[400x243]
В переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста.
Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы у
женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби.
Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольные
граждане бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит
весомый «аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На
руках у женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей
когда-то белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно
оживленное. И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в
кульке, и шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги, жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько написано, но народ наш такой – жалостливый.
Жалостливый, до слез. Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою,
последние копейки из кармана вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и
чувствуешь, что у тебя все еще не так плохо. Помог, вроде бы как.
Хорошее дело сделал…
Я ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел,
чтобы на мои деньги какой-нибудь негодяй
купил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену нового дома-дворца
своего. Пускай будет дыра у него в стене, у негодяя этого. Не будет
кирпича от меня. Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ее
имел уже несколько домов-дворцов.
Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да шаурма. Хозяева таких
«точек» попрошайничества имеют немало, но отличаются жадностью. И
жестокостью. На том и держится их супердоходный бизнес. На деньгах да на
страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек не знает, что «встать» на
место возле Владимирского собора невозможно, а хождение по вагонам
метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас обращаюся» стоит от 20
долларов в день. Или – знает? В таком случае – знает, но подает?
Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается над
еще одним вопросом. Над одним несоответствием, буквально бросающимся в
глаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как током
ударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на малыша,
одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик. Я понял, что именно
казалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже само
нахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера.
Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в колено
той, кто представлялась его мамой. Попрошайка подняла на меня глаза.
Наши взгляды встретились. Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто они
спали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд)
дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моего
хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел
на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое
подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.
– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.
Попрошайка сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза и
закуталась в воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь
подняла глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее
явственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей
отрешенностью. Я впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с другой
планеты.
- Пошел на… – произнесла она одними губами.
– Почему он спит?! – я почти кричал…
Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичным
лицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови:
– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.
Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую
скорбь. Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода.
Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную
женщину от негодяя в дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день, выразился почти так же, как и его
«подопечная» попрошайка. И на свой вопрос я получил исчерпывающее:
– Пошел в…
А ребенок спал…
Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с
глазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает с
трудом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по
улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным
количеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивлен
моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес
контролируют представители его национальности.
Я узнал, что в Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первые
специализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их на
переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин. Мнимые
афганцы «работают» также и в метрополитене.
Всевозможными
«больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равным
успехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот, несмотря на кажущуюся
стихийность, четко организован. Курируется попрошайничество
организованными преступными группировками, и деньги, брошенные
полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят
«наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольный
прохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут в «аренду» у
семей алкоголиков, или попросту воруют. Но это все, что говорится,
цветочки.
Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спит
ребенок? И я его получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу,
повергнувшую меня в шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как о
погоде сказал:
– Или под героином, или под водкой…
Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»
– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?
Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или –
наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться с
таким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают днем,
среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенком
на руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и бросают
мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают
«матери-одиночке»…
… На следующий день я стоял в переходе возле
станции метро Л. Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не
было видно. Я запасся журналистским удостоверением, и был готов к
серьезному разговору. Но разговора не получилось. А получилось
следующее…
У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросы
попрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовали
документы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?
Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки,
стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне
следует, мягко говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговки
подключились ее негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними – прохожие
преклонных лет. В общем, я был с позором выдворен из перехода.
Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милиция
нашла меня сама. Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросил
документы. Я документы предоставил, и высказал свое мнение по поводу
нахождения женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною согласился, и…
отправился звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с полным ощущением
того, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами. Спустя несколько
минут в переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящим
ребенком…
Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми,
просящих милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за
деньгами. Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и
бизнес этот умер бы. Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или
наркотиками. Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите с
ужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит
ребенок.
P.S. Если вы скопируете эту статью себе на стену или просто
нажмете "Рассказать друзьям", ваши друзья тоже ее прочтут.
И, когда в очередной раз откроют кошелек, чтобы кинуть монетку нищему, вспомнят, что эта благотворительность может стоить очередной детской жизни.