Мой мир таял в тумане. Догорали и плавились свечи. Я видел, я дышал, я думал. Я жил… Лишь только мысли мои были бесплотны, будто бы не имели никакого отношения к окружающему меня материальному миру. Казалось, на всём белом свете не было предмета, с которым я мог бы их связать. Но я думал, и это был факт. Такой же неоспоримый факт, как и то, что я сейчас имел крайне удручённое состояние от щемящего чувства внизу живота, происхождение которого я не знал. После той ночи я ничего не помнил. Но эта ночь кардинально изменила мою жизнь. Я помнил только то, что несколько часов провалялся в барокамере, и меня пичкали каким-то газом. Что за газ? Что за место?,- мучил меня вопрос. Хотел бы я знать…Я очнулся и уже мог самостоятельно осознавать всё происходящее вокруг, и даже писал в своих мыслях медленно, какой-то неизвестный роман. Или драму…Про то, какой я несчастный. Но мне от этого всего было не легче. Я томился тусклым светом прожектора в углу и собственным тяжким дыханием. Низ живота щемил и по-прежнему, и мне иногда казалось, что от ожидания…
Очнулся часа два назад, не меньше, а ко мне так никто и не заявился. И тут же невольно приходила мысль- а кто должен? Ответ на этот вопрос, как впрочем и на все остальные, я не знал, но точно понимал одно: Я здесь не спроста…
В лёгкой дремоте прошло ещё несколько часов. Боль постепенно затухала, но я по-прежнему не решался приподняться с пола и посмотреть, всё ли там в порядке. Просто ждал чего-то. Одинокий мотылёк бился о стекло прожектора, и своим чуть слышным трепетом крыльев, колебал мёртвую тишину одиночества. Навевал тоску. Теперь щемило ещё и в пустой душе…Я попытался вспомнить, что было со мной до барокамеры, но тщетно. Отчаянно перебирал в уме ключевые слова моего возможного прошлого: Мать, друзья, девушки, пиво, автомобиль…Но напрасно. Всё это казалось мне по страшному чуждым, и до боли знакомым. Смешанное чувство. Это страшно…
Дверь в камеру щёлкнула и с пронзительным визгом отворилась. Отворилась так быстро, что я вздрогнул от неожиданности, и тут же замер. Из дверного проёма сочилась тьма и медово-пряный запах. Оттуда же показался человек. Я смутно видел его тогда. Он был для меня недосягаем, непостижим. Смутен, как призрак. Высокий, в камуфляже, с пышными усами и залысиной. Мужчина, лет, эдак, сорока- сорока пяти. Больше ничего я о нём не знал, да и не хотел знать. Мне было достаточно и того, что он просто появился передо мной в форме, лакированных сапогах. Он был брутален, а я казался сам себе таким жалким и беспомощным…Как таракан, задавленный тапком. Прибитый к полу…
Уже медленнее, мужчина затворил за собой железную дверь. Снова раздался протяжный ржавый визг. Не вглядываясь в атмосферу камеры, он подошёл ближе и сел возле меня на корточки. Моё сознание чуть помутнело. Видимо от нахлынувшего с его прибытием медового запаха. Военный сощурился и посмотрел на моё бледное лицо. Вздохнул «Таки очнулся?» Я попытался кивнуть ему головой, или подать ещё какой-нибудь знак, но был настолько ослаблен, что меня хватило только на короткий стон. Тот продолжил: «а я-то надеялся что ты всё таки заснёшь.» Военный засунул руку в карман, разыскивая что-то в его недрах, и достал небольшую ампулу с бледно-розовой жидкостью, похожей на марганцовку. «Морфин…»,- прокомментировал он, все так же печально ,- «у тебя ведь болит там?»,- он указал пальцем на низ живота. И правда, боль уже просачивалась в верхнюю часть бедёр, а выше, дошла уже до грудной клетки. «Это тебе поможет…»,- он расстегнул ширинку на моих белых больничных штанах, в которые я был столь предусмотрительно переодет, резким движением сдёрнул их с меня и быстро ткнул иглой в пах. Мне было не больно. Скорее всё равно. Военный вынул иглу и отбросил её в дальний угол барокамеры.
«Меня зовут Алексей. Алексей Волков. А тебя?» Появившиеся внезапно во мне силы, дали о себе знать. Я стал судорожно шарить в памяти, в поисках собственного имени. Тщетно. Я понял, что забыл собственное имя…Волков слегка улыбнулся. Грустно… «Я знаю что ты не помнишь. Тебе это и не нужно.» Настала продолжительная пауза. Мой взгляд бегал от прожектора в Волкову, и обратно. Колебался, как и тот мотылёк, что пытался проникнуть внутрь фонаря, к чудодейственному свету. Я пытался разглядеть черты лица Алексея, но из-за света, падающего в самые глаза, видел только его тёмный силуэт. Я мучился. Пытался собрать клочки своих сил воедино, и выдавил из себя что-то непонятное мне самому. «Помогите мне…»,- язык заплетался во рту и прилипал к верхнему нёбу. Нёбо онемело, как от анестезии, но боли я уже не чувствовал. Волков снова печально улыбнулся. «помогите…Ты выжил. А это значит, что мы тебе уже навредили…» опять настала пауза. Я непонимающе уставился на Алексея, и тот продолжил, уже отводя от меня усталый взгляд:
«Мне есть о чём тебе рассказать. А тебе придётся ещё многое пережить. Твоё тело выбрало путь жизни, а значит время покажет. Доброй ночи…»