20 роскошных здоровых берез были единственным островком зелени среди панельных девятиэтажек, на лысых проплешинах насыпных грунтов в нашем типичном спальном микрорайоне. Каждый год на протяжении 20 лет Горзеленстрой втыкает в жалкое подобие газонов хилые саженцы каких-то деревьев, породы которых распознать невозможно из-за их неизбежной последующей гибели.
Эти березы выросли только потому, что росли на одной из небольших возвышенностей среди болот и красивых прудов, некогда окружающих маленькие деревеньки на левом берегу Волги за пределами основного города Ярославля.
Когда в начале 90х болота осушали и строили микрорайон, березы бережно сохранили, так как по проекту застройки они после переноса забора трикотажной фабрики должны были оказаться во дворе нашего дома.
Теперь березы стонали и падали, роняя на землю свои обширные зеленые кроны, а люди в рабочих комбинезонах торопливо пилили и пилили их широкие стволы и обрубали им ветки-руки.
По проекту застройки, по которому застраивался 3-й микрорайон, на месте фабрики должна была остаться фабрика. Но резерв фабричной территории для развития теперешний хозяин продал под жилищное строительство. Какие он и кому платил взятки, чтобы сменить функциональное назначение земельного участка теперь никто не узнает И не так важно, что на новый жилой дом, уже пятый из построенных здесь в нашем квартале сверх предусмотренных проектом застройки, не рассчитана ни инфраструктура, ни транспортная сетка микрорайона. Что превышение плотности застройки уже создало нам жителям проблемы с перебоями водоснабжения, с парковками автомобилей, со школами, детскими садами и другими социальными объектами. Растворимся в общей массе российских проблем ЖКХ под убаюкивающие рассказы о трудностях управляющих компаний и об изношенности сетей, под искренние заверения о честности тарифов, начислений и под мантры об информационной открытости.
Только березы жалко. Особенно когда знаешь, что по действующим российским законам они должны были жить. Стоять в нашем дворе в границах линий регулирования застройки, закоординированных, как и положено по Градостроительному кодексу, в официальной системе координат, и утвержденных, то есть узаконенных, между прочим, муниципальными властями. Ею же и нарушенных.
Господи, что же происходит в этой жизни! Почему так яростно побеждает ложь? Почему нигде в оценках явлений, событий, вещей и объектов, в ответах на животрепещущие вопросы, которые носятся в воздухе, волнуют людей, делают жизнь все более и более невыносимой, звучит неправда, в лучшем случае полуправда. А чаще всего нелепые оправдания или, что еще хуже, ответ по принципу – «ну что ж сделаешь, если мы такие…?». Почему не слышно голоса здравого смысла, истинного значения того или иного события? Почему никто не стремиться к истине?
В последней «Новой газете» (№18 от 1102.2013) такая расплывчатая, бесхребетная статья о Мариинском театре с комментариями разных официальных лиц (тоже «ни о чем») и фотографией, которая иллюстрирует ВСЁ. Думаю, если бы газета опубликовала одну фотографию с тем названием, которым названа статья – «Лажа блещет», но без оной, в представленной информации было бы больше смысла и правды. Там столько словоблудий, хождений «около», оправдательных размышлений и снисходительных оценок.
А, по сути, – абсурд, такой же как «тоннель от Бомбея до Лондона» в фильме «Покаяние», только уже не субъективный, придуманный героем от отчаяния. А вполне такой объективный абсурд – результат наших окончательно обвалившихся ценностей.
Где наши отечественные архитекторы, почему их не слышно и не видно, ни раньше, ни сейчас? Что они делали и делают на стажировках в странах Западной Европы?
Кто-нибудь интерисовался, как в центре Парижа бережно сохраняется Монмартр со своими двухэтажными особнячками, плющем и фонтанчиками. Почему по желанию какого-нибудь французского «гергиева» на их месте не построили небоскребы?
У нас не работают правовые и юридические аспекты градостроительства даже в рамках принятых нашей страной на себя международных обязательств. Нам плевать на ЮНЕСКО. Не выполняется даже в самых конкретных своих статьях собственный Градостроительный кодекс, не говоря уже о тех его разделах, которые содержат общие нормы, требующие последующей конкретизации.
Надо же, мэр Парижа отклонил проект православного центра на набережной Сены! Какое он имел право? Да самое непосредственное, закрепленное во французском градостроительном законодательстве и подкрепленное мнением общественности, в том числе, профессиональной.
Во французском городе Рошфоре, в котором я была в составе группы российских специалистов, по государственной программе сохранения исторических городов был восстановлен из руин исторический центр. Главными предметами сохранения, как исторической ценности объекта – исторический город – по логике здравого смысла и по французскому законодательству об охране памятников признаются: фасады, объемы и тип застройки. В составе исторической застройки в Рошфоре восстанавливался городской театр. Никому не пришло в голову громоздить на его месте новый объект с современными технологиями и новыми сценами. Его сохранили, как провинциальный театр с маленькой гордской труппой и некоммерческим репертуаром ради того, чтобы не нарушать архитектурно-градостроительный ансамбль, признанный историческим наследием города Росшфора.
В Санкт-Петербурге удалось сделать то, что в уже пытались сделать в Ростове Великом в конце 90х. Там собирались снести целый исторический квартал с памятниками архитектуры, чтобы удовлетворить амбиции директора городского театра и размахнуть современные сценические технологии на месте маленького провинциального театра. Не градостроительные ограничения по охране исторического наследия, тоже установленные на международном уровне, остановили стройку. Не смогли выбить большой федеральный бюджет на маленький в масштабах нашей страны город Ростов. А в Санкт-Петербурге смогли. Снесли исторические памятники, наплевали на методики по сохранению градостроительного наследия, рекомендуемые Советом Европы, и на жесткие требования ЮНЕСКО к строительству в исторической среде.
Не хочется «тыкать пальцем», тем более автор статьи это откровенно сделал, назвав поименно всех крупных руководителей, имевших отношение к этому строительству. Можно было бы назвать еще несколько исполнителей – инженеров и архитекторов, работавших в разных министерских структурах в течение этих 10 лет, и которые были проводниками грандиозных замыслов директора Мариинки и других сильных мира сего. Но в моей статье не о них речь. Сегодня мне неинтересны их личности. Я размышляю о тенденциях, о правде и лжи.
Замечательный рассказ Алексея Поликовского «В начале света». Объемный слепок человеческого общества. Где ложь плодит ложь, где люди
Генпланы, как инструмент административного регулирования, позволяющий решать правовыми методами задачи преобразования городов, в России использовались, так же как и в Европе. В процессе екатерининской градостроительной реформы конца XVIII века были перепланированы все 11 городов Ярославской губернии. Целью таких масштабных изменений было не только создание регулярных планировочных систем из функционально хаотичной средневековой городской застройки. Они преследовали так же цели, например, выноса за пределы жилой застройки скотобоен, кузниц, пивоварен и других «грязных» ремесленных заведений, или размещения новых социально значимых и необходимых городских объектов.
В г. Ростове план регулярной перепланировки 1779 года «декоративно оформил» естественную структуру сложившейся застройки, сгруппировавшейся на берегу оз. Неро в нижней точке водосбора Ростовской котловины. На протяжении 7 веков город и его предместья – слободы и концы «сидели», как на островах, на возвышенностях вдоль естественных водотоков и затапливаемых в паводки территорий, используемых населением под пойменные луга, сенокосы и огороды. Таким образом, спланированная радиально-кольцевая регулярная структура города, включившая в его состав и бывшие предместья, идеально отразила общий рисунок природно сложившегося дорегулярного плана, но жестко сломала саму систему планировки и спровоцировала все последующие гидрогеологические проблемы города, создав барьеры естественному водосбору кольцевыми направлениями насыпных дорог.
Надо отдать должное столичным планировщикам, интуитивно угадавшим такую специфику формируемой городской застройки. Генеральным планом было предписано - не застраивать пространства внутри кварталов, а создавать там сады – регулярные и плодовые, на территориях, приближенных к центру и огороды, в периферийных кварталах. Такие открытые внутриквартальные пространства, как правило, с прудами в центре, создавали систему локальных водосборов, защищая дома, поставленные по периметрам кварталов, от подтопления поверхностными стоками. Пруды использовались и как пожарные водоемы.
К задачам градорегулирования следует отнести и стимулирование губернскими властями застройки образовавшихся в результате перепланировки пустых кварталов (площади нового города оказались избыточными по отношению к проживающему населению). Порожние места раздавались зажиточным купцам для строительства домов «с торговыми и гостиными местами». К этой же категории вопросов относилось требование строительства домов по образцовым проектам, разработанным в стиле провинциального классицизма.
Не очень эффективно в Ростове, но работало и установленное «право города на земли». Одной из задач регулярного плана была задача организации новых площадей для проведения ростовской ярмарки, которая переживала к этому времени свой второй расцвет, в связи с отменой Екатериной II внутренних таможен, и уже не вмещалась на территории соборной площади в валах. Вокруг крепости было запланировано освободить от дорегулярной застройки широкое пространство в форме полукольца для размещения 14 специализированных торговых площадей «от озера до озера». Однако реализовать это решение полностью удалось только более, чем через 100 лет, в конце XIX века, когда потребности в ярмарочной торговле практически сошли на нет и площади стали занимать: городским парком и отдельными штучными объектами, плохо вписывающимися в структуру регулярной планировки. Остальные территории ярмарочного кольца зарастали самосевом, спровоцировав сегодняшнее назначение их, как зеленых зон, требующих значительных объемов благоустройства и потому для города затратных. Произошло это из-за функциональной обоснованности решения, принесенной в жертву красивому рисунку плана, но и «право города на земли» оказалось реализованным далеко не полностью.
Городу Ярославлю повезло, наверное, больше, чем Ростову. Секрет его неуловимого своеобразия и привлекательности – в личности первого наместника, генерал-губернатора А.П. Мельгунова. Репутация авторитетного администратора позволила ему отклонить от утверждения регулярный план города, разработанный в Санкт-Петербурге в 1769 году, как жестко ломающий сложившуюся дорегулярную планировочную структуру города. После он лично возглавил работу по созданию нового регулярного плана, который был утвержден императрицей в 1778 году. Задачами, поставленными в плане, было не просто регулирование застройки, как во многих других городах, но и задачи функционального переустройства, реконструкции и благоустройства городской среды. По свидетельствам современников, город преобразился за 9 лет. Причем осуществлялись преобразования, судя по историческим источникам, «без насилия и
В нашей прежней социально-экономической системе популярно считалось, что градостроительство – это строительство городов. Все иные планировочные стратегии были уделом очень узкого круга специалистов, имели ь ограниченное применение и предназначались исключительно для внутреннего потребления Госплана. Собственно и само градостроительное развитие понималось только как количественный рост квадратных метров жилой площади и городских территорий для ее возведения.
Именно в этой простоте понятия заложена главная причина нашего сегодняшнего неблагоустроенного существования. Ведь и сегодня любой управленец, от которого зависит экономическая политика региона или города, не видит в генеральном плане ничего, кроме картинок, иллюстрирующих места для будущих объемов строительства. Хотя в новых экономических условиях, когда массовое жилищное строительство уже государством не финансируется, и объемы строительства зависят исключительно от инвестиционной активности, такие цели не просто устарели. Они формируют те самые «двойные стандарты» из частных интересов тех, кто принимает решения о строительстве, и общественных интересов, оформленных в современном законодательстве в соответствии уже с европейскими образцами.
В развитых странах с рыночной экономикой к идеям градостроительного планирования пришли в период экономической депрессии 30 – 40х годов ХХ века. Этому предшествовало накопление социальных проблем, связанных с активным разрастанием городов в период Промышленной революции второй половины ХIХ века, которые власти пытались решать отдельными законами о санитарном благополучии или массовом строительстве дешевого жилья. Позже технические возможности создания новых транспортных систем в начале ХХ века увеличили возможности целенаправленной децентрализации перенаселенных крупных городов Западной Европы, но появились опасения по поводу их «расползания» и потери сельхозземель. В результате возникло мощное общественное движение за ограничение роста городов с помощью планирования, которое со временем переросло в государственное регулирование процессов урбанизации.
В советские годы не принято было аппелировать к зарубежному опыту градостроительного планирования. Поэтому даже из специалистов мало кто знал, что наша система градостроительного планирования – это их «физическое планирование», первый опыт градорегулирования в рыночных условиях, когда планируемые результаты – землепользование, виды деятельности и развитие территорий прорабатывались и фиксировались очень точно и детально, вплоть до отдельных зданий.
В странах Западной Европы «эра генеральных планов» закончилась к 60ым годам, как система быстро устаревающих и социально неточных прогнозов. У нас же к этому времени такое детальное планирование как раз хорошо встроилось в пирамиду централизованного распределения бюджетных средств на развитие панельного домостроения, на массовое жилищное строительство и соответствующие объемы социальных благ. О слабой обоснованности таких градостроительных планов и перспектив писали отдельные советские ученые, о прогнозировании вообще не думал никто, главными целями было просто наращивание объемов: строительства и финансирования быстро возводимых городов.
Генплан г. Ярославля, 1933, 1968, 1985 годы. Планы индустриализации и социальной реконструкции городской среды послужили основой амбициозного проекта, в котором территории города увеличены втрое, к существующим довоенным, через р. Которосль запланировано строительство пяти мостов, а «тело» города прорезано с севера на юг многочисленными проспектами – транспортными магистралями. В результате сегодня более половины территорий города – промзоны и пустыри, разделяющие исторический центр города и отдаленные жилые районы Брагино, Нефтестрой, Резинотехнику, проспекты заканчиваются мостами «в никуда», а город захлебывается от транспортных проблем. О неэффективности работы инженерных коммуникаций, запланированных не там, где сегодня требуется, и растянутых на десятки километров, сегодня уже можно и не говорить.
Генплан г. Гаврилов-Ям, 1987 год. Среди причин нереализованности генплана - гипертрофированные для малого города планировочные подходы, которые отразились в игнорировании частного жилого сектора, в принципах формирования систем общественного обслуживания и самих типах застройки. Например, в составе общественных зданий планировалось размещение 880 мест в домах культуры и от 600 до 800 мест в кинотеатрах, гостиниц и ресторанов в общей сложности на 400 мест, универмага 200 кв. м торговой площади (плюсом к двум колхозным рынкам), не говоря уже об административных излишествах типа «Дом Советов» или «Дом торжеств». В городе, в котором 80%
Вчера по ТV показали сюжет по очередному сносу самовольно построенного объекта, на сей раз, в Нижнем Новгороде. Снесли двухэтажный ресторан, капитально возведенный на земельном участка, оформленном в аренду на 5 лет. Надо было видеть лица хозяев объекта - кавказцев по национальности. Злоба, ненависть, решимость отомстить тем, кто их обманул, это отчаяние разоренных предпринимателей, с которых сначала тянули деньги, а потом бросили "на произвол судьбы". Это не национальный вопрос - это вопрос нравственности вообще, нравственности наших властей, устанавливаемых ими законов и ущербной градостроительной политики, в частности.
Для чего по нашему законодательству власти оформляют аренду земли в центре города на такой небольшой срок? Подо что можно оформить землю на пять лет? На время строительства. Вопрос лишь - строительства чего? И вот тут начинается футбол между службами: земельщики, архитектура, СЭС, пожарники... Всего около 18-ти инстанций: служб, комитетов, департаментов, как у кого составлена система управления. И везде за деньги официальные - за согласование сначала идеи, потом проекта. И неофициальные за обещания узаконить то, что будет построено.
Двадцать лет у нас в стране действует безнравственная система, система обмана, сводящая на нет статью Конституции о праве инвестора на результаты от своих инвестиций. Пять лет человек оплачивает аренду земли, на которой неизвестно, что должно быть построено. Ходит по инстанциям разрабатывает проекты, оплачивает, так называемые технические условия, но никто не гарантирует ему положительный результат.
На любом этапе у него может возникнуть тормоз в виде непомерных требований чего угодно (например, фонарей для освещения улиц, новой трансформаторной подстанции или километровой ветки водопровода для тушения возможных пожаров). А может и вообще появиться запрет на строительство, потому что кто-то кому-то среди этой массы разномастных чиновников захотел помешать. А повод для такого запрета в условиях абсолютной свободы (то есть, когда нет никаких правил) найти не так уж и сложно. И ни у кого нет никакой ответственности.
Те, кто строит свой бизнес, если его бизнес не строительство (в котором все схвачено), видя всю эту разорванную правовую ткань, платит взятки, в надежде на совесть того, кто ему обещает "положительное решение вопроса". А это в прогрессии могут быть все 18 или 25 служб. И когда, при построенном объекте выясняется, что: объект не соответствует функциональному назначению земельного участка, земельный участок не предназначен для такого строительства, построенный объект опасен с пожарной точки зрения, к объекту невозможно подвести водопровод (газ, канализацию, электричество) и далее список причин можно продолжить в прогрессии (насколько хватит фантазии), срок аренды заканчивается. Как правило, разрешения на строительство нет (не получено, отказ, вышли сроки, предназначенные на строительство). Формально процесс завершен и никакое обращение в суд не гарантирует инвестору возврат ему вложенных средств.
И если наш русский предприниматель, по большей части полезет в петлю, человек с Кавказа с его темпераментом будет мстить. Вот вам и национальный вопрос.
Идея активного Апокалипсиса, конца, который является началом нового мира.
Люди очень легко объявляют наступление конца мира на том основании, что переживает агонию и кончается историческая эпоха, с которой они связаны своими чувствами, привязаностями и интересами. В основании такого рода идеологии лежит бессилие, подавленность и страх. Но от состояния подавленности и страха ничего хорошего произойти не может. Мне близок не Вл. Соловьев и не К. Леонтьев, а Н.Федоров. Его сознание, связанное с активностью человека и с победой над смертью, мне представляется самым высоким в истории христианства… Гениально у Федорова то, что он, может быть первый сделал опыт активного понимания Апокалипсиса и признал, что конец мира зависит и от активности человека. Апокалиптические пророчества условны, а не фатальны, и человечество, вступив на путь христианского «общего дела», может избежать разрушения мира…
Понимание Бога и Богочеловека-Христа как судьи и карателя есть лишь выражение человеческого состояния, человеческой тьмы и ограниченности… Переход в подлинно творческое состояние освобождает от этого унижающего человека состояния… Конец есть дело Бого-человеческое, которое не может совершаться без человеческой свободы, есть «общее дело», к которому призван человек… Переход от исторического христианства, которое отходит в прошлое, к христианству эсхатологическому, которому только и принадлежит будущее, должен означать не возрастание пассивности, а возрастание активности, не возрастание страха, а возрастание дерзновения. (стр. 308)
Статья опубликована в журнале "Зодчий" (№1, 2001 г., Санкт-Петербург)
Хрущевские реформы оказались бедой для советской архитектуры, поставив её в положение служанки при строительном процессе. С этим распространенным в архитектурных кругах мнением можно было бы согласиться, не зная истории нашей советской архитектуры, наполненной внутренними противоречиями и борьбой. Борьбой самой беспощадной внутрицеховой, борьбой архитекторов с архитекторами, мало отличающейся от борьбы ученых с учеными, писателей с писателями, художников с художниками, о результатах которой мы теперь узнаем из нескончаемых перечней репрессированных в 30-х – 50-х годах. Только теперешний «плач» по случаю отсталости нашей науки ничто по сравнению с до сих пор не прозревшим и не покаявшимся перед преданной и творческой архитектурой, архитектурным цехом.
Итак, «Архитектурные итоги тысячелетия» подведены. Плакать или смеяться по поводу того, что представила к съезду Союза архитекторов архитектурная общественность на выставке с этим названием? Трудно сказать. Пожалуй, следует задать иной вопрос: «Кто ей – этой архитектуре – теперь поверит после таких итогов?» Может, все-таки надо остановиться и задуматься – что мы, как архитекторы, сделали для наших городов? Может, надо для этого посмотреть на самих себя и оглянуться назад? Может, настало время покаяться перед народом, которому мы служим?
Наши предки обладали пониманием «города» на уровне интуиции. В результате, сравнительно несложный по своим потребностям древнерусский город развивался как организм, выросший из природы и конкретных условий жизни человека. Екатерининская строительная реформа с большей или меньшей революционностью упорядочила эту органичность, сделав большинство провинциальных русских городов заложниками (и в плохом, и в хорошем смысле) замкнутых систем.
Серьезный институциональный шаг в российском градостроительстве сделан в 20-е годы, когда на смену землеустроительным планам, планировочно закрепляющим систему частных землевладений, пришла новая политика развития города. Появился генеральный план в его сегодняшнем понимании с функциональным зонированием, транспортной и инженерной инфраструктурой, системой ландшафтной организации города и т.д. Необходимость комплексного подхода к планированию города была предопределена революционными идеями социального переустройства жизни в новой России и совпадала по времени с общемировыми архитектурными идеями социального переобустройства городов. Идеи англоамериканцев Э.Ховарда, К.Перри, Ф.Л.Райта и родоначальников современной европейской градостроительной традиции П.Геддеса и Л.Корбюзье находили отражение в замыслах известных советских архитекторов, таких как М.Гинзбург и братья Веснины. Идеи «города-сада» и «социальной интеграции» реализовали и неизвестные советские архитекторы-ученые, разрабатывающие генеральные планы провинциальных городов. Но за их спинами стояла другая архитектура.
В 3 0-х г о д а х и д е я м социально-пространственного преобразования среды была противопоставлена идеология интернационального стиля в архитектуре. Вычеркнув все, что было уже пройдено в мировой практике и собственной стране, все эти «модерны», «конструктивизмы» и «функционализмы», уже другие советские архитекторы встали на борьбу за чистоту формы и идеи. В результате лучшее украшение объемов классическими ордерами стало главным предметом творческих достижений советской архитектуры. И в то время, когда мировое архитектурное мышление, опережая общественные потребности, искало опору в китайской философии о пространстве и в практике пространственной организации среды азиатских городов, когда на Западе отрабатывались методы градостроительного планирования, наши архитекторы спорили о том, должен ли быть дом для железнодорожников похож на поезд и как употребить в этом случае классический ордер.
В начале 60-х архитекторы признали свои ошибки, назвав их «украшательством» и «излишествами в архитектуре», делавшими строительство дорогим и неэффективным, но скромно умолчали об этой своей очень специфической роли в острейшем жилищном кризисе страны. А потом очень обиделись на власть за ликвидацию Академии архитектуры и индустриализацию строительства. Позже, в 70-х, когда шла застройка городов, гнались миллионы квадратных метров панельно-спальных районов, архитекторы-ученые послушно подводили под планы ДСК нормы жилищной обеспеченности, а архитекторы-проектировщики сидели на конвейерах привязок «типовухи».
К статье Александра Мелехова «Можно ли умываться после Освенцима» («Новая газета» № 69 25.06.2012 г.)
О разочаровании в «просвещении» в статье деятеля школьного образования Евгения Ямбурга и о том, что, похоже, к концу ХХ века «просвещенческая парадигма себя исчерпала». Суть проблемы сводится к вопросу: «способно ли образование в широком смысле этого слова облагородить природу человека, привить ему нравственные устои, позволяющие сохранить основы нормальной социальной жизни?»
Образование – как сфера деятельности в развитом государстве (всеобщее образование) – нет. Образование – как глубокое познание природы вещей отдельными ищущими людьми – да. При этом без среды – обычной массы индивидуумов со средненормальными образовательными запросами такой рост (или развитие) себе трудно представить. Для того, чтобы родились и выросли великие гуманитарии, просветители, апостолы, праведники нужны условия становления, трудности и страдания, которые создаются в социуме другими более или менее просвещенными людьми. При этом у каждого своя роль в силу данных и полученных в процессе жизни качеств.
«Покуда у человека сохранятся индивидуальные потребности(?), до тех пор у него останутся и мотивы преступать общественные нормы, в чем бы эти нормы не заключались. Пока сохранится конкуренция социальных и национальных групп, до тех пор сохранится их раздражение друг против друга… Ибо нравственность есть ничто иное, как идеализация групповых интересов, возведение интересов – как материальных, так и психологических – в ранг священных прав».
Интересы – это цели? Автор опустил понятие «нравственность» до уровня понятия « нравы» (народа, населения, племени). Правда, если слово «интересы» заменить словом «цели» (?), то получится скорее идеология, чем нравственность.
Нрав – характер. Нравы - свойства народа, нации, не столько зависящие от личности каждого индивидуума, сколько, от условно принятых в данном обществе житейских правил, привычек, обычаев. Нравится – быть приятным, угодным, желанным; прийтись по нраву, по вкусу, по желанию; соответствовать обычаям, традициям и представлениям о том, что хорошо в данном обществе.
Нравственность – духовность; противопоставляется умственному; к умственному относится «истина и ложь», к нравственному – «добро и зло»; добронравный, добродетельный, добронравный. Даль пишет: «Христианская вера заключает в себе правила самой высокой нравственности. Нравственность веры нашей выше нравственности гражданской; первая требует только строгого исполнения законов, вторая же ставит судьею совесть и Бога».
Вот тут обратная парадигма – понимание совести и Бога, то есть нравственность, определяет нравы и, соответственно, законы того или иного общества, народа. «Доколь Коран будет основою всего быта мусульман, дотоль зверские нравы их неизменимы» - О. Даль. И нравы – это не суммы характеров отдельных представителей народа. Скорее нравы, как некие рационально-интегральные качества народа, влияют на формирование части черт характера, общих для данной нации.
По мнению автора, индивидуализм, конкуренция и законопослушность в одном обществе несовместимы. …для человека, доверяющего только наблюдениям, вполне очевидно, что любые нравственные ограничения ослабляют его конкурентные возможности: всегда удобнее бороться, имея раскованные руки и только имитировать их скованность для обмана дураков.
Очень тонкая вещь - конкуренция. Если речь идет о борьбе «воина света» (человек, ведущий Духовный Поиск) с силами, которые противостоят ему, то надо признать, что противник действительно сильнее его, обремененного нравственными ограничениями. В этом случае (если он действительно «воин света», то есть, силен духовно и обладает мудростью) «…он использует методы, именуемые «дипломатией». Когда противник ведет себя как неразумное дитя, он поступает так же. Когда тот вызывает его на бой, воин прикидывается непонимающим. …воину нет дела до мнений тех, кто считает, что он струсил, ибо он знает: отвага и ярость птички не спасут от когтей кошки. В таких обстоятельствах воин запасается терпением – враг скорее уйдет искать другую добычу, чем дождется открытой схватки с ним.» (Пауло Коэльо «Книга воина света»). То, что описано у автора рассматриваемой статьи имеет отношение к драке хама и еще большего хама, подлеца и еще большего подлеца, то есть тех, для кого нравственность (совесть и Бог) – это пустой звук. Например, в спорте такая конкуренция недопустима! Там искусственно убирают все условия подобной конкуренции.
К статье Владимира Пастухова "Конституционная реформа".
Здравствуйте Владимир Борисович. Прочитала вашу статью и решила поразмышлять вместе с Вами по поводу рассматриваемой Вами темы. Вы абсолютно правы, показывая процесс деградации европейского конституционализма в условиях российского государства и замены любых видов субкультур субкультурой криминальной, правовых отношений отношениями, принятыми в криминальной среде. Однако не могу согласиться, что выход – это переписывание Конституции. Так же, как не вижу смысла в митинговых шоу – они в нашей ложью разъеденной стране носят столь же декоративный характер, как и все конституционные инструменты, которые эффективно действуют в правовом государстве.
Откуда такой безнравственный итог функционирования конституционного поля в России, Вы в своей статье показали, но позволю себе привести один пример. Кирилл Рогов в «Новой газете» (№12 от 06.02.2012) сравнивает сегодняшние митинговые требования чистых выборов с покупкой куска мяса в магазине, когда покупатель, оплатив установленную цену в 400 рублей, не может получить сдачу со своей кровной 1000 рублей. С него требуют доказательство, что эта тысяча у него была, пытаются предложить дополнительные услуги (например, лучшее освещение магазина) или договорится о присвоении более высокого качества уже купленному куску мяса или, просто, о более высокой его цене.
На первый взгляд так и хочется сказать: политика потому и не называется торговлей, а торговля политикой, потому что это разные формы (уровни, методы) отношений. С другой стороны – не такая уж невероятная в условиях сложившегося у нас в стране экономического климата ситуация. И почему бы и не представить себе, что цену (тарифы) в магазине установили сверху (по вертикали с государственного уровня) через систему трестов – главков – департаментов, как чаще всего и поступают со всякими тарифами. И эта цена не покрывает затрат на качественную продукцию, тот же ремонт и переделку помещений (по требованию опять же государственных надзорных органов). Что остается делать продавцу (директору) частного магазина. Только всеми силами доказывать, что «…это не я, и лошадь не моя», и любыми путями отобрать эти деньги у кого-то другого, в данном случае, у потребителя.
Вот так, на любом уровне отношения, будь то простые отношения между покупателем и продавцом, или сложные, которые должны формироваться между обществом и властью, подчиняются экономике, и если в ней отсутствует логика обоснований, то рано или поздно возникнет конфликт. Сейчас уже на всех уровнях и со способами решения, все больше уголовно-криминальными.
Наша Конституция, в отличии от европейских образцов, не выросла снизу из правил землепользования и совместного проживания, подкрепленных практикой выстраивания финансово-экономических отношений. К своему дореволюционному опыту земского управления мы не хотим обращаться. Почему-то не восприняли европейский опыт местного самоуправления, хотя Совет Европы проводил для нас специальные программы обучения (в Ярославской области – г. Ростов). Вы не хуже меня знаете, что мы выстроили по вертикали на нижнем уровне и чем это отличается от европейских моделей.
Да, принял Конституционный суд справедливое решение о праве человека на регистрацию его в дачном (?) доме. Но под этим решением ничего нет – пустота. Дачные кооперативы формировались в советское время только для ведения подсобного хозяйства. Размер земельного участка даже не предполагал возможности строительства на нем жилого дома (в свое время был прямой запрет). О новых нормативах (правилах) такого строительства никто не озаботился. Продукты жизнедеятельности теперь в прямом смысле под боком у соседа. В результате - населенного пункта нет, элементарной инфраструктуры (минимальной, хотя бы как для деревни) нет, нет школы, детского сада, поликлиники и много чего другого, что образует более или менее современную среду для жизни. Я не говорю об отдельном конкретном случае, в нем, может, эти вопросы и решались. Но следом потянется тенденция, и встанет вопрос о системе. Поэтому и вся «дачная амнистия» не пошла, для нее нет «конституционного фундамента». В цивилизованных странах это называется планированием и является правовым основанием тех самых гражданско-правовых отношений, о которых Вы пишете. У нас же сфера градостроительства, раздерганная архитекторами, строителями, земельщиками на отдельные составляющие ее части превратилась лишь в бесконечный ряд конфликтов по поводу строящихся или, наоборот, нестроящихся объектов.
Убеждена, начинать решать проблему надо на низовом уровне, уровне местного самоуправления, правил землепользования и совместного проживания. Это единственное, что может снять напряжение, например, в системе ЖКХ (обоснование тарифов), сдвинуть с места вопросы землеустройства и конфликтов в этой области права. Наконец, правильно составленные мобильные генпланы (в зарубежной трактовке «up-doun-up») – это муниципальные информационные системы – открытые, понятные людям и достоверные для более
К статье Дмитрия Косырева «Остановите модернизацию». «Новая газета» иногда публикует интересные аналитические материалы, в которых авторы демонстрируют неожиданный «стоп-взгляд» на, казалось бы, привычные в современном мейнстриме вещи. Так и в этой статье автор наблюдает всплеск негативных высказываний в китайском интернете по поводу рывков экономического и технологического развития, которые совершает в последние годы Великая Поднебесная. Происходит это на фоне последних крупных техногенных катастроф, в том числе, на транспорте, уносящих жизни сотен и тысяч людей. И не удивительно, что об этом задумываются в азиатских странах с их экономическими рывками и чудесами. Именно в их веками воспитываемом умении подчинять индивидуальное общественному заложен, как успех в их экономическом процветании, так и осознание таящихся в неограниченном развитии опасностей для человека. И они первые говорят: «Стоп» однобокому техническому росту, подгоняемому погоней за деньгами, прибылями, дивидендами и, вслед за этим, экономическими победами в соревновании государств.
Вообще не бежать, не хватать, не торопиться даже одному человеку (индивиду) крайне сложно научиться (но поверьте - очень полезно и, главное, продуктивно; начинаешь везде успевать) . К сожалению с человеком это происходит вынужденно только в старости, когда уже просто не остается сил на "очень хочется". Что уж говорить об общей мировой тенденции - вперед к развитию экономики! И никто не отдает себе отчета - куда? К еще большим самолетам, небоскребам и мегаполисам? Недаром люди все больше и больше погружаются в стрессы и страхи. И конечно задумываются, особенно в такой стране, как Китай. Ведь конфуцианство, как идеология и философия, продолжает составлять внутренний костяк этой цивилизации. Кто увидел и понял представление на закрытии пекинской Олимпиады, тот поймет, как эта общность двигается к своей внутренней органике, к осознанию бесконечности жизни и ее главных принципов – равновесия и гармонии.
Да, мир будет совсем не таким, как его рисуют сегодня в "ящике" разные эксперты - специалисты. Он будет либо последствием катастроф (или какой-нибудь глобальной катастрофы), либо замеченная в статье тенденция получит развитие. И на смену отдельным прогрессивным властителям (король Бутана Джигме Сингье Вангчук, который сказал: «Счастье народа важнее процентов валового внутреннего продукта») придет здравый смысл. И нечего гадать, надо начинать с общей стратегии и переводить вектор экономической системы на всех ее уровнях с количества на качество.
Например, эксперты ООН "Хабитат" давно призывают изменить отношение к земле (вполне конкретное правовое действие), как к объекту права на отношение, как к субъекту права. Я не претендую на знание, но предполагаю, что точкой роста должно стать местное самоуправление и градостроительное право (земля), как, например, во Франции. Вам нравится среда, в которой там живут люди? А нам надоело жить в спальных блок-секционных резервациях без дорог, дворов и в помойках. И без права что-нибудь изменить даже не в общей системе, а в собственном доме или городе. Потому что кто-то гонится за количеством (власти, денег, вещей) и макроэкономическими показателями в масштабах всей страны.
«Почему у нас в России такое засилье общественности и так мало публичной политики?» - это очень верный и глубокий вопрос. На который, по сути, Вы сами же и отвечаете – потому что у нас в России слово «публичный» стойко ассоциируется «с публичными девками и публичными домами», а не с публичным сервитутом, например.
Я градостроитель и городскими системами занималась профессионально. И сегодня, я окончательно пришла к выводу, что все исследования, анализы и рассуждения на тему общества, общественности и публичности лишены гравитации, а точнее привязки к земле. (Кстати, в организованной «Новой газетой» рубрике ближе всех к моим выводам оказалась статья «От общего места к общему делу».)
В советское время о частной собственности на землю и речи быть не могло, но именно жители районов частной застройки сохраняли традиционный уклад жизни и формы самоуправления, например, такие как махалля в Средней Азии (я там проработала в градостроительной науке более десяти лет). Да и в России, насколько я смогла понять за двадцать лет наблюдений, жители такой застройки даже после переселения в новые блок-секционные микрорайоны еще долго сохраняли дух и форму соседских общностей. Которые в исторических районах, например, г.Ярославля (пос. Норское) совпадали по границам с территориями достаточно коротко существовавших земств.
Да, да. Не удивляйтесь. Очень долго (в масштабах человеческой жизни) исторические города сохраняли еще дореволюционную планировочную структуру и собственно характер землевладений. Этому немало способствовало и то, что советская власть считала экономически невыгодным заниматься сносом старой застройки и, начиная с 60х годов, активно застраивала пригородные сельхозземли. Архитекторы очень хорошо знают, как такое невнимание к историческим центрам привело к 80м годам к их физической деградации, с одной стороны. Но позволило сохранить их как памятники истории и культуры, с другой.
Социологи, которые работали в советской архитектурной науке, уже в 70х годах били тревогу по поводу социума в новой блок-секционной застройке. В этой массово-безликой среде, в советские годы создаваемой по единому госзаказу, плохо формируются соседские связи, возникают условия для конфликта интересов по принципам той самой коммуналки (цветники, машины, собаки), очень ограничены возможности для молодежного общения и, как следствие, неизбежна деградация личности. Этому способствует плохо организованная пространственная дифференциация. По сути мы имеем только два пространства: индивидуальное – квартира и общее междомовое, которое должно совмещать в себе абсолютно все придомовые функции, но по сути остается только транзитным пространством – путем в свою квартиру.
И что очень важно для той темы, обсуждение которой ведет «Новая газета» (от 21.03, 4.04, 18.04.2011), так это то, что сегодня уже можно сказать и по-другому: мы имеем дело с крайне неэффективным использованием земель. Благоустройство междомовых территорий, которые к тому же плохо выполняют необходимые бытовые и рекреационные функции, в общегородских объемах сегодня легло непосильным финансовым бременем на экономику городов (кстати – один из побудительных мотивов, так называемой уплотнительной застройки). И пока без всяких обнадеживающих перспектив на экономическое чудо.
Переход к рыночной экономике, возникновение частной собственности на землю должно было изменить многое в вопросах градостроительства, землепользования и формирования земельного права и земельных отношений. Не место в этой статье писать почему, но этого не произошло. Более того, стало еще хуже, так как ущербная земельная политика, возврат к старым системам градостроительного планирования в их самой усеченной по задачам, «куцей» форме, абсолютно корявая реформа ЖКХ практически не оставляют надежд на изменение вектора деградации. Но пока еще оставляют надежду на то, что вы все называете общим делом.
Вы знаете что такое «публичный сервитут»? Действенный правовой механизм в странах с развитой системой права. Понятие, кстати записанное в Земельном кодексе, но абсолютно не используемое в нашей российской практике земельных отношений. А ведь действие таких правовых механизмов - это один из наивысших критериев соединения (или совпадения) общественных интересов. Во Франции я была потрясена открытием, что кондоминиум – это объект недвижимости, сформированный почти всегда на основе каких-то общих интересов. Например, поселок цветоводов из десятка домов с общим двором – потрясающим цветником. Аналогии с нашими садово-огородными кооперативами не пройдут, так как их возникновение имело совсем другие побудительные мотивы, и так же, как в ситуации с массовой жилой застройкой, сегодня это огромная, по масштабам страны, застывшая проблема, никакими усредненными нормами и правилами не решаемая. (Когда летишь над Францией, то внизу видишь компактные, аккуратные поселения и очень много ухоженной, благоустроенной природы. Когда подлетаешь к Москве, то земля вокруг нее утыкана садово-огородными трущебами - как курицами закакана.) Хотя
ГРАДОСТРОИТЕЛЬСТВО или ПРАВОВАЯ ПУСТОТА.
Кто-нибудь всерьез задумывался, почему градостроительная политика называется политикой? За последние 10 лет, пожалуй, только в Москве не побоялись открыто называть так сферу деятельности, за которой стоит прожорливая строительная отрасль. Да и то, потому что в погоне за деньгами потеряли политическое чутье и «выпятили» на всеобщее обсуждение Генеральный план города, который и призван был, по мнению заказчиков, эти коммерческие интересы законодательно декорировать.
В других городах, где денег на строительство неизмеримо меньше, и они «падают», в основном, из верхних бюджетов, генеральные планы разрабатываются и утверждаются исключительно в тиши кабинетов. Потому что – политика. Политика, как отражение «общественных интересов», выраженных прибылями строительных монополий, интересами узкого круга представителей власти и амбициями отдельных представителей, так называемой, городской общественности.
Пресловутые нулевые годы принесли в нашу жизнь очень много из советского времени. Но не секрет, что история имеет обыкновение повторяться как фарс. И советская система планирования развития городов, взятая на вооружение нашими капиталистами от строительства, не исключение. А вернее начало всех проблем. Ведь нехватка детских садов и школ, транспортные и коммунальные проблемы только «маскируются» некими внешними причинами. На самом деле, это полное отсутствие градостроительного планирования, которое в советской системе Госплана лежало в основе экономики любой территории – области, района или города. Без действующего Генплана города невозможно было ни сформировать его бюджет, ни получить средства на текущие расходы.
Другое дело, что даже в старой системе планирования, где источник финансирования был только один – государство, генпланы, как физические планы строительства отдельных объектов не поспевали за временем. Об этом писали специалисты-градостроители 80х. Но в городах – крупных, средних и части малых, были все-таки созданы коммунальные системы, на которых до сегодняшнего дня, спасибо, они еще пока выживают. А вместе с ними и все постсоветские власти.
Рыночные отношения более динамичные во времени должны были в принципе изменить систему градостроительного планирования. У нас даже литература по рыночным формам градостроительного планирования в развитых западных странах была издана на русском языке (о коих наши макроэкономисты по-видимому не знают). И в 90х годах что-то подобное начиналось. С земельной реформой и кадастром, с заменой старой нормативной базы проектирования и строительства на систему технического регулирования, с формированием частной собственности на недвижимость и новых принципов организации финансирования и строительства автотранспортных систем. А потом все это стало политикой, так как «общественные интересы», закрепленные в нормах права – неизбежная сторона рыночной экономики, предполагающей свободу выбора. И гражданские права – это не только право на митинги, но, в первую очередь, право на качественную среду обитания: воду, свет, тепло, чистоту. Однако для кого-то все это оказалось слишком сложно, а для кого-то просто выгодно, чтобы осталось лишь игрой в правильные слова.
В конце 80х годов в одном из номеров журнала «Огонек» было опубликовано письмо за подписью «Бюрократ». Среди прочих аргументов в пользу живучести этого класса, его представитель писал: «Нам не нужно, чтобы экономика умерла. Но нам и не нужно, чтобы она выздоровела. Нам нужно, что бы она лежала на смертном одре, а мы бы суетились вокруг нее в чистых белых халатах». Или еще: «Вы, демократы, выписываете экономике рецепты, а мы даем ей лекарства в строго нам необходимых дозах». Вот и все.
И если в советское время в Москве в Госстрое СССР и в центральных архитектурно-градостроительных НИИ сидели, в основном, «ученые тетки», формирующие для всей огромной страны единые СНиПы, то все-таки они учитывали материалы исследований целой системы региональных научно-исследовательских и проектных институтов, отражающих специфику очень разных ее территорий. Поэтому типология жилья, типология застройки и ее плотность непременно отражались на экономической эффективности предложений по застройке и функционированию территорий города, которые ложились в основу его Генерального плана - зонирования, транспортных и инженерных систем. Теперь такой науки нет. НИИ – лишь площади, которые кто-то сдает в аренду. И мы с удивлением узнаем что, оказывается, в Москве плотность уличной сети мала по сравнению с другими мегаполисами (или, может быть, плотность застройки велика?). А во многих средних и малых городах только еще выжившие старые специалисты знают, где лежат иные трубы, и иногда разрывы ищут «методом тыка» по нескольку дней.
В советское время, когда отсутствовали институты частной собственности, не так нужны были вопросы права, с ней связанные. Однако генплан города с его зонированием был законодательным документом. И были архитекторы и инженеры, которые, обладая пространственным видением,
О нормативно-правовой базе и технических регламентах.
Очень удивляет такая короткая память у системы управления. Может быть, сказывается обще-политическая линия, которую проповедуют наши макро-экономисты с примитивным бухгалтерским подходом? А может быть, просто действует принцип пены, когда все отжившее должно исчезнуть, испариться с поверхности, и не важно кто и какими средствами это сделает.
В конце 80х годов мы с моими коллегами из регионального научно-исследовательского института, работающего на территории Средней Азии, привезли в Москву работу, выполненную по заказу Госстроя России. Многолетняя практика разработки и составления СНиПов в Советском Союзе была выстроена и осуществлялась следующим образом. Региональные подразделения Госстроя выполняли комплексные исследования по единым заданиям на территориях разных регионов. Затем работы принимались в Москве и их обрабатывали и объединяли в центральных институтах, специализирующихся: по жилью, общественно-бытовым, медицинским и образовательным объектам, культурно-зрелищным зданиям и по градостроительству.
К исходу 80х общая атмосфера в стране уже способствовала малопривычной для науки смелости и открытости, и мы молодые ученые не побоялись представить нашим заказчикам исследование, которое на практических примерах доказывало, что действующая система нормативов, построенная на наборе пусть и гибких, но цифровых показателей, пришла в тупик. Дойдя до детализации типа ориентации здания по сторонам света в зависимости от высоты стояния солнца, она перестала быть неким универсальным инструментом проектирования, а стала просто информационной системой для индивидуальной разработки проектов и учета в каждом конкретном случае конкретных условий.
На удивление наши заказчики – специалисты Госстороя, сначала возмутившись жесткости наших выводов и оценок, весьма благосклонно приняли нашу работу. Она даже впоследствии получила какую-то премию на ежегодном всесоюзном конкурсе научных работ системы Госстроя. Оказалось, что наши выводы о переходе на более гибкую систему представления нормативов, которую мы тогда назвали нормативной теорией, показались кому-то интересными или просто шагали в ногу со временем.
С приходом капитализма в нашу страну нам планировщикам стало ясно, что наша нормативная теория как нельзя ближе всего соответствует многообразию явлений, типов и объектов, которое следует за демократическими преобразованиями и политическими свободами. Более того, изучая опыт градостроительного и регионального планирования стран Европы, мы стали понимать, что новому праву (в первую очередь земельному) соответствуют и новые экономические модели управления. И наоборот новым принципам экономической организации хозяйства должна соответствовать и развитая система права, которая способна защищать собственность и инвестиции в недвижимость.
Позже, бывая за границей, изучая опыт градостроительного планирования стран Европы и конкретно Германии и Франции, я поняла, как должно измениться содержание генерального плана города в условиях, которые диктует динамика и мобильность рыночной экономики. И конечно же отчаянно приветствовала Закон «О техническом регулировании в Российской Федерации», который зафиксировал, что прежняя нормативная база (в том числе проектирования и строительства) не вправе выступать аргументацией в судебных спорах. Для меня стало ясно, что должна последовать разработка системы технических регламентов, максимально привязанных через генеральные планы, проекты планировок и проекты межевания к местным условиям.
Вместо этого наши разработчики продолжили уточнять и детализировать уже устаревшую, советскую нормативную базу для строительства в ее самом неприемлемом варианте.
Например, ну как может действовать нормирование по высоте изгородей между участками для дачных и садово-огородных кооперативов. Один метр и шестьдесят сантиметров, и на это на всю страну. Где и при каких условиях будут выполнять это требование? Кто будет контролировать его выполнение? Какие судебные приставы?
Вот если такое требование записано в правилах застройки и землепользования того же дачного кооператива, и человек, покупая дом или земельный участок для строительства принял это обременение, то да, в суде он однозначно проиграет, если не выполнит это условие.
Другая крайность в такой системе неизбежна - расплывчатость. Например, требование технических регламентов к ресторанам – изысканность блюд. При этом нигде и никак не прописано такое понятие, как изысканность. Подобные нормативы выполняться не будут.
И выиграют те люди или группы людей, которые, пригласив хорошего планировщика, вместо мертвых нормативов составят и применят подробные правила (корень – прав, право) застройки. И тогда вместо частных споров и конфликтов на конкретной территории все-таки будут действовать «правила игры».
По профессии архитектор-градостроитель. Последние годы занималась разработками нормативно-правовой базы областного уровня. Собран обширный материал по архитектуре, градостроительству, градостроительному и земельному праву, практический и теоретический опыт в России и за рубежом. Ключевые слова: проекты межевания, правовое зонирование территорий, градостроительное и земельное право