То, что произошло потом, никак не могу себе объяснить. Это противоречило всем законам логики.

Пока я грызла гранит цирковых наук, крутила сальто и дула в саксофон, мой любимый зачем-то, снизошёл снова до Иннокентия, забрал того из психиатрической больницы и поселил на какое-то время, у себя. Почему он вёл себя так, я не понимала и это не умещалось в моей бедной больной голове. Забывалась я только в своём любимом цирковом училище на манеже. Я даже репризу придумала такую, где участвует мощный парень в костюме байкера и нелепый священник. Оба они лихо седлали мотоцикл и джигитовали на нём комично. Попа изображала я. Дома же я тосковала по любимому, но так уставала, что сразу засыпала.

Время шло. Голова моя лучше не становилась, но и ухудшений не было. Вот, только, голоса я стала слышать гораздо чаще. Учиться и работать мне это не мешало, общаться с ребёнком – тоже. И я продолжала жить со знаком вопроса на лице. Где же Байкер и почему он не со мной? Что он задумал?

А он не показывался из Москвы и держал у себя священника, который был не только его сексуальным рабом, но и рабом фактическим. Он приносил ему в зубах тапочки, мыл ему ноги, готовил еду, бегал в магазин и на рынок, обстирывал его и убирал квартиру до блеска, иначе за одну соринку всю уборку приходилось начинать заново. Но этот период был самым счастливым для Иннокентия.

Прожив так какое-то время в рабстве у Байкера, поп забыл, было обо всём, доже о том, что его больничный, затем отпуск, а потом и отпуск за свой счёт закончились, и пора было ехать в церковь и служить. Но, как раз в это время натешился, наконец-то, Байкер смешным и по уши в него влюблённым человечком и выгнал его ногой под зад. Несчастный Иннокентий ползал перед ним на коленях, униженно моля его о том, что бы не гнал. Но Байкеру уже давно не нужен был этот маразматик. Он его презирал. Поэтому грубо захлопнул дверь своей квартиры перед ним, и несчастный безумец остался лежать на коврике для вытирания обуви перед дверью бросившего его любовника и выл, как собака, которую бросил хозяин. Но делать нечего, пришлось садиться на мотоцикл и ехать в церковь на службу. Жизнь его вошла в прежнюю колею. Он ехал по шоссе, привычно лавируя между гудящими автомобилями, а слёзы застилали ему обзор. Однако, доехал же!