Когда мне было лет семь, у меня появился котёнок. Беленький, маленький, размером с мышку, такой крошечный, что мама кормила его молоком из пипетки. Дворовую кошку, окотившуюся в подвале нашего дома, порвал ротвейлер, и дворник вынес из подвала её новорожденных, ещё слепых, котят, пищащих тонюсенькими голосками. Он роздал их всем желающим из нашего и соседнего дворов. Котят было шесть, но двое из них сразу погибли. Четверых котят разобрали, одного из которых, разрешили взять мне, и я была этому несказанно рада, так как впервые у меня появился питомец. Это была маленькая кошечка, и мы назвали её Манечкой.
Ежедневно выносила свою любимицу на прогулку, пускала на травку, бдительно следя за тем, нет ли поблизости собак или ворон, и, если замечала опасность, поспешно совала Манечку в корзинку из-под клубники, и мы возвращались домой. Мама сидела на балконе второго этажа, где мы жили, курила и так же бдительно следила за мной.
И вот, пришла моя первая в жизни, беда. Беда пришла в лице шумной кучки мальчиков и девочек из соседнего дома.
Эти дети, бывшие старше меня на два-три года, пришли в наш двор с шарами, наполненными газом, из-за которого эти шары могли летать по воздуху. Недостатком их было то, что, если отпустишь их на улице, они сразу же улетят в небо, и, таким образом, шар будет потерян.
Увидев у меня котёнка, которого я уже прятала в корзинку, что бы унести от греха подальше, большие ребята проворно меня окружили, и я не успела опомниться, как моя Манечка уже оказалась в чужих руках. Её тискали, гладили, а крошечный зверёк жалобно пищал, открывая розовый ротик. Я пыталась вернуть себе котёнка, но ребята меня отталкивали со словами: «Ну, мы же его не обижаем, немножко с ним поиграем и отдадим…», и я продолжала маяться от тревоги за своего питомца.
И вдруг один из ребят, «осенённый гениальной идеей», сказал: «А давайте сделаем, как бы, воздушный шар, а котёнка к нему привяжем!», и, несмотря на мои возражения, они связали несколько шаров в одну связку, а Маню посадили в пластиковый стаканчик, который, проткнув ножиком с четырёх сторон и продев в эти дырочки нитку, тоже привязали к связке. Один мальчик держал шары с Манечкой за сутажную нитку и давал каждому из ребят подержать их по очереди. Шары с котёнком в стакане парили над нашими головами, Маня пищала, а я горько плакала, умоляя вернуть мне котёнка. Но верёвку от шаров эти несносные дети всё передавали друг другу, а мне, несмотря на мольбы и слёзы её не давали. Они от меня отмахивались, как будто бы от назойливой мухи. Как назло, наш двор в конце мая зазеленел, и, сидящая на балконе, мама не видела нас за кронами деревьев, какое-то время, и, слыша мой плач, пыталась высмотреть меня.
Наконец, мама заметила нас за деревьями. Она крикнула строго: «Эй, вы чего это делаете?! Отпустите котёнка, не то сейчас выйду!» В это время нитку от шаров, как раз, передавали одной из девчонок, которая, услышав окрик моей мамы, вздрогнула от испуга, и нечаянно выпустила её из рук. Как на грех, мы отошли от деревьев, за которые могли бы зацепиться шары, и, как мы ни прыгали, поймать их, конечно же, не успели. Я закричала: «Маня! Прыгай скорее, я тебя ловлю! Скорее прыгай!!!», как будто бы, новорожденный котёнок был способен меня понять. Да и выбраться из стаканчика самостоятельно она бы не смогла. Я была в полном отчаянии, граничащем с безумием. Видя то, что из подъезда выскочила мать, ребята кинулись в рассыпную. Во дворе стало пусто, если не считать пожилой женщины, дремлющей на лавке, и двух мамаш с колясками в другом конце двора.
Шары с котёнком в стаканчике стремительно поднимались в небо над детской площадкой, улетая всё выше и выше. Писк котёнка был уже еле слышен, а вскоре его не стало слышно вовсе. А вскоре не стало видно и шаров.
И тогда я отчаянно закричала. Кричала и горько плакала, когда мама взяла меня на руки и внесла в дом. У меня поднялась температура. Какое-то время я лежала, больная. Когда более-менее поправилась, продолжала молчать и ничего не говорила до самой осени. Пришлось родителям показать меня доктору, что бы я могла идти в школу и там учиться. Долго потом не могла оправиться от потрясения. И это, несмотря на то, что я прошла курс лечения, а родители меня успокаивали, рассказывая сказку о том, что Манечку спас «маленький самолётик», который отнёс её какой-нибудь одинокой старушке в утешение. Но мне хотелось, что бы Манечка непременно вернулась именно ко мне. Я скучала по ней долго и мучительно, а тот ужасный случай, потом, часто мне снился. Мордочка котёнка с розовым ротиком, открытым в писке от страха, стояла у меня перед глазами. Виня себя в нерасторопности, из-за которой не успела убежать от этих ребят вместе с Манечкой, а выпустила её из рук на погибель, не могла спокойно спать, вскакивая посреди ночи с криком и плачем. Что произошло с котёнком дальше, не известно. Скорее всего, Манечка не выжила. Разве что, каким-то чудом она могла бы спастись. Вот таким было моё первое детское горе.
Прошли годы, я выросла, у меня теперь дочке почти столько же лет, сколько мне было тогда. Животных заводить мы не спешим, несмотря на просьбы ребёнка.
Недавно, одна известная писательница в интервью сказала о том, что у каждого человека в детских воспоминаниях живёт «задушенная канарейка, зарытая в саду». То есть, осталось в памяти крайне неприятное воспоминание о том, что по его вине погибло живое существо, например, или что-то в этом роде. Такое воспоминание есть и у меня. До сих пор не могу слышать писк новорожденных котят…
2018 год. Москва