Глава 14
Прошло уже больше года, как находилась я во вражеской стране.

На дворе стоял теплый май 1943. Еще с начала апреля мы поснимали верхнюю одежду из-за непривычно теплой погоды. Всю зиму снега как такового не было. Поэтому, как только температура за окном перевалила за десять градусов по Цельсию, природа вокруг тотчас же позеленела. Трава, деревья, цветы… все цвело и благоухало. Посевная началась едва ли не с конца марта, поэтому дел у хлопцев и Лёльки было невпроворот.

Жизнь текла своим чередом. Да только после прочтения тетушкиного письма, я не могла отделаться от мысли, что Аньку нужно было срочно спасать. Не могла я потерять еще и ее. Ночами мне снились ужасные кошмары, где расстреливали сестру у меня на глазах. Я видела ее смерти десятки раз. Почти во всех снах фигурировал Мюллер, именно он руководил всеми расстрелами. Практически всегда я набрасывалась на него с рыком злости, обуреваемая горем и безысходностью… настолько я ненавидела этого высокомерного немца.

Моей целью тогда было вызволить Аньку из прачечной и привести ее в «Розенхоф». Там же дождаться окончания войны, а потом уже добираться на родину своим ходом. Люди в городе поговаривали, что боятся наступления русских на Германию. А мы, все остарбайтеры, молились, чтобы нас всех освободили наши солдаты…

Но тогда же я столкнулась и с другой проблемой — мне решительно не хотелось покидать семейство Шульц. Настолько я привязалась к малышу Артуру, его необъяснимым ритуалам и тому, как он увлеченно объяснял мне нечто простейшее… Я цвела каждый раз, когда его маленькие тонкие ручонки обвивали мою шею, как он улыбался мне самой наивной детской улыбкой и как признавался в искренней любви… Я отчетливо осознавала, что без меня Артур пропадет и вернется к прежнему бессмысленному существованию. Но оставаться в «Розенхоф» и бросить сестру на произвол судьбы я тоже не могла.

К тому же, после ночи, когда мы с фрау Шульц узнали о смертях наших родных, ее отношение ко мне переменилось. Не сказать, что до этого момента она плохо относилась ко мне… вовсе нет. Вероятно, что-то щелкнуло в ней, и она более не относилась к нам только как к прислуге. Отныне помещица интересовалась нашим самочувствием, частенько спрашивала о семьях и о жизни в Союзе в целом, хлопцам и девчатам начала давать два выходных в месяц поочередно. Мальчикам и Лёльке повысила жалование за столь масштабный и кропотливый труд, тут же освобождала от работы при малейшем подозрении на плохое самочувствие, разрешила ребятам выходить раз в неделю в Эдинбург в сопровождении полиции. А каждый раз, когда фрау Шульц возвращалась из Эдинбурга и Мюнхена, она каждому привозила различные вкусности, начиная от местных брецелей с крупной солью, заканчивая заварными пирожными с кремом, о которых мы могли лишь слышать. Возможно, по нашим рассказам Генриетта понимала, что в Союзе в деревнях и селах мы жили не богато, а то и бедно, ели самую простую еду, годами носили одну и ту же одежду. Она пыталась хоть как-то облегчить наше пребывание на чужбине, осознавая, что нам было и без того худо находиться во вражеской стране.

А глядя на бедняжку Амалию у меня каждый раз сжималось сердце. Она жила в ужаснейшем ожидании собственной свадьбы, которая должна была запомниться как едва ли не самый счастливый день в ее жизни. Последние пару месяцев она отдалилась ото всех. Мы с Лёлькой и Татой не решались тревожить ее лишний раз, лишь Ася все еще могла подбодрить безутешную невесту.

Но как-то раз она все же обратилась ко мне. Это было через неделю после того, как я пережила очередное приключение в Мюнхене. В тот день фрау и фройляйн решили прогуляться по Мюнхенскому рынку, а Артур как не кстати приболел. Я несколько дней провела подле его кровати, развлекала и следила за его лечением. А после обеда Амалия встретила меня в коридоре первого этажа и вручила сверток, который по форме своей напоминал книгу.

— Алекс просил передать тебе, — сообщила она с грустной улыбкой на устах. — Правда я настаивала, чтобы он передал тебе лично… но он был непреклонен. Все ссылался на занятость.

Я вскинула на нее изумленный взгляд и пару секунд стояла как вкопанная с передачкой в руках.

— Но я не…

— Китти, ну не возвращаться же мне обратно! — хихикнула Амалия, слегка похлопав меня по плечу. — Конечно, это личное дело вас двоих… но мне безумно интересно, что Алекс тебе передал. Он упомянул, что тебе понравилась какая-то книга в его библиотеке.

— Да… была одна книга… она не оставила меня равнодушной, — призналась я, от волнения забыв немецкий на ходу.

— Ох, если это скучные медицинские трактаты или философские сочинения, то изволь избавить меня от подробностей! Они действуют на меня подобию снотворного! — девушка недовольно сморщила небольшой острый носик, похлопала меня по плечу и мигом побежала в спальню.

Еще с минуту я с интересом вертела бумажный сверток в руках, но все же не решалась раскрыть его в коридоре. Поэтому тут же отправилась в нашу спальню, чтобы сорвать бумагу, мельком оглядеть книгу и спрятать ее в тумбу подальше от лишних глаз.

— Катруся, стоять! — скомандовала Лёлька, преградив мне путь в комнату. Ее властный голос напугал меня, и я невольно прижала передачку к груди. Она с недоверием покосилась на бумажный сверток и угрюмо переплела руки на груди. — Що це тоби Сашка мий передав?

Я недоуменно пожала плечами, пытаясь сделать шаг вперед, но Ольга вновь перегородила дорогу.

— З яких пир он тоби вообще щось передает? — рыжая с подозрением сощурила хитрые янтарные глаза. — А ну дай подивитися!

Не успела я опомниться, как девушка тут же вырвала передачку из рук, на ходу разорвав упаковочную бумагу. В руки ей выскользнул старый переплет, на котором были выгравированы золотистые русские буквы: Иммануил Кант «Критика чистого разума». Я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть от радости. Это была книга! На русском языке! Та самая, что первоначально приглянулась мне в отсутствие Мюллера. Но с чего вдруг он передал ее мне? Неужто просто так?

— Тю… це що за книга така? — Оля разочарованно повертела ее в руках, пытаясь отыскать ответ на прозвучавший вопрос. Девушка надула бледные, засохшие от ветра губы, и уставилась на меня скучающим взглядом. — Откуда у нього книга росийською мовою?

— Наверняка изъяли у пленных офицеров.

Я беззаботно пожала плечами, силясь делать вид, что мне совершенно была безразлична передачка офицера. А затем вырвала книгу из любопытных рук Лёльки и направилась в спальню под ее недоуменный взгляд.

Мюллер же с января месяца словно избегал меня после нашего приключения в Мюнхене. Во время редких визитов в «Розенхоф» лишь коротко здоровался и тут же выходил прочь из помещения, как только я появлялась. Поэтому я удивилась, когда он передал книгу не лично мне, а через Амалию. Поведение его казалось совершенно мне непонятным, но и разбираться в причинах не было ни времени, ни сил. С одной стороны, я выдохнула с облегчением. Ведь человек, который устрашал всем своим видом, да еще и имел возможность в любой момент испортить мне жизнь, наконец держался от меня подальше. Но, с другой стороны, засело во мне некое смятение, что терзало и мучило душу на протяжении четырех месяцев. Понять, что это, я была не в силах… однако легче не становилось.

С того месяца он больше не сопровождал нас с Артуром в Мюнхен, вместе него это делали его подчиненные. Иногда это был рядовой Макс Вальтер, с ним прогулки наши становились намного веселее. Он знал каждый уголок, где продавался фруктовый лед и другие различные детские сладости; знал и местоположение всех развлекательных и других мест, завораживающих своей красотой. По непонятным мне причинам, Мюллер неохотно отправлял рядового Вальтера сопровождать нас в Мюнхене, но те редкие прогулки были для нас с Артуром настоящим праздником! Признаться честно, я и сама словила себя на мысли, будто знаю Макса всю свою жизнь… настолько он покорил наши сердца. Артур был от него в восторге!

Но однажды я и сама не заметила, как словила себя на безумной мысли о том, что впервые ожидаю приезда Мюллера на нашу ферму. В тот момент мне вдруг стало страшно… и на мгновение поплохело. Мысль та тяжелым камнем легла на грудь, отчего не вздохнуть было, ни выдохнуть… Я тут же отогнала те дьявольские мысли и заняла себя работой. Но с того дня вольно-невольно начала разглядывать в каждом пребывающем госте Алекса, убеждая себя в том, чтобы сказать ему спасибо за подаренную книгу. Наряжалась я перед приездом всякого, кто был вхож в дом фрау Шульц, но каждый раз это был не Мюллер. И как только я осознавала это, тут же ощущала внутри пустоту и горькое смятение.

С того момента, как сочинение Канта попало мне в руки, я едва ли не каждую свободную минуту читала: по ночам, во время занятий Артура, а также его игр и дневного сна. Но первое, что я обнаружила, когда открыла книгу — год издания и город, в котором была она напечатана — Санкт-Петербург, 1902. Книга была не нова, но сохранилась достаточно хорошо для прожитых лет. Удивилась я тогда, узнав, что издали ее еще в царской России. Но откуда она была у немецкого офицера?

Отбросив всякие мысли, я увлеченно проглатывала каждую страницу. Интересные цитаты даже подчеркивала, делала небольшие заметки карандашом, который одолжила у Артура. Что-то не понимала сразу, тогда перечитывала десятки раз, пока понимание слов не было четким и ясным как день.

Не забывала я и о книге о врачевании на немецком языке, что подарила мне фрау. С ее помощью я хоть и медленно, но улучшала свой немецкий, пополняла словарный запас и заодно узнавала много нового из медицины. Я боялась упустить каждую секунду, поэтому сразу же хваталась за книги, как только Артур засыпал.

Мое новое увлечение не понравилось ребятам. Они поначалу подшучивали надо мной и совершенно меня не понимали. Как только у них появлялась свободная минута, они мигом бежали на кухню, чтобы набить брюхо и языками почесать… или валились с ног в кровати, чтобы отдохнуть и опять-таки пошептаться.

Я не обижалась на них. У хлопцев и девчонок была работенка куда посерьезнее и труднее моей, и им не нужно было бежать спасать родню свою на фабрики и заводы. Они говорили по-немецки на бытовом уровне, понимали хозяйку, та понимала их и всех все устраивало. Но как бы я добралась до прачечной, зная лишь парочку немецких слов? Путь предстоял длинный и нелегкий… на протяжении всего пути я должна убеждать немцев, что я свой человек, и что мне нужна помощь с дорогой. И как же мне сделать это без элементарного знания языка и с дичайшим русским акцентом?

Аська была единственной, кто защищала меня всегда и при любых обстоятельствах. Она ведь даже и не подозревала, какой план я вынашивала, но все равно была на моей стороне, когда мальчишки упрекали меня.

Один раз я даже повздорила с Ванькой на этой почве.

— Ну полно тебе! Не надоело еще в книжках копаться? — устало выдохнул Иван, стоя на пороге нашей спальни. — Зачем ты читаешь эту фашистскую книгу?

Ванька прошел вглубь комнаты и с отвращением кивнул в сторону книги о врачевании, мирно лежащей на тумбе.

Время было позднее. Хозяева уже легли спать, а я тихонько устроилась на кровати, зачитываясь сочинением Канта. Ребята же в то время решили собраться на кухне веселой компанией.

— Она не о фашизме, а о том, как людей лечить, — тихо произнесла я, продолжив глядеть в книгу. — Немецкий язык не виноват, что на нем фашисты разговаривают.

Парень лениво фыркнул, пряча руки в карманы брюк.

— Та все одно и то же. Все немцы фашисты… и книги их все об одном только… А що це ти немцев защищать стала?

Я громко выдохнула, но промолчала. Понадеялась, что Ванька в скором времени уйдет, не дождавшись моих ответов. Но он, напротив, сел на край моей кровати у самых ног и направил пристальный сощуренный взгляд в мою сторону.

— Катька, что случилось? С каких пор ты предпочитаешь книги нашей компании? Мы волнуемся за тебя…

Его голос прозвучал надтреснуто, и я тут же поняла, что из всех ребят больше всего волновался за меня именно Ванька. Я испуганно вздрогнула, когда он вдруг нащупал сквозь одеяло мою щиколотку и тут же требовательно сжал ее. Я мгновенно опустила книгу, бросив на него изумленный взгляд.

— Отпусти, — одними губами прошептала я, опираясь ладонями об матрас.

— Дай угадаю… с тех самых пор, как начала ёшкаться с тем офицериком? — Иван понизил голос и крепче сжал мою щиколотку сквозь тонюсенькое одеяло.

Я болезненно промычала и дернулась, но его это не остановило.

— Отпусти меня! — требовательнее повторила я. — Не неси чушь… Ты же знаешь, что я даже смотреть не стану в их сторону!

— А що я должен думать, Катька? — он изумленно вскинул брови, и в больших голубых глазах я впервые уловила гневные нотки. — Ты как заночевала у фрица того, так третий месяц избегаешь меня, ответа про женитьбу нашу не даешь. По уши в книгу зарылась, що он подарил тебе. Может вы оба лишь прикрываетесь малым и под видом прогулки с ним ёшкаетесь по углам?! Що… стыдно признаться? Совесть гложет, що фашиста полюбила?!..

— Что ты несешь?! Я не узнаю тебя! — возмущенно воскликнула я, подрываясь с кровати. — Отпусти меня!

— А що дальше, Катенька? К нему жить переедешь и официально немецкою подстилкой станешь? — Иван злобно ухмыльнулся, и сердце мое вмиг подскочило, застучав в ушах. Он сильнее сжал мою ногу, отчего я мгновенно ощутила нервную пульсацию вокруг щиколотки и осознала, что кровь постепенно перестала циркулировать в том месте. — Ну, конечно, он же боевой офицер! И машина имеется, и дом наверняка большой! Не то, що я, бедный паренек из-под Харькова, денно и нощно работающий как раб на галерах!.. Ты пойми, его жизнь… она не для тебя! Он же поиграется тобой и выбросит, а потом найдет другую глупую остарбай…

Я замахнулась и влепила ему звонкую пощечину. Ладонь тотчас же стала изнывать от боли после соприкосновения с его щекой. Я тяжело дышала, глядя на него с нескрываемым отвращением. От неожиданности он резко схватился за больное место с ошарашенными глазами, и отпустил наконец мою пульсирующую щиколотку.

— Що тут случилося? — раздался недоуменный голос Лёльки. Она остановилась в дверях, ошарашенно оглядев нас с Ванькой. — Ви що учудили? Хочете фрау розбудити?!

Иван громко выдохнул, гордо шмыгнул носом, и, в последний раз бросив на меня укоризненный взгляд, молча удалился из комнаты с раскрасневшейся щекой. Девушка проводила его, изумленно хлопая ресницами, а потом тут же присела на мою кровать.

— Катруся, за що ти його так? — Оля сочувственно погладила меня по руке. Я тут же отдернула ладонь как от раскаленного железа, и улеглась на подушку, накрывшись одеялом до подбородка. — Любить он тебе, не видишь разве? Ну сжалься ти над ним. Он же ж як Алекса мого видит, так його тут же трясти от злости начинает. Ревнует Ванька тебе до нього…

— Насильно мил не будешь, Лёлька, — понуро промычала я.

— А ти не рубай с плеча-то. Поговорити вам треба толково, объясниться. Страждает ж хлопець, — девушка мягко поглаживала меня по руке, накрытой одеялом. — Ти поясни йому для чого тоби книги-то нимецьки читати надобно. Про сестру розкажи. Он ведь хлопець не дурний, все поймет…

— Без моих объяснений уж как-нибудь обойдется, — тут же ответила я неприветливым тоном. — Не нужна мне любовь такая… да и не люблю я его вовсе. Ты же знаешь, мысли у меня другим совершенно заняты. Не могу я время терять на потехи, да на интриги любовные…

— Добре, добре, Катруся. Утро вечера мудренее. Небось одумаешься еще, — Ольга устало выдохнула и медленно поднялась на ноги. — Як в себе прийдеш, дай знати. Мы с тобою ще не до конца маршрут твой до прачечной пропрацювали.

* * *
Разработка моего побега внезапно отошла на второй план, когда в середине июня в «Розенхоф» раздался звонок. Впервые за все время моего пребывания в Германии. До этого личный стационарный телефон фрау был использован исключительно для исходящих вызовов. По лицу Генриетты мы сразу же поняли — Кристоф назначил дату свадьбы.

После звонка Амалия заперлась в комнате и не открывала дверь на протяжении всего дня. Фрау Шульц непринужденно отмахивалась рукой и списывала поведение дочери на предсвадебное волнение. Но Ася заметила, как женщина весь день витала в мыслях: то подпись не там поставила, то на полсотни ошиблась, то никак руки дрожащие унять не могла.

Пока еще фройляйн Шульц, Амалия наотрез отказывалась ехать в Мюнхен для примерки свадебного платья. Поэтому Генриетта действовала решительно: пригласила домой целый штат, состоящий из главной портнихи, двух ее помощниц и саму начальницу ателье. Как оказалось, слухами о скорой свадьбе Кристофа Нойманна был полон весь Мюнхен, да и вся Бавария в целом. Это еще раз подтверждало тот факт, что его персона была влиятельной в местных кругах.

Но чем выше и влиятельнее мужчина в нацисткой Германии, тем более хитер, беспощаден и опасен он был. И, судя по тому, с каким рвением Амалия стремилась выйти за него замуж, она знала об этом не понаслышке.

Наконец, тот роковой день настал — 13 июля 1943 года.

Солнце светило тогда чрезвычайно приветливо и душно, а на небе не было ни облачка. Мы с Асей помогали плачущей невесте одевать белоснежное подвенечное платье с кружевным верхом и рукавами. Подол был лишен пышности и опущен строго в пол, но это лишь прибавляло Амалии элегантность и простоту. Платье выгодно подчеркивало ее тонкую талию, и в целом девушка выглядела в нем как хрупкий и нежный цветок, к которому боишься притронуться, чтобы не навредить.

— Он старше меня на восемнадцать лет… — тихо пробормотала Амалия, глядя в зеркало со стороны.

— Возраст не так важен, как взаимопонимание и поддержка, — утешила Ася, затянув корсет потуже на ослиной талии девушки.

— Я делаю это ради Артура… — невеста не моргала, отчего создалось впечатление, будто она превратилась в фарфоровую куклу.

— Благодаря тебе, с ним все будет в порядке, — я мягко улыбнулась и поймала ее пустой взгляд в зеркале, продолжив разглаживать метровый шлейф.

— Он не любит меня… — девушка обессиленно пожала плечами, поджав тонкие, бледные как у покойника губы. — И никогда не полюбит. Разве… разве он знает, что такое любовь?

— Уверена, когда он узнает тебя поближе, ты ему понравишься, — добродушно улыбнулась Ася, выглянув из-под спины будущей фрау Нойманн.

— Я должна родить ему… Обязана подарить фюреру ребенка. Мои дети будут носить его фамилию…

Амалия отстраненно помотала головой каким-то своим мыслям, гипнотизируя отражение в зеркале. Но мы утешали невесту как могли, даже если и были с ней полностью согласны.

Специально нанятая женщина соорудила Амалии объемную свадебную прическу из волнистых волос, собрала их в высокий элегантный пучок и на самом затылке зацепила длинную во весь рост белоснежную фату. Фрау была в восторге от наряда дочери, чего не скажешь о фройляйн. Казалось, девушке было совершенно все равно платье какого фасона на ней одето, все ли хорошо сидит и продержится ли прическа до конца церемонии. На ее безучастном лице опечаталась вся молчаливая боль, плавно перераставшая в неизбежное и ненавистное принятие.

Я в составе девочек и хлопцев вышла на веранду, провожать невесту и ее мать до машины Мюллера, который к тому времени выходил из знакомого автомобиля в парадном черном кителе.

— Маменька, ну почему Китти не может поехать с нами? — Артур закапризничал, когда офицер подошел к веранде дома. Вероятно, мальчик понимал, что прямо сейчас нам с ним предстоит расстаться.

— Милый, Китти не приглашена на церемонию, — тихо ответила Генриетта, на мгновение наклоняясь к сыну, чтобы поправить его коричневый пиджак.

— Но почему?! — возмущенно воскликнул он в ответ. — Ведь Китти наша кузина, как же мы можем оставить ее?

Офицер Мюллер неловко прокашлялся в кулак и в привычном жесте заложил руки за спину.

— Собственно, именно поэтому я и приехал без шофера, — с ноткой интриги в голосе начал он, мельком оглядев всех присутствующих. В какой-то момент его пронзительные синие глаза остановились на мне. — Фройляйн Китти приглашена на свадьбу… вот только в качестве моей невесты.

От растерянности я уставилась на него испуганным взглядом, часто-часто моргая, а позади раздался досадный выдох Лëльки. Первые несколько секунд я все еще надеялась, что ослышалась. Я надеялась, что все происходящее было кошмарным сном. Я надеялась, что прямо сейчас проснусь, выдохну с облегчением, и мы все вместе приступим подготавливать Амалию к свадьбе.

Но этого не произошло ни через минуту, ни через пять минут, а недоуменная тишина вокруг лишь удваивала напряжение.

— Алекс… — фрау выдержала паузу, прежде чем задать интересующий нас всех вопрос. — Это правда?..

Офицер подтвердил слова коротким кивком и вновь устремил взгляд в мою сторону, мельком оглядев привычное платье горничной.

— У вас есть около пятнадцати минут на сборы, после мы отъезжаем.

Глава 15
Первое, о чем я подумала тогда — пятнадцать минут это ведь чертовски мало. Мы собирали Амалию без малого три часа, а что я успею сделать за это время? Как только я раскрыла рот, чтобы наотрез отказаться, фрау Шульц взяла себя в руки, развернулась ко мне и твердо произнесла:

— Вот и появился шанс выгулять наряд, который я тебе подарила на Рождество.

— Я не… я никуда не поеду… — растерянно ответила я, от волнения забывая на ходу немецкий.

— Нас неоднократно видели вместе и появиться одному на столь масштабном мероприятии — дурной тон, — со стальным выражением лица произнес Мюллер. — Примите это как приказ. Возражения не принимаются.

Я возмущенно вдохнула воздух в легкие и с силой сжала кулаки.

— Приказ? Но я не твой солдат!

Позади послышались испуганные вздохи девушек.

Выражение лица офицера мгновенно переменилось. Брови хмуро сошлись на переносице, взгляд потяжелел. Синие глаза, казалось, потемнели на два тона, но вовсе не от моего упрямства и дерзости, а от того, что я вдруг посмела ответить ему на русском в присутствии посторонних.

— Она никуда не пойдет! — вдруг возмущенно воскликнул Иван на немецком, подбегая к нам. Он окинул фрау Шульц и Мюллера презрительным взглядом и прикрыл меня спиной. — Вы все… вы не имеете права таскать ее по вашим… вашим фашистским свадьбам!

— Ванька, дурак! Ты-то куда лезешь! — громко закричала ему вслед Таня.

— Ты что себе позволяешь?! Проштрафиться захотел? — оскорбленно вскрикнула фрау, дернув его за руку, но тот не спешил сдаваться без боя. — Сейчас же вернулся в усадьбу! Немедленно!

— Плевать мне на ваши штрафы, фрау! И так гроши получаем… — парень громко и возмущенно дышал, а голубые глаза вмиг вспыхнули от ярости. Он тут же требовательно схватил меня за руку, не смотря на мое сопротивление. — А Катька… она моя! Не пущу ее веселиться с этим фашистом под руку!

— Ваня! — испуганно вскрикнула я, вырываясь из его мертвой хватки. — Хватит! С чего ты решил, что я тебе принадлежу?! Я сама могу… сама могу постоять за себя!

Но Иван не обращал внимания на мои жалостливые крики и продолжал испепелять взглядом Мюллера. Между ними воцарилось напряженное молчание, и я впервые затаила дыхание, опасаясь за жизнь Ваньки.

С минуту они продолжили смотреть друг на друга: Мюллер исподлобья со стальным спокойствием, а Ваня с нескрываемым презрением и ненавистью. В какой-то момент офицер сдержанно поправил черную офицерскую фуражку и молча отошел в сторону автомобиля. Иван с рыком злости последовал за ним, но я тут же преградила ему путь, опираясь руками об его разгоряченную грудь.

— Успокойся! — выкрикнула я ему в лицо. — Чего ты добьешься этим? Если продолжишь себя так вести, фрау вмиг тебя на завод отправит работать. Ты этого хочешь?!

Парень озлобленно поджал губы, а взгляд его напоминал разъяренного быка. Он возмущенно провел рукой по лицу и вытер сухие губы ладонью.

— Этот фриц шибко много себе позволяет. Мне надоело смотреть, как он без конца уводит тебя куда-то! Но быть в качестве его невесты на фашисткой свадьбе… это перебор, Катька!

— Я сама могу о себе позаботиться, — упрямо заявила я.

Фрау в это время грубо схватила меня за локоть и быстрым шагом повела в дом под растерянные взгляды Амалии и остальных ребят. Оглянувшись на мгновение, я уловила, как Ванька мгновенно набросился на Мюллера. Боевой офицер молниеносно обезвредил удар и одним движением руки схватил Ивана за шею, угрожающе нависая над ним. Стиснув зубы, Мюллер что-то говорил ему, а Ваня сквозь боль вынужденно кивал. Хлопцы и девчата с криками побежали их разнимать, чтобы хоть как-то помочь беззащитному Ивану, ведь у офицера под рукой был заряженный пистолет. Внутри вмиг все похолодело. Но как бы сильно я не хотела последовать за ними, помещица крепко удерживала меня обоими руками.

— Не реви! Не реви, кому сказала? — прошипела она, когда мы миновали коридор. — Не обижайся, Китти, но я не позволю испортить репутацию Алекса! Он мне как сын… а терять сына еще раз я не намерена…

Переоделась я за считанные секунды не без помощи помещицы и кухарки Гертруды. Генри аккуратно поправила белоснежный приталенный пиджак и туго затянула тонкий поясок на талии, отчего у меня перехватило дыхание. На протяжении пяти минут она наспех укладывала мои волосы в высокий пучок без завивки и намертво закрепила небольшую плоскую шляпку в черный горошек с помощью дюжины тонких заколок. Когда женщина предложила мне маленькие черные туфли на танкетке, принадлежащие Амалии, я обреченно вздохнула. Мысленно представила, как уже через пару часов буду изнывать от свежих мозолей. Дополнением к наряду послужили серьги с каким-то белоснежным сверкающим камнем (я не вникала в подробности, да и не разбиралась в украшениях), темно-коричневые перчатки из кожи, а также черная плоская сумочка из плотной ткани странной прямоугольной формы, еще к тому же и без ручек.

Взволнованная фрау Шульц не отпускала мою дрожащую ладонь и всю дорогу до машины тараторила какие-то правила, которые я благополучно пропускала мимо ушей. Я была напугана и взволнованна не меньше ее, а то и вдвое больше. Я не знала, чего мне ожидать, да и на кой черт мне проводить весь день рука об руку с человеком, которого я терпеть не могла?..

— Будешь делать все, что он скажет… И не забывай про осанку, она тебя может выдать! Не смей отходить от него и уж тем более говорить с кем-либо без его присутствия, русский акцент не сыграет тебе на руку. В ресторане старайся делать вид, что разглядываешь помещение, откровенно пялиться на приглашенных гостей не нужно, этим лишь привлечешь внимание. А лучше всегда и при любом раскладе непринужденно улыбайся. От немок требуется немногое: выглядеть подобающе, не участвовать в разговорах про политику, быть всегда в приподнятом настроении и вести непринужденные беседы с другими женщинами про детей и церковь. Дети, кухня, церковь. Дети, кухня, церковь. Запомнила?! Для всех ты не разговорчивая кузина Амалии и Артура. А по поводу документов… никто у тебя их не будет спрашивать, пока ты ходишь под руку с Алексом, так что по этому поводу можешь не беспокоиться.

— Мне нужно будет весь день ходить с ним за руку? — с удивлением спросила я.

— Китти, только не говори, что ничего не знаешь об отношениях мужчины и женщины, — разочарованно произнесла Генриетта, выводя меня на улицу. — Мельком поглядывай как будут вести себя окружающие пары и потихоньку повторяй. В остальном слушайся гер Мюллера.

Я нервно сглотнула слюну. Говорить, что я действительно ничего не знала об отношениях мужчины и женщины, я посчитала неуместным и глупым. Что поделать, если у меня не было соответствующего опыта? Да и к нахождению в обществе немецкой элиты меня никто не готовил. Я даже подумать о таком не могла!

Ошеломленные взгляды девчонок и хлопцев напугали меня еще больше, чем сама новость о приглашении на свадьбу. Они восхищенно разглядывали каждый сантиметр моего тела, и только Оля с Ванькой хмуро пялились с недоверием, переплетая руки на груди. Было радостно видеть, что Иван больше не набрасывается на немецкого офицера так глупо и безрассудно.

— Будь осторожна! — раздался обеспокоенный голос Аси за спиной.

— Погуляй там за всех нас, Катька! — радостно завопила Танька.

— Катя… ты очень… ты прекрасно выглядишь… — смущенно и растерянно бросил мне вслед Иван.

Я обернулась и одарила его мимолетной улыбкой на комплимент, а затем и вовсе едва не натолкнулась на широкую грудь Мюллера. Он расслабленно докуривал сигарету, опираясь об дверь машины. Офицер мельком оглядел мой наряд и удовлетворенно кивнул, принимаясь помогать Амалии сесть на заднее сидение с длинным шлейфом. Я разозлилась на его кивок… что это значило? Что он одобрил то, как меня нарядила фрау? А если бы ему что-то не понравилось, хватило бы ему совести отправить меня обратно?

— Ура, Китти, ты едешь с нами! — воскликнул Артур, разглядев меня с ног до головы. — Тебе очень идет эта шляпка. Но ты ведь не собираешься замуж? Ты мне нужна! Пожалуйста, не покидай нас!

Мюллер высокомерно хмыкнул, закрыв дверь за невестой.

— Артур, что ты такое говоришь! — неловко воскликнула фрау, усаживаясь на заднее сидение автомобиля вслед за сыном.

Его детский обеспокоенный взгляд вызвал во мне невольную улыбку. Как только я хотела поблагодарить его за комплимент, офицер тут же распахнул дверь переднего пассажирского сиденья. Он выжидающе кивнул в сторону машины и предложил свою руку. Я подхватила подол черной юбки, приняла его протянутую ладонь, облаченную в белоснежную перчатку, и благополучно устроилась на переднем сидении.

Мюллер остановил машину спустя час у внушительного мюнхенского здания с высокими колоннами. Везде где только можно была изображена нацисткая символика: начиная от красно-бело-черного флага и рун СС, заканчивая гербом с изображением имперского орла. Мне вдруг стало не по себе от количества мужчин в черной униформе с кровавой повязкой на левой руке. Они скопились у входа в здание внушительных размеров. Женщин в элегантных шляпках и новомодных платьях различных фасонов, сопровождающих их, было едва ли не вдвое меньше. А фотографы, сновавшие туда-сюда, словно съехались со всей Баварии — настолько непривычно много их было в тот день.

Кристоф Нойманн, в привычном черном кителе с белоснежной рубашкой, одним галантным жестом руки помог будущей супруге благополучно выйти из автомобиля. При виде без пяти минут фрау Нойманн все вокруг заулюлюкали, кто-то даже присвистнул, а парочка мужчин среднего возраста радостно похлопали в ладоши. Молодожены плавно последовали к пузатому и седовласому мужчине с изогнутыми усищами в черной форме СС и внушительным списком наград. У него было доброе лицо с таким выражением, будто тот собирался сказать что-то смешное. По всей видимости, мужчина был генералом и, по совместительству, отцом Кристофа. Потому как фрау Шульц тут же подбежала к нему, а тот оставил аккуратный поцелуй на кисти ее руки.

— Не спускай с них глаз, — позади раздался очередной приказ Мюллера. — Церемония продлится не больше часа.

Привычным жестом он надел черную офицерскую фуражку, кинул на меня и Артура последний хмурый взгляд, и направился за всеми остальными в здание.

Я растерянно оглянулась, продолжив удерживать влажную руку Артура.

— Добрый день, фройляйн Штольц, — послышался знакомый голос Макса Вальтера. Он в шутливой форме отдал нам с мальчиком честь и улыбнулся во все зубы. — Прекрасно выглядите.

— Здравствуйте, Вальтер, — я коротко кивнула. — От чего же нас не пускают на церемонию?

Я мельком оглядела женщин, оставшихся на крыльце здания, кто-то стоял и разговаривал на ступеньках, а кто-то одиноко дожидался своих мужей в сторонке. Вот только фрау Шульц нигде поблизости не было.

— О, не переживайте на этот счет, — убедительно ответил Макс. В тот день от тоже был одет в парадный черный китель. — Свадебные церемонии членов СС проходят в закрытом формате. Туда пускают только родителей молодоженов и всех, кто вступил в ряды СС. Но совсем скоро состоится пышный банкет, где все будут веселиться, танцевать и распивать шнапс. Вы разве не знали?.. Вас ведь тоже ожидает нечто подобное.

Неужто нас не пригласят вовнутрь? А как же ж они без венчания? Что же за закрытые свадебные церемонии такие у нацистов проходили? Какие же странные они были… эти немцы.

Я наивно улыбнулась, как и советовала фрау Шульц, чтобы не вызывать лишних подозрений и никому не нужных вопросов. И, судя по ответной улыбке рядового, этот прием сработал.

— Пройдемте прогуляемся, если вы не против, — невзначай предложил Вальтер.

— А там будет фруктовый лед? — с интересом спросил Артур, подавшись вперед.

— Конечно, юнгер манн, и не только! — Макс тихо рассмеялся и легонько похлопал мальчика по спине.

Рядовой Вальтер повел нас на ближайшую городскую площадь с добротным фонтаном. Прохожие и гости города по какой-то странной традиции кидали в него монетки, а вокруг рассредоточились резвящиеся дети, гоняющиеся за голубями. Макс рассказал о необычайных свойствах этого чудного фонтана: вокруг него в любое время суток всегда полно голубей, они чересчур ручные, людей не боятся и еду берут прямо-таки с рук, точно ручные попугаи.

Рядовой угостил Артура мороженым и прикупил парочку булочек для кормления птиц. Мы с восторгом наблюдали, как голуби осаждали людей с едой: садились на плечи, руки, сумки и даже на голову, лишь бы отхватить протянутый кусок. Так мы резвились довольно долгое время, скормив ненасытным птицам около четырех сдобных булок. Пока, в конце концов, они не закончились, и позади нас раздался голос Мюллера в привычном командном тоне:

— Вальтер, я же просил не уводить их далеко.

— Виноват, оберштурмбаннфюрер. Но… посмотрите, как юнгер манн радуется!

Макс провел рукой по воздуху, указывая на резвящегося мальчика с птицами на руках, и расплылся в довольной улыбке.

— Нам пора. Банкет начнется через час, — бесцветным голосом произнес Алекс, щурясь от солнечных лучей.

Он молча подошел ко мне и согнул руку в локте. Пару секунд я недоуменно взмахнула ресницами, но тут же собралась и взяла его под локоть, как и полагало приличной немецкой невесте. Мы попрощались с рядовым и спустя несколько минут уже оказались в машине. Мюллер молча вез нас по многолюдным ухоженным улочкам. А я то и дело отдергивала Артура каждый раз, когда он намеревался облизать липкие от мороженного пальцы.

Фрау Шульц с нами не было, но и спросить о ней смелости у меня не хватало. Слишком уж молчалив и угрюм был Мюллер, а пальцы его с силой сжимали руль автомобиля. Мы толком не виделись на протяжении четырех месяцев, и я уже было отвыкла от его общества. Но, с другой стороны, мне было чрезвычайно трудно признаться самой себе, что рядом с ним я ощущала себя в относительной безопасности. Я уже не воспринимала офицера как врага, который в любой момент мог навредить мне. Теперь же напротив, я четко осознавала, что если он рядом, то никакая опасность со стороны немцев мне не угрожала. Безусловно, трудно было назвать гарантом моей безопасности немецкого офицера, но… к сожалению, никто больше не был в силах защитить меня. Даже если и делал он это ради Артура и фрау Шульц…

— Не задавай никому лишних вопросов. Не подходи к взрослым без надобности, старайся всегда быть рядом с маменькой… — вторила я Артуру вот уже третий раз, когда мы подъезжали к шикарному ресторану. — И пожалуйста, никаких ритуалов за столом. Это может смутить гостей. Ты же не хочешь подвести Амалию?

Артур молниеносно покачал головой, промычав что-то нечленораздельное. Как только офицер затормозил подле роскошного ресторана с красной ковровой дорожкой посреди ступенек и позолоченной яркой вывеской, мальчик тут же принялся с восхищением рассматривать все вокруг. Мы благополучно выбрались из автомобиля, обходя других многочисленных гостей у входа, и я мгновенно схватила Артура за руку. Он прыгал на месте от восторга с забавной улыбкой на устах и по обычаю перешагивал через трещины на брусчатке.

— Если что-то понадобится, ты всегда можешь подойти ко мне и гер Мюллеру, слышишь? — пыталась достучаться я до мальчика, но он продолжал изумленно хлопать глазами. — Артур, здесь много гостей, ты можешь потеряться.

— Надо же, вы умеете быть ответственной, — съязвил офицер Мюллер, неожиданно подхватив меня под локоть на глазах у любопытных гостей. Я смутилась и вздрогнула, но виду старалась не подавать. — Не пугайтесь вы так. Нам весь день предстоит ходить рука об руку.

— Артур, сынок! — окликнула фрау Шульц у самого входа в ресторан. Она подняла руку, чтобы мы уловили ее среди бесконечной толпы гостей. — Иди скорее ко мне!

Мальчик тут же вырвался из моей ладони, мельком помахал на прощание и побежал к матери. Вокруг творилось что-то непонятное. Гул голосов не прекращал раздаваться в ушах. Гости то и дело выходили из автомобилей и толпились у входа в ресторан. Кто-то, напротив, выходил, а кто-то долгое время не мог войти в помещение из-за огромного количества людей, столпившихся у входа. Незнакомые лица менялись один за другим. Я едва поспевала разглядывать элегантные шляпки немецких дам, ощущать тонкие нотки их парфюма и наблюдать, как они выкуривали одну сигарету за другой.

— О, гер Мюллер, чрезвычайно рад видеть вас и вашу… невесту! — раздался радостный мужской голос откуда-то сбоку. — Патрик Вебер. Приятно познакомиться, фройляйн Штольц…Вы прекрасны!

Секунда, и перед нами оказался мужчина средних лет с темными закрученными усами на пол лица. На голове у него была черная шляпа котелок, а одет он был в темно-синий смокинг с черной бабочкой на шее. Он тут же галантно поклонился, с особой аккуратностью взял мою кисть и оставил неторопливый поцелуй на тыльной стороне ладони, облаченной в белоснежную перчатку.

— Спасибо… гер Вебер, — тоненьким голоском ответила я, сдержанно кивнув в ответ на его любезность.

Щеки мои тут же раскраснелись от смущения и от столь непривычного обращения в мой адрес. Все никак я не могла свыкнуться с тем, что меня считали дамой знатной, будущей женой офицера, еще к тому же и кисть целовали каждый раз. Алекс не оставил мои пылающие щеки без внимания. Он тут же неловко прочистил горло и произнес безразличным голосом, разглядев впередистоящих людей:

— Добрый вечер, Патрик. Что за столпотворение у входа?

— Ох, гер Мюллер, вы не знаете? Гер Нойманн младший изволил запечатлеть каждого гостя на входе. Так сказать… на память, — мужчина провел рукой по воздуху, кивнув в сторону фотокамеры у входа. — Фотографируются целыми семьями или парами. Все фотокарточки оплачены женихом и будут присланы вам по почте в самое ближайшее время. Так что вы можете смело пользоваться услугами фотографа.

Мы с офицером обменялись напряженными взглядами. Он хмуро оглянул меня, а я растерянно взглянула в его пугающие синие глаза, в которых зарождалось беспокойство.

— Мы можем отказаться от этого? — тут же спросил он, крепче стиснув мою руку. — Моя дорогая… Китти всегда беспокоится перед фотографированием из-за неудачных фотокарточек. Мы же с вами знаем, как вредно женщинам излишне нервничать… К тому же, здесь столько гостей, что задерживать фотографа было бы ужасно некрасиво.

— Э-э… нет, гер Мюллер. К сожалению, мне велено проследить, чтобы каждый гость был запечатлен для истории, — неловко сообщил Патрик с нервной улыбкой на устах. — Да бросьте, сегодня же, можно сказать, историческое событие! К тому же, ваша дама прелестно выглядит! Не беспокойтесь, фройляйн Штольц, вы сегодня очаровательны!

Я одарила мужчину растерянной улыбкой и выдохнула с облегчением, как только он покинул нас, отвлекаясь на других высокопоставленных гостей:

— Штурмбаннфюрер? Вот так встреча! Не познакомите с вашей супругой…

— Что-то не так? — прошептала я на русском, привставая на цыпочки, чтобы офицер наверняка услышал.

— Все не так, Катарина, — сухо отозвался он. — Кристоф не просто так выслал для вас приглашение в последний момент… теперь еще и эти навязанные фотокарточки…

— Что же в этом странного? — искренне удивилась я. — Я ведь якобы являюсь кузиной невесты. Наверное, он посчитал, что было бы несправедливо не пригласить на свадьбу родственников своей будущей супруги.

— Только не в его случае, — угрюмо проговорил Мюллер, хмуро оглядев впередистоящих людей, которые болтали без умолку. — Судя по вашему спокойствию, вы еще не знаете, что Кристоф — офицер Гестапо… Такие как он никогда не делают что-то просто так.

Его слова окатили ледяной водой. Я ощутила нарастающую дрожь в самых кончиках пальцев, и тут же сжала их в кулак.

Гестапо. Вот почему Кристофа знала каждая собака Мюнхена. Знала… и чертовски боялась. Отныне все стало на места. В тот день я, наконец, осознала, почему свадьба Кристофа и Амалии проводилась с подобным размахом.

— Вам не стоит волноваться, — спустя целую вечность вдруг тихо произнес офицер, словно читая мои мысли. Наверняка, моя бледность не осталась для него незамеченной. — Рядом со мной вам ничего не угрожает. Советую не отходить от меня на протяжении всего вечера… на всякий случай.

Я неуверенно кивнула, распознав его тихий голос в бесконечном гуле гостей. Каждую секунду вокруг раздавался непринужденный женский смех, щелчки фотокамер, обрывки мужских голосов о войне и детский визг резвящихся в очереди ребятишек.

— О чем шепчетесь?

Откуда не возьмись, перед нами возникла фройляйн Хоффман с хитрой лисьей улыбкой на устах. Она не спеша докуривала сигарету, удерживая ее тонкими белоснежными перчатками, и с нескрываемым любопытством разглядывала мой наряд. Я же, в свою очередь, мельком оглядела ее приталенное платье, едва прикрывающее изящные колени, и полностью обнажающее плечи. Оно было сшито из легкой ткани смелого голубого оттенка, а на поясе красовался тонкий белый ремешок. На голове у нее была закреплена белоснежная шляпка-таблетка с пушистым пером, чем-то схожая с моей, а блестящие каштановые волосы средней длины были аккуратно завиты и уложены изящной волной на плечи.

Сомнений не было, она выглядела изумительно. Да и милое личико, не лишенное природной красоты, прибавляло ей шансов охмурить всех холостяков вечера.

— Чего тебе, Лиззи? — бесцветным голосом отозвался Мюллер, мельком бросив взгляд в ее сторону.

— Китти, прелестно выглядишь, — девушка скользнула холодными серыми глазами по моему лицу, и тонких алых губ коснулась половинчатая улыбка. Я сдержанно кивнула и старалась молчать, понадеясь, что в скором времени она нас покинет. — А ты, Алекс, снова… не в духе. Но тоже выглядишь отлично… впрочем, как и всегда.

— Брось все эти любезности. Ты же сама их ненавидишь, — офицер раздраженно выдохнул, едва сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.

— О, мой дорогой Алекс… а тебе все также нравится нарушать правила… — Лиззи коротко усмехнулась, вздернув тонкую бровь, и с наслаждением выдохнула табачный дым. — Вы уже поздравили новобрачных? Я все никак не могу пробраться к ним сквозь толпу. Это просто неслыханное издевательство — заставлять каждого гостя фотографироваться перед тем, как зайти в ресторан! По-моему, Кристоф слишком заработался… и теперь в каждом жителе города подозревает шпиона…

Фройляйн Хоффман надменно хмыкнула, снова сделав глубокую затяжку. А меня передернуло от ее слов.

— Его действия небезосновательны, — Мюллер вдруг решил поддержать разговор. — Советская разведка не дремлет. На прошлой неделе обезвредили двух диверсантов, а сколько разведчиков бродит среди нас — никому неизвестно.

— Фи, избавь меня от этих скучных подробностей! Вам, мужчинам, лишь бы о войне поговорить! — Лиззи вскинула ладони, с отвращением морща аккуратный носик со вздернутым кончиком. — Китти, ты лучше скажи, когда же вы придете отужинать к нам? Мы с папенькой очень вас ждем.

— От меня ничего не зависит, фройляйн Хоффман, — тут же ответила я, с поддельной нежностью глядя на офицера Мюллера. — Как только у Алекса появится свободный вечер, мы сразу придем.

Мужчина удовлетворенно кивнул, словив мой взгляд.

— Ну и скучные же вы, господа. Китти, ты не успела замуж выйти, а Алекс уже построил тебя под себя. Настоящий офицер! — девушка надменно хихикнула, пряча улыбку за кистью руки. — Ладно, встретимся в ресторане. Мне еще папеньку предстоит отыскать…

— Сколько же здесь гостей? — спросила я, перейдя на немецкий для конспирации, когда между фотографом и нами оставалось около пяти человек.

— Вас это напрягает? — удивился Мюллер, но голос его по-прежнему не выражал никаких чувств.

— После ваших слов про Гестапо — да, очень напрягает, — тихо пробормотала я, крепче сжав ладони в перчатках.

Офицер надменно хмыкнул и поправил черный китель с несколькими неизвестными наградами. А затем наклонился к моему уху и произнес по-русски то, чего я никак не ожидала услышать:

— Человек редко думает при свете о темноте, в счастье — о беде, в довольстве — о страданиях и, наоборот. Перестаньте волноваться на пустом месте… и постарайтесь чаще улыбаться, иначе люди вокруг что-то заподозрят.

Я удивленно уставилась на него.

— Это же цитата из сочинения Иммануила Канта!

— Верно, — подтвердил Мюллер. Он направил сосредоточенный взгляд вперед, но на устах его я успела уловить промелькнувшую улыбку. — Рад, что вы открыли «Критику чистого разума».

— Шутите?! Да я ее почти… — удивилась я и запнулась от изумления.

— Следующий! — воскликнул фотограф, уловив наши лица.

На фотографирование ушло всего около трех минут. Мюллер по-хозяйски притянул меня за талию, а я от неожиданности затаила дыхание. Мы находились друг к другу настолько близко, что плечо мое упиралось ему в грудь. От его парадного кителя веяло приятными воздушным нотками. Парфюм обладал мистическим лесным ароматом с примесью травяных и мускусных нот. И, как это ни странно, действовал на меня успокаивающе…

Я натянуто улыбалась, стараясь не обращать внимание на любопытные взгляды гостей. Все они пялились на меня так, будто я была каким-то цирковым уродцем. Казалось, все они давно прознали, кем я была на самом деле… И с нескрываемым интересом наблюдали, как же буду вести себя в неестественной среде.

Это жалкое унижение закончилось, едва мы зашли в ресторан. Поначалу его богатое убранство и огромные размеры удивили меня. Помещение можно было сравнить с размахами бального зала в царских дворцах Ленинграда. После я обратила внимание на общее количество гостей. Их в ресторане было ровно столько же, сколько толпилось за дверями. Вокруг длинного стола сновали слуги в белых рубашках, преимущественно молодые парни. Гости же стояли подле стола и беседовали на разные темы, пока в воздухе играла забавная танцевальная мелодия в исполнении незнакомой немецкой певицы. Женщина средних лет в вызывающем красном платье и распущенными светлыми волосами с пышной укладкой, сладко распевала под аккомпанемент большого белоснежного рояля.

Я огляделась и натолкнулась на сплошную красную нацистскую символику: на огромных старинных колоннах, на стенах… даже салфетки на столах имели алый оттенок. На белоснежной скатерти были расставлены десятки тарелок с различными закусками: фрукты, овощи, сыры и традиционные немецкие колбасы. Слуги подавали салаты, аккуратно пододвигая шнапс, которого было едва ли не больше всей еды вместе взятой.

Подобные размахи меня пугали и поражали одновременно.

В один момент я словила на себе строгий взгляд фрау Шульц. Она стояла в окружении двух незнакомых женщин и отца жениха. Укор в ее глазах буквально заставил меня сильнее выпрямить спину, как и подобало всем дамам.

— О, мой дорогой Мюллер, рад тебя видеть! Надеюсь, сегодня ты наконец выпьешь со мной за наше счастье! — воскликнул на всю залу Кристоф, на ходу раскинув руки в сторону для объятий. — Ты все же привел свою невесту… Фройляйн, бесконечно рад вашему визиту.

Его звонкий голос эхом прокатился по всему помещению, и все гости тотчас же метнули любопытные взгляды в нашу сторону. Я внутренне сжалась от подобного унизительного внимания, но Мюллер тут же одним взглядом приказал натянуть улыбку.

Новоиспеченный жених с показательной вежливостью поцеловал мою руку, обрамленную в перчатку, и удовлетворенно улыбнулся, заглянув мне в глаза.

— Вы прелестно выглядите. Алекс, сегодня тебе придется побороться за свою невесту. Ты же знаешь, у нас в партии много холостых… — Кристоф коротко рассмеялся, и в его изумрудных глазах я впервые уловила искренность. Неужто он был так рад свадьбе? — Фройляйн Штольц, вам предстоит отбиваться от моих бравых офицеров. Судя по их ненасытным взглядам, они намерены пригласить вас на танец… и даже не один! Если вы, конечно, позволите. Быть может, после этого вы передумаете выходить замуж за Мюллера…

Мужчина рассмеялся, а я смущенно опустила взгляд, улыбнулась и еще крепче прижалась к плечу Алекса.

— Ну что же вы, не скромничайте! — продолжал жених непривычно веселым голосом.

— В таком случае, Кристоф, твоим бравым офицерам придется пройти через меня, — Мюллер коротко усмехнулся в ответ на неуместные шуточки друга.

— Не думал, что ты такой ревнивец.

Офицер Нойманн вновь рассмеялся без причины и по-дружески похлопал Алекса по плечу. А затем взгляд его ярко-зеленых глаз похолодел, едва он увидел очередных вошедших гостей.

— Ты пригласил полковника Кляйна? — удивился Мюллер, оглянувшись назад. — У тебя же кровь вскипает, как только ты видишь офицеров Вермахта.

— Как сказал Сунь Цзы — держи друзей близко, а врагов еще ближе. Пусть посмотрит какие мы свадьбы устраиваем. Им в Вермахте такое и не снилось… — с презрением произнес Кристоф бесцветным голосом, искоса наблюдая за полковником. — Полковник Кляйн! Я знал! Я знал, что вы примете приглашение…

Я обернулась, уловив, как Нойманн пожал руку полковнику с лицемерной улыбкой на устах. Мюллер проследил за мной и словил мой хмурый взгляд.

— Честно признаться, я думала, что Вермахт и СС это одно и то же, — растерянно изрекла я на русском, потому как рядом с нами не было лишних ушей.

— Только Кристофу это не говорите… Он вас тут же в лагерь отправит из-за незнание элементарных вещей. Сразу же сдадите себя с потрохами, — безразлично отозвался офицер. — Вермахт — это постоянные вооруженные силы любой страны. К примеру, как ваша Красная Армия. А СС это…

— Как наше НКВД? — наивно предположила я.

Мюллер усмехнулся, и я удивилась, словив его редкую улыбку.

— НКВД можно сравнить разве что с Гестапо. А СС это что-то вроде… элитных военных подразделений. Между нами имеет место быть некая вражда и парочка разногласий. Офицеры Вермахта поголовно думают, что наши дивизии находятся на особом счету… Это, конечно же не так, и мы также воюем плечом к плечу с Вермахтом. Вот только физическая подготовка у нас многим лучше, да и оружие… — мужчина запнулся, словно осознал, что взболтнул лишнего. — А впрочем… я и так уже многое вам пояснил. Немки никогда не интересуются оружием, войной и политикой. Так что будьте аккуратны, Катарина. Ваше любопытство может пагубно сказаться на вашем и без того шатком положении.

Я задумчиво кивнула, пока в голове не созрел еще один вопрос:

— Вы же полиция, так? Почему же обычная полиция входит в ряды СС?

— Это что, допрос, гражданка Богданова? — на полном серьезе спросил офицер, направив в мою сторону холодные синие глаза с глубокой пронзительной синевой.

— Конечно же нет! Разве это является секретной информацией? — я удивленно захлопала ресницами, подняв голову, чтобы взглянуть на него. — Просто удивительно… вы полицейский и не состоите в партии, но имеете это странное и труднопроизносимое звание СС.

— Нашу дивизию сформировали еще в 1939 из личного состава полиции порядка, — сообщил Мюллер, все еще глядя мне в глаза с забавной усмешкой на устах. — Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

Его глаза излучали искреннюю улыбку и какую-то необъяснимую теплоту. Вероятно, настолько позабавили его мои глупые вопросы, которые мог задать лишь немецкий ребенок. От подобного его взгляда я смущенно опустила глаза и дважды кивнула.

— Алекс, Китти! — вдруг воскликнула Амалия, быстрым шагом направляясь к нам.

Невесту несколько раз окликнули ее трое подруг, которые не смогли удержать длинный шлейф платья. Девушка за считанные секунды оказалась возле нас с букетом роскошных белых роз в руках и легкой отдышкой в груди.

— Боже мой, как же я рада вас видеть! — выдохнула она, приобняв Мюллера. — Вокруг столько незнакомых лиц, суеты и лицемерных поздравлений, что я…

— Тебя уже можно поздравить, фрау Нойманн? — с усмешкой спросил офицер, кивнув в сторону обручального кольца.

Я удивилась, обнаружив кольцо на безымянном пальце левой руки. Больно непривычно было видеть его не на правой руке. Странные обычаи были у этих немцев… все в точности до наоборот.

— Не издевайся, Алекс! — обиженно воскликнула невеста, крепко обняв меня. — Китти, боже, как только я увидела тебя, мне сразу же полегчало на душе. Так горько и грустно было уезжать из родного дома. Неизвестно теперь, когда я приеду в родительскую усадьбу… и приеду ли вообще.

— Не глупи. Ты в любой момент можешь навещать маменьку и всех нас. Разве фрау Шульц будет против? — тут же утешила я, разглядев бледное худощавое лицо новоиспеченной супруги. — Мы с ребятами будем по тебе скучать…

— Маменька конечно же будет не против, но… — Амалия коротко оглянулась в сторону супруга, который встречал последних гостей, и тоскливо вздохнула. — Даже в свадебный день я одна… что же будет после?

— Дамы и господа! — вдруг торжественно воскликнул Кристоф Нойманн и захлопал в ладоши на всю залу, отчего беседующие гости с интересом уставились в сторону жениха. — Прошу вас занять положенные места! Торжество начинается!