Ещё с детства у Александра была мечта – стать известным писателем и написать рассказ со счастливым концом. Сам он не верил в то, что в жизни все заканчивается хорошо и персонажи жизненных драм остаются счастливы и веселы. В его, тогда еще короткой жизни, все было совсем не так. В пятилетнем возрасте став сиротой после гибели родителей, он попал в детский дом. Не в тот приторно слащавый, которые принято показывать по телевизору, а в настоящий российский детский дом, в котором все больше напоминало тюрьму для малолетних преступников. От того и бежали ребята оттуда каждую неделю. Сам Саша ни разу не попытался бежать. Он понимал, что там, за высоким забором, все может быть еще хуже. Он видел, какими привозили обратно тех, кто попытался. Грязные, избитые, худые, со взглядом загнанного зверя. Потом, спустя многие годы, Александр вспоминал те взгляды и все время поражался, до чего же можно довести ребенка, что у него появляется такой взгляд. Нет, не все в его детдомовском прошлом было ужасно. Были и те моменты, о которых он до сих пор вспоминал с нежностью в сердце. А первый из таких моментов он будет помнить всю свою жизнь. Это произошло поздней осенью, в ноябре месяце, когда на деревьях уже не осталось ни одного листа, а земля была устлана толстым ковром из желто-красно-оранжевой листвы. В тот день в детдоме был субботник. То есть день, когда дети должны были сделать самую грязную работу, не сделанную сотрудниками. Группа, в которой был десятилетний Саша, вышла в сад с тяжелыми граблями и лопатами. Они должны были убрать опавшую листву и сгрести ее в одну кучу. За всем должен был присматривать завхоз Петрович, который с утра, приняв на грудь дозу горячительного, стоял в сторонке с воспитательницей из младшей группы и что-то увлеченно рассказывал ей на ухо. Видно было, что рассказ был смешным – воспитательница хихикала и посмеивалась. Дети, оставшись фактически без присмотра, вяло таскали грабли и лопаты между деревьев. В какой-то момент открылись ворота, через которые на территорию въехал, дребезжа и постанывая, старый детдомовский автобус. Он проковылял по дорожке и остановился возле главного здания. Двери со скрипом открылись и из него вывалилась на асфальт замдиректора детдома Нина Васильевна – тучная женщина с постоянно красным носом и визгливым громким голосом. Проковыляв по дорожке до входной двери в главный, или административный, как его называли сотрудники, корпус, она развернула своё круглое тело на сто восемьдесят градусов и провизжала в сторону автобуса:
- Макар, твою сосиску, ну где ты там? Давай её сюда!
Из автобуса вышел сутулый и худой Макар Липатович, или телепатович, как его называли дети. Почему к нему прилипла эта кличка, Александр не помнил, это произошло еще до того, как маленький Саша оказался в детдоме. Может это было из-за походки Телепатовича – он ходил, как будто телепал по дорожке, а может от того, что часто повторял провинившимся детям:
- Что молчишь, как партизан? Я знаю, о чем ты думаешь!
Телепатович вывел из автобуса странное существо, отдаленно похожее на ребенка лет восьми – девяти. Закутанное в какие то серые обмотки, со взъерошенными волосами и диким взглядом, это существо скорее напоминало озлобленного серого волчонка, готового кинуться на любого, кто встретится на его пути. Ребята из группы Саши стояли как вкопанные и молча наблюдали за всем происходящим. Телепатович взял «волчонка» за руку и буквально втащил по ступенькам и впихнул в двери главного корпуса вслед за вошедшей туда Ниной Васильевной. Автобус чихнул, подребезжал и пополз в обратном наплавлении, но перед самыми воротами вдруг свернул в сторону кухни и скрылся за кухонными складами. В этот момент дверь главного корпуса снова открылась и из нее выглянула Нина Васильевна:
- Петрович, твою сосиску, почему дети не работают? Уволю к пенькам сосновым!
Завхоз Петрович сразу же прекратил свой увлекательный рассказ воспитательницы и грозно прикрикнул на детей:
- Чего стоим? До обеда еще далеко, работать надо. А то у нас кто не работает – тот не ест! - и громко засмеялся собственному остроумию.
Через пятнадцать минут все вроде забыли про «волчонка» и уже к обеду ничего не напоминало о происшедшем. На обед ребята бежали гурьбой, расталкивая и обгоняя друг друга. Саша, наскоро влив в себя непонятно что под громким названием «борщ украинский» и заев это пластилиновым картофельным пюре с картонной котлетой, вылил в себя компот и побежал в санитарный блок. Что-то подсказывало ему, что именно сегодня должно что-то произойти. Он подбежал к двери в санблок и уселся на небольшую железную скамейку, вкопанную в землю рядом со входом. Минут через двадцать двери открылись и оттуда вышла медсестра Анюта Тарасовна. Детям он тогда казалась уже старой, и только по прошествии лет Александр, вспоминая события тех дней, понимал, что медсестра была достаточно молодой, двадцати пяти летней девушкой с миловидным лицом и неплохой фигурой. Она повернулась к Саше:
- Зимин? Слушай, сбегай на кухню и скажи, чтобы одну порцию обеда оставили. Для новенькой. Понятно?
Саша вскочил с лавки, кивнул и припустился бежать на кухню. Передав поварихе тёте Вале поручение медсестры, он выбежал на улицу и спрятался за кустами. Минут через десять к столовой подошла медсестра с девочкой лет восьми. Это был уже не тот волчонок, которого вывели из автобуса всего пару часов назад. Её выдавал только тот же затравленный взгляд, который сверкнул тогда из под растрепанных волос. Сейчас она была в светлом платьице с Розовыми цветочками, причесанная и умытая. Девочка, уже входя в столовую, обернулась и Саша увидел её вздернутый носик и ямочки на щеках. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся. Девочка увидела его и еле заметно улыбнулась ему в ответ. Дверь за ними закрылась и Саша выскочил из за кустов. Вприпрыжку, размахивая руками и что-то насвистывая, он побежал в спальный корпус.
. . .
- Вниманию пассажиров. Пассажирский поезд номер 158 Москва – Дальнегорск прибывает на третий путь второй платформы. Повторяю…
Александр вынырнул из воспоминаний и оглянулся вокруг. Он был все на том же вокзале, ожидал свою электричку. Рядом лежала свернутая недочитанная газета «Ведомости», в которой его интересовала только его статья. Он еще раз огляделся вокруг, пытаясь понять, что же его заставило вспоминать именно тот день? Рядом с ним сидела незнакомая ему женщина лет шестидесяти с девочкой примерно двенадцати – тринадцати лет, увлеченно разгадывающей кроссворд. Задумавшись над очередным словом, девочка подняла голову и сказала пожилой женщине:
- Мам Валь, а что это: Египетский фараон четвертой династии. Шесть букв.
Александр автоматически ответил, как будто девочка обращалась к нему:
- Рамзес.
Юная кроссвордистка перевела взгляд на него и в его глаза посмотрели два голубых глаза. Под ними был расположен вздернутый носик. На щеках девочки были видны две ямочки. «Вот оно что – подумал Александр, - она похожа на нее». Девочка наклонилась, пошевелила губами и улыбнулась:
- Подходит. - Потом перевела взгляд на Александра – спасибо.
Александр кивнул в ответ и снова углубился в чтение газеты. Но строки текста расплывались перед его глазами. Он отложил газету в сторону и достал из внутреннего кармана куртки портмоне – визитницу. Открыл её и из маленького кармашка вытащил цепочку с кулончиком. Отложив визитницу на газету, он открыл кулон, внутри которого были вделаны две фотографии – молодой женщины лет двадцати двух и полугодовалого ребенка. Александр посмотрел на фотографии, вздохнул и уже собрался было сложить все обратно, как его отвлек женский голос:
- А это Ваша жена?
Александр повернулся на голос и увидел смотрящую на него ту самую «маму Валю», с которой была юная кроссвордистка. Александр кивнул головой, пытаясь сдержать комок в горле. Потом закрыл кулон, сунул его в кармащек визитницы, но убирать его не торопился – держал его в руках. Женщина покачала головой:
- А что случилось то, а?
- А с чего Вы взяли, что что-то случилось? – парировал Александр.
Женщина вздохнула и сказала:
- Эх, молодой человек. Я уже достаточно пожила и вижу, когда у человека горе. Я и сама осталась одна. Вот только Аленка у меня и осталась. Так что я прошла все.
Александру стало стыдно за свой тон и он поспешил извиниться:
- Вы уж простите меня за резкость. Муторно на душе.
Женщина примирительно махнула рукой и подсела поближе:
- Ты знаешь что? Когда у меня погиб сын с невесткой, я чуть не померла сама. Так одна моя подруга присоветовала. Ты, говорит, Макаровна, поговори с кем-нибудь, излей душу, сразу легче станет. Я сначала не верила ей, а потом поговорила с соседкой и правда, легче стало. Так что ты, милок, расскажи-ка мне, что у тебя стряслось то, гляди и тебе полегчает.
Александр пожал плечами и начал рассказывать. С того самого дня много лет назад, там, в детдоме. Постепенно он расслабился и его рассказ о своей жизни потек как ручеек с гор. Он рассказывал о там, как та девочка, которую по иронии судьбы тоже звали Сашей сначала никого не подпускала к себе, была замкнутой и диковатой. Как Александр упорством и добротой смог растопить её сердечко а потом подружился с ней. Как потом, спустя годы, эта дружба переросла в любовь. Рассказал он и о том, как они вместе поступали в университет, только он на журфак, а она на исторический. Как закончили и сыграли скромную свадьбу. Как выбивали комнату в общежитии. Как он радовался, узнав, что его молодая жена забеременела, как он надеялся на то, что будет мальчик. О том, как мечтал он сделать будущего сына счастливым, чтобы он никогда в своей жизни не узнал того, чего довелось узнать его отцу. О том, как вместо мальчика его жена родила девочку и плакала, прося прощения у мужа, что родился не мальчик. Как боялась она, что он бросит её из-за этого. Как он уверял её, что никогда в жизни он не бросит её. Как они радовались малышке. И как потом произошло самое ужасное. Жена нашла дальнюю родственницу и решила с малышкой съездить к ней. Александр тогда не смог с ней поехать. И о том, как автобус, в котором ехали его девочки, захватили сбежавшие из колонии строго режима четверо бандитов. Как преследовали автобус с похитителями и заложниками сотрудники МВД. Как бандитам удалось скрыться и как потом нашли сгоревший автобус с обгоревшими телами, среди которых были тела молодой женщины и полугодовалого ребенка. Тела так обгорели, что их было практически невозможно опознать. Только группа крови погибших совпадала с группой крови его жены. И как потом он жил без них более двенадцати лет. Он сам не заметил, как рассказал этой женщине всё о себе, все, что долгие годы держал внутри. Потом объявили посадку на его поезд, он попрощался с женщиной и девочкой, поблагодарил их за компанию и поехал домой, в свой небольшой городок. Уже в поезде он почувствовал облегчение. Та «мама Валя» была права. Он излил душу и ему действительно стало легче. Единственно, что его огорчало, это потеря медальона. Дело было не только в фотографиях, их у него ещё было много дома. Там, в медальоне, за фотографией его дочери хранился клочок волос, который он срезал с маленькой головки свое дочки буквально за пару дней до того злополучного дня. Все годы после гибели жены и дочери он жил какой то призрачной надеждой. На что? Он и сам этого не знал. Он пытался осуществить мечту своего детства и написать таки рассказ со счастливым концом. Но все его рассказы и новеллы как правило, заканчивались печально и трагически. Не видел он ничего в стиле Хэппиэнд. Прошло три месяца с того дня, когда он облегчил свою душу той женщине на вокзале в далеком городе. Он по прежнему жил в своей двушке в центре города, писал на заказ и по зову сердца, зарабатывал достаточно для пятерых, а тратил едва ли на одного. За окном уже была зима. Друзья все наперебой приглашают Александра к себе на Новый год. Александр все приглашения отвергал. Он не хотел никуда ехать. Он хотел побыть один в новогоднюю ночь. Опять поставить на старый кинопроектор единственную кинозапись из семейной хроники Зиминых и смотреть ее и вспоминать все, что было в его той жизни, когда еще его Сашенька была жива, когда его доченька весело агукала в кроватке. Ту единственную новогоднюю ночь, которую они провели втроем. И после которой все рухнуло. Он, как и раньше спал не более трех-четырех часов в сутки, а остальное время он проводил либо за компьютером – писал очередной материал или пытался сочинять рассказ со счастливым концом, либо мотался по области в поисках горячих материалов, проводя журналистские расследования. 29 декабря, закончив все дела, он сидел дома, весь день проведя за компьютером. Ближе к вечеру в дверь позвонили. Александр не стал отвлекаться и продолжал работать. Он надеялся, что позвонят и уйдут. Потом последовал второй звонок. Александр оттолкнулся от стола, отъехал на кресле и встал. Потом потянулся и пошел к входной двери, разминая на ходу затекшие суставы. У двери он остановился, вздохнул и, повернув замок, распахнул ее. Уже открыв было рот для гневной тирады он так и замер с открытым ртом. Перед дверью на лестничной площадке стояла та самая юная кроссвордистка с вокзала из другого города. Она была одна а в ее руках была его визитница. Александр опешил:
- Ты откуда? Как ты меня нашла?
Девочка протянула ему его потерянную визитницу:
- Там есть Ваш адрес.
- Ну это понятно. А почему ты одна?
Девочка посмотрела вниз на лестницу:
- Я с мамой Валей. Только она устала и еще поднимается. Вы высоко живете.
- А зачем было приезжать? Можно же было и позвонить, и я бы сам приехал за визитницей.
Девочка смотрела на него пристально и не моргая. Александр опять поразился схожести этой девчушки с его покойной женой. Из голубых глаз девочки выкатились две слезинки, прокатились по щекам и потерялись в ямочках. Девочка вытащила из кармана пальтишка какую-то бумагу и протянула ему:
- Это… Вам…
Александр на автопилоте взял бумагу, развернул и начал читать. С первых же строк этой официальной бумаги у него помутнело в глазах, буквы начали расплываться. Как сквозь сон до него доходил смысл написанного: «… биологические образцы… ДНК… волосы из медальона… образцы тканей Смирновой Алены, тринадцати лет… Идентичность 98%». Александр поднял голову и посмотрел на девочку:
- Смирнова Алена… это ты?
- Да…
Девочка уже не просто стояла, она все дрожала и плакала.
Пожилая женщина, как её называла ее приемная дочь, «мама Валя», с трудом поднималась по лестнице типовой пятиэтажки. Уже повернув на последний лестничный пролет она увидела картину, от которой ее сердце учащенно забилось а из глаз сами по себе брызнули слезы. На лестничной площадке пятого этажа, у открытой двери в одну из квартир стояли двое – мужчина тридцати пяти лет и тринадцатилетняя девочка, вернее стоял он, а девочку он держал на руках, прижав ее к себе. Из его глаз текли слезы, а девочка с плачем повторяла только одно слово: «Папа».
Вячеслав Ахмадуллов