Я одинока. Очень давно. И кажется, никогда не была с кем-то. Я не хочу повторять ошибок и не хочу смотреть ему в глаза. Хотите правду, если бы он сказал мне, скажем " раздвигай ноги", я бы раздвинула. Я! Феминистка гребаная! Я не хочу влюбляться. Но мое сознание, несомненно, шлюховатое, раз я влюбляюсь во всех подряд. Аня ржет "Женя - блондинка-блядинка". Я хочу на свидание. Но никто не зовет. А те, кто зовут, не впечатляют. Я хочу на свидание. Не с ним. С кем-нибудь веселым, интересным, умным. Хочу норм отношения. Но не в состоянии их построить. Потому что все в жизни всегда решала сама. Все проблемы. И теперь я - мужик в юбке. Я учусь, но не умею уважать мужчин. Я могу сказать им такое, что у них волосы шевелятся. Они- не дураки, они это чувствуют и боятся меня. Я должна стать девочкой. Только как? Подскажите. Все друзья детства, с которыми в карты резались, не здороваются даже, поскольку называют не иначе как "сукой". За что? Я, вроде, ничо такого не сделала. Да, я - язва, да - я несдержанная идиотка, но вы, бля**, подойдите, прижмите к себе и скажите "ты, что дура, делаешь? завали еб*ло и целуй". Я бы послушалась. Я не хочу сегодня сидеть дома. Я хочу на свидание. Это не депрессия, не расстройство, нет, я в норме, я хорошо выгляжу, худею потихоньку, психика устаканилась, распланировано будущее на год и ни одной романтик стори на горизонте. И при этом я нравлюсь парням. Вчера мне предложение сделали, и Дэну какому-то понрав. Но это так. "Привет, Жень, ты такая классная, ну ладно, пока". Я - девочка - друг, я - прикольная девочка "поржать" и "поприкалываться". Но никак не "Женя - ты смысл моей жизни". И не Женя, а Женечка.

А сейчас я немножко пьяная, пытаюсь ходить ровно, чтобы тетя не заметила. Надеюсь прокатит. До связи завтра.

Заодно кидаю свои пару своих стишков и рассказов и очень надеюсь на комменты и здоровую критику.

***
О себе.

Женя курит за стойкой, врет Леше, что уйдет,
Но уходит всегда последней, почти под утро,
Жене очень немного надо, лишь пару сот,
Карандаш для отвода глаз, ну, и чьи-то руки
Женя носит чулки и платья, ей невдомек,
То, что в женщине ценят совсем не красивые ноги,
Женя знает, что образ жизни ее убьет,
И поэтому Женя почаще отписывается в блоге.
Мол, раз пишу, значит, знайте еще жива,
Значит, вроде люблю, и вроде еще не пьяная,
Женя знает, он проводит ее до угла,
Поцелует, обнимет и, в общем-то, это главное.
Жене очень немного надо, Женя –герой,
Женя часто влюбляется, верит преданьям, сказкам,
Женя верит, что до конца не дойдет
И сломается где-то среди пустыря, и прайс-лист
Тех времен и мест, он окажется слишком жестким,
Женя тихо свернется калачиком у его ног,
Женя просто поправит пальчиком его челку.
Женя просто безумна и точно сходит с ума,
Женю не спасают психологи, тренинги,
Женя знает ей немного совсем до конца,
И поэтому женя хочет вернуться на берег.
Высади меня здесь, ну, а дальше дойду пешком,
Я устану, конечно, свалюсь на кровать мешком,
Он укроет ее тем клетчатым пледом, потом,
Он умрет в один день с ней, поклявшись пред алтарем.
***
моя версия всем знакомой темы

Я конечно не для тебя,
Я не дура и не красива,
От твоих так несет простотой
И местами какой-то гнилью.
И в твоих разобраться б в лицах
Все, как будто с одного теста,
Ты хотя бы для разнообразия
Постарался б в меня влюбиться,
Нет, ну что же тогда без сахара.
И покрепче, ну, если можно,
Милый, я не такая уж странная,
И не думай, со мной не сложно,
Все по правилам будет, как хочешь.
Я смогу тебе подчиняться,
Даже брошу все свои тексты,
Буду краситься, наряжаться.
Милый, ты так похож на Бога,
Или он на тебя, ну честно,
Милый, я ведь с тобой до гроба,
Я тебе обещаю вечность.
Нет спасибо, пятьдесят за кофе,
До свидания, я буду сниться,
Милый, мне ведь впервые в жизни,
Захотелось и покориться.
И поверить, и повстречаться,
Только я не твоего ранга,
Тебе б что-нибудь да попроще,
Да послаще, да поприятней.
Да без слов. Лучше без эмоций,
И без имени, если можно,
Твоей заказ он, конечно, примет,
И подаст тебе прямо в номер.
Постарайся потом смириться,
Постарайся с ней лет через десять,
Постарайся неравнодушничать,
Она сварит тебе кисель
И накормит вкуснейшим ужином,
Пусть тебя только не стошнит,
Ты, надеюсь, в себе уверен,
Ты, конечно, такой, как все
И влюбляешься в глупых женщин.
***
Она грустила очень, когда смотрела на небо,
Когда апрельское солнце лишь превращалось в летнее,
Когда противно дул ветер уже совсем под вечер,
В тоске и безмятежности я убивала время.
На крышах голуби белые, они-то много видели,
Другие города, неслышные, невидимые,
Едва свободны от зимы, уже почти немые,
Отогревались в лучах солнца нежного, искристого.
И ей так нужно было, чтоб полдевятого вечера
Она была совсем одна, застывшая, беспечная,
Без сумасшедших планов в ближайшее время,
А стрелки на часах не признавали чей-то бред.
Кормила уток на пруду французской булкой хлеба,
Они слетались все ближе, почти владели ею,
Ее воображение не знало границ и стен,
Какого-то обмана, запретных личных тем.
На улице апрель, а я почти поверила,
В то что все слышали любимые нетленки,
В то что еще все помнили далекие, запущены,
Она скрывала свою грусть в дождях апрельских туч.
Запомни запах моих волос, ты больше не услышишь,
Как я тобой взапой дышу, я просто тебе снилась,
Она справлялась с холодом, укутавшись плотнее,
Она никого не заметит, она никому не доверит,
Ее плюшевый кот, знаешь, тоже скучает,
Она его обнимает, она с ним засыпает.
Но детство прошло, и губы целуют другие,
Она в них утонула, она в них растворилась.
Ей надо просто пережить зиму, пока растает лед,
Пока она еще живая, мерзнет, спасается от холода.
***

Позже поэму целую выложу, отредактирую тока.

А теперь рассказы, кто еще не замучался.


Я мечтал спать на коленях твоих.
Я мечтал спать на коленях твоих, мечтал вдыхать запах волос. Она сидит на берегу. Как всегда, совсем одна, окунув ноги в теплую соленую воду. Ветер вот-вот окончательно запутает ее длинные волосы. Они летят ей прямо в глаза. Но она, как обычно, даже не замечает. Изредка она берет в руки блокнот и что-то пишет. Она любит записывать свои мысли, чтобы потом рассказать их мне. Она боится, что мы что-то упустим. Она мечтает о большом доме, мечтает о маленькой крохе-дочери, и мечтает однажды высказать своему боссу все, что накопилось. Она такая странная. Она иногда плачет, когда смотрит на небо. Там тучи кормят голубей хлебом. Девочка-лед грустит, смотрит в окна. Отворачивается всегда от случайного отражения в витрине магазина, но часами стоит у зеркала. Она хочет запомнить себя, и не может, хочет воспроизводить в памяти каждую свою черту, пока она молодая, пока она любит. Она любит школу за то, что можно в совершенном одиночестве идти туда каждое утро, вдыхая холодный запах осени, расписывая тетради. Она подрабатывает в небольшой газете, где ее босс орет на нее, когда у него плохое настроение. Она ненавидит свою работу. И школу ненавидит. Говорит, что там нестерпимо скучно. Но у нее талант, самый настоящий. Она прекрасно пишет, но совсем не умеет говорить. Любит покупать подарки, но не любит их дарить. Она лучше оставит его где-нибудь на столе с короткой запиской. Она любит загадки. Любит читать книги по ночам. Любит осознавать свою исключительность. Любит не признаваться мне в любви. Она говорит, слова не стоят любви. А я ей верю, она ведь журналист, она знает цену словам. Она hate-hate-hate выпускные. До ее выпускного еще целый год. Она говорит, она не пойдет на него. Я уверяю ее, что все это глупости. Она любит платья, длинные, но носит их только дома. Такая, самая красивая, она только для своего отражения в зеркале и фотографий без лица. Она не очень фотогеничная, если честно. Это ее маленький секретный недостаток. Хотя теперь уже не секретный. Один раз я всерьез решил, что сейчас она расскажет мне о любви. Она сказала тогда: «Хочешь, я буду дарить тебе свет?». Она сидела у меня на коленках, такая трогательная, и не дождалась, пока я соглашусь, протянула мне маленькую картонную коробку. Я раскрыл ее и увидел там обыкновенную лампу. Если честно, у нее весьма своеобразное чувство юмора. И это ее маленькое тайное достоинство. Хотя, наверное, теперь уже не такое уж тайное. Иногда она идеальна. Иногда она готовит мне булочки с яблочной начинкой. Ей всего шестнадцать, а она уже умеет печь булочки. А иногда она выгоняет меня без объяснения причин. Чаще всего зимой, когда холодно, когда она угрюмо кутается в теплые пледы и не хочет никого видеть. Она даже не расчесывается тогда. Иногда, я думаю, что она идеальна. Но потом я понимаю, что это всего лишь вымышленная девочка, которая скоро закончит школу и наверняка приедет поступать в мой город. Я встречу ее на улице и протяну ей маленькую картонную коробку, где будет лежать обыкновенная лампочка.
***
нелюбимая дочь
-Думаешь стоит? Пытаться? Когда все вокруг – против?
- Да, думаю пытаться стоит только когда все вокруг – против.
-Честно говоря, до сих пор не верится, что пишу это. Слишком личное.
-Знаешь, что манит людей вокруг больше всего? Слишком личное. Попробуй создать папку на рабочем столе с названием «Секрет. Не входить». Она первая будет прошарена. В нее первую запустят грязную потную ручонку.
- Почему она меня не любит?
- Не знаю, лучше скажи, как ты назовешь эту статью.
-«Ревность», наверное.
-Обманываешь себя? Фу, как низко. Ты ведь понимаешь, что это вовсе не ревность.
- Иногда мне кажется, что если нас с братом поймали бандиты, к обоим приставили стальные лезвия ножей и предложили ей выбор, кому жить, она ответила бы: «Ему». Погибни я сейчас, она бы поплакала – поплакала и перестала. Вот в смерти Саши она бы винила себя всю жизнь. И неважно, что я преданная, как собака, и неважно, что я тоже умею чувствовать. Женщина в любом случае выберет мужчину. Старина Фрейд с его «эдиповым комплексом», хотя может я что-то не так поняла. Хотя, мужчина тоже выбирает мужчину. Мужчины правят миром. Завидую, по правде сказать, но только чуть-чуть, по-дружески. Я – сторонний наблюдатель и не смею вмешиваться в их жизнь. Мужчина говорит, что любит дочь, но имея беременную жену, он будет ждать сына, наследника. Как же, сын – это значит продолжатель рода, носитель фамилии. Они ненавидят дочерей за то, что те никогда не будут принадлежать им. За то, что ими придется делиться, их придется отдать кому-то. Жадные душонки. Недолюбленность, недопонятость. Женщины, кстати, умеют плакать. Я тут поняла, что мужчина боится женщину и женщина боится женщину. Один человек, который долгое время патрулировал зоны, говорил, что женская тюрьма – это ад. Мужчина – труслив, женщина – испугана.
-Феминизмом попахивает.
- Я не феминистка. Просто как никогда грустно оттого, что не нужна своей семье. Будь я прекраснейшей на свете, все равно, я буду сидеть на втором ряду, первый ряд – VIP- only for men.
-Тебе страшно?
-Нет, я справлюсь. Я ведь сильная.
-Я думаю, ты боишься.
-А ты? Боюсь, конечно. Боюсь одиночества, боюсь оказаться лишней. Я – будто заклейменная, на празднике жизни.
-Ты ведь писала, что одиночество стоит ценить.
-Одиночество – дерьмо. Хотя, романтика этой брошенности затягивает. Человек может смириться со всем.
-Так почему же ты опять не спишь?
-Очередное безумие очередной нелюбимой дочери.
-Чувствуешь, что стало холодно?
-Да, немного.
- Тебе не может быть холодно. Такие, как ты, не болеют.
-Какие такие???
-Не хитри, ты сама должна понять, какая ты. Не мне об этом говорить. Я – твой лист бумаги.
-Ты – вся моя боль.
-Не лги себе, у таких, как ты, не болит .
-Да, прости. Я немного заигралась в «особенную девочку».
-Тебе не приходило в голову, что ты на самом деле можешь оказаться особенной?
-Не лги мне.
-Ты разве не любишь ложь?
-Если есть слишком много сладкого, появятся противные прыщи и кариес.
-Ну да, наверное, ты права. Шла бы ты спать, а то опять засидишься. Ты быстро увлекаешься.
-Любовь, как простуда.
-Ты хочешь говорить о любви?
-Нет, мне нечего о ней сказать.
-Вот оно. Твое слабое место. Вот, значит, чего ты боишься. Наконец-то.
-Мне холодно, вообще-то. И спать хочется. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, девочка.

***
Питер. Ван Лав.
Чувствую себя обезьяной, на выставке, клоуном, все смотрят, нет, пялятся и смеяются. Не помогают привычные увещевания вроде «Раз смотрят, значит, есть на что». Никаких отмазок. No lie. Не засорять мозг. Не губить то, что создавалось долго и мучительно. Не больно, чуток обидно. И вроде такая безумная, а обижаться не научилась. А они оглядываются вслед. Неужели так интересно. А может я так чувствую. Как ненормальная. Как под прицелом фотокамер. Не хочу. Не буду. Ногой топаю. Снимаю очки с усталых глаз и зажмурюсь. На минуту. Но приступ слабости не пройдет так быстро. Нужно время. Немного. Пока снова соберусь с мыслями. Убивает это. Ощущаю себя иностранцем в городе, где прожила всю жизнь. Где было больно. И холодно. Где не жалели. Где били. И где убивали. В городе, где люди в четыре часа утра реально спят. Где один кинотеатр. Где все носят китайское тряпье и по воскресеньям едут во Владивосток. В большом городе легче остаться незамеченной. Призраком среди таких же невидимок. С кучей вопросов в голове и немытыми волосами. Где вместо воздуха сигаретный дым. Где каждый прохожи й вдохновляет. Каждый незнакомец любим. И каждое платье уже не раз сношено. Где нет условностей. Нет дня и ночи. Нет сезонов года. И нет презрительных взглядов. Где нет напыщенных индюков, которые презрительно оглядывают тебя и смеются, тихо, сквозь пальцы, сквозь сомкнутые губы, целовавшие сотни других, ненужных, бесчувственных, незнакомых, неродных, неблизких. Где тебя не называют «девочкой с блокнотом» или «Пеппи» за сумасшедшие оранжевые колготки. Почему никто не поймет, что я люблю апельсины. Где мужчины не пьют, а женщины не красятся. Где все равны, и каждый по-своему уникален. Где легко заблудиться, но кто-нибудь обязательно покажет тебе, как добраться домой. Где тысячи полупустых церквей и храмов. Где не встретишь знакомых просто так. Шансов один на миллион. Где далек от природы, но как-то кровно с ней связан. Где едят чизбургеры с картошкой фри и запивают все колой. Где снимают умопомрачительные картины, печатают пародоксальные мысли, рисуют замысловатые картины, рожденные в искалеченном сознании, залитом тоннами напитков, дабы спрятаться от одиночества. Где стрелки отстают ровно на семь часов назад. Значит, у них в запасе целых семь часов. Тех счастливых. Пропасть времени. Позвонить родителям, сходить в кино с самым необыкновенно-замечательным, съесть самое восхитительное мороженое в жизни. Город, где каждая стена хранит остатки прошлого, исторический кусочек, чью-то несравненную гениальность, необыкновенную жестокость, абсолютное безумие. Под сводами каменного потолка разливаются тысячи голосов. Мне простительно, я ведь почти под диагнозом. Постоянно под кайфом набора эмоции «Пять в одном». Какие пять? Не знаю, каждый день разные. И в постоянном поиске. Чтобы не стоять. Суета завораживает. Под сводчатым куполом старого храма мужские голоса. Чтобы что-то понять, надо прислушаться. Сосредоточиться не получается. И ты словно в кому впадаешь. Полусонное состояние полуразочарования. Смазанный снимок на пленке, где могло остаться что-то важное. Но все важное еще впереди, по крайней мере, хотелось бы в это верить. А меня почти отпустило. Почти отошла. Почти забыла. Здорово, когда что-то почти. Не до конца. Значит, еще есть шанс исправить. Или начать сначала. В конце концов, мои циферблат до сих пор отстает на целых семь часов.
***
похмелье
Однажды я написала о том, что «пока буду жить, буду любить так, как смогу. На грани безумия, задыхаясь…», написала, что «всегда выбираю любовь.» Теперь я решила написать правду. Я, кажется, почти готова. Допила кофе без сахара, выключила плеер, дочитала Паланика. Странно, но из всего, сказанного о любви, правда только одна – любовь, действительно, наркотик, опьянение. А после- тяжкое похмелье. Болят уставшие ноги и кружится голова. Что обидно? Обидно за свои обрезанные волосы, выброшенные каблуки и исписанные блокноты. Моя любовь к нему выражалась ровно в двухстах тридцати семи рассказах, посвященных ему. С запястья, так тщательно скрываемая многочисленными браслетами, еще не стерлась надпись с его инициалами. Обидно за Лешку, человека, который реально во мне нуждался, который звонил, писал, пытался развеселить, выслушивал все мои истории и не догадывался о существовании кого-то третьего. Теперь у меня нет Лешки. И все благодаря тебе. Хотя, знаешь, милый, я все-таки стала лучше. Я научилась извиняться, научилась ценить тех, кто рядом, научилась смотреть на жизнь проще. Спасибо, за минус восемь кило на весах, за новый цвет волос, за бессонные ночи, во время которых была-таки выучена алгебра, за невероятное платье в духе шестидесятых. Много всего было. А я стала старше ( напоминают родители), сильнее ( проверено временем), умнее ( надеюсь). Смешно немного. А я почти запомнила твой гороскоп. Он ведь предупреждал меня о тебе. Он уверял меня, что ты мне не подходишь. Звезды так легли. И имя твое говорило тоже самое. Но у нас ведь, у девочек, есть глупая привычка думать, что «со мной он обязательно изменится». Верить, что он забьет на друзей, подойдет первым, тихо скажет «Люблю» и прижмет к себе. Только так не будет. Максимум, что можно от них ждать, что наврет друзьям про сестру, которую надо забрать из школы, остановит на улице, спросит «Как дела?» и, не дождавшись ответа, нажмет на газ и уедет восвояси. Потом, когда-нибудь, через год, он, пьяный в доску, в три часа ночи, напишет тебе смску: «Ты мне нужна». А у тебя как раз закончатся деньги на мобильном. И ты не ответишь только поэтому. Так бы ты сказала, ты высказала бы ему все, что о нем думаешь. Но ты промолчишь, боясь разбудить того, что спит совсем рядом, кто наизусть помнит имена всех твоих подружек, твои любимые цитаты, того, кто переносит тебя на руках через лужу и таскает тебе шоколадки, пачками, пакетами, того, кто так трогательно целует в щечку на прощание и убегает на работу. Что помешало нам быть вместе? Три месяца лета, твоя глупость и моя неуверенность. Все заканчивается рано или поздно. И ты об этом знаешь, как никто другой. Давай, ломай меня «Игнором», мне, если честно, по барабану. Просто мне теперь не нужно твое присутствие, чтобы любить тебя.
***

И напоследок диалог из жизни. Убиться просто.
1: Женя, а почему ты пирсинг сняла?
2: Просто он перестал приносить мне радость, а мучиться просто так я не желаю.
1: А почему мучиться?
2: Просто у меня одно из тех тел, которые не принимают в себя ничего чужеродного.
3: Так вот, почему у тебя парня нет. Я думал, ты просто сука, а у тебя, оказывается, тело отказывается принимать в себя чужеродных.