Сова появляется в тот момент, когда я застегиваю на Скорпиусе пальтишко.

— Вот блядь, — бормочу я под нос, срываясь через всю комнату, чтобы раскрыть окно прежде, чем сова врежется в стекло. Оборачиваюсь к Скорпиусу. — Не вздумай повторять.

Он скалится и принимается болтать варежками туда-сюда, согнув пальцы в кулачки.

Холодный ветер врывается вместе с совой, дрожащими пальцами я развязываю свиток. Сова смотрит на меня как-то насмешливо, будто ждет чего-то — я вспугиваю ее взмахом руки.

— Мне некогда отвечать, — раздраженно поясняю я, и сова, встопорщив перья, срывается с подоконника с досадливым уханьем. Я хлопаю рамой ей вслед и затем принимаюсь за письмо.

Блядь. Печать Кардинеллы. Вряд ли там что-то хорошее.

Так и есть.

Вскользь проглядываю три абзаца, отчитывающих меня за блокировку Камина на несколько дней, за отмену одного свидания — Мерлин, один отказ за три чертовых года — это еще не конец света. "Два заказа сорвались из-за твоей халатности", — цитирую, — "и в ближайшие дни можешь ни на что не надеяться".

Удивительно, но мне абсолютно насрать. Все равно она явится через пару дней. Скомкиваю письмо и щелчком отправляю его в камин.

— Готов? — Оборачиваюсь к сыну.

Он кивает и запрыгивает мне на руки.

 

Гарри ждет нас у главного входа в Гайд-парк, прислонившись к бронзовым решетчатым воротам. На руках у него рыжеволосая малышка, укутанная в темно-красное пальто, шапочка в тон сбилась на затылок. Младший мальчишка держит его за руку — точнее, повис на руке, опасно завалившись на бок, покачиваясь туда-сюда. Его шарф волочится по земле.

Скорпиус пристально их оглядывает.

— Папа, кто это?

— Друзья, — отвечаю, и мне почему-то сдавливает горло. В последнее время моя жизнь — сплошной удивительный сюр.

Гарри встречает меня поцелуем, быстрым и жестким. Малышка окидывает меня хмурым взглядом и отворачивается, извиваясь в его руках.

— Ну что ты... — С улыбкой он спускает ее с плеча.

Альбус Северус и Скорпиус подозрительно изучают друг друга. Я смотрю на Гарри.

— Ты уверен, что это хорошая мысль?

Он пожимает плечами.

— А что плохого в том, что они познакомятся?

На это у меня нет ответа.

 

Спустя два часа, где-то в глубине Зимней Страны Чудес (как это называют магглы, но я бы назвал это Зимняя Проклятая Страна Гребаных Чудес), у нас в наличии разбита губа Скорпиуса и синяк под глазом Альбуса — причем оба пострадали от бодающейся девчонки.

Уж лучше бы я имел дело лично с Темным Лордом, чем с приступом гнева у двухлетней малышки.

Гарри со вздохом перебрасывает ее через плечо, и мы уходим подальше от карусели. Она все еще орет — мордашка раскраснелась, слезы в три ручья.

— Она немного капризная.

— Да? Ты так думаешь? — Я тащу мальчишек за один из ларьков на Немецком рынке(26). — Скорпиус, ради Бога, стой спокойно!

Сын хмурится. Я палочкой прикасаюсь к его губе, и он вздрагивает, когда кожа начинается срастаться. Я поворачиваюсь к Альбусу. Он пятится и ныряет под стол.

— Нет, — бухтит он из-под стола, и Скорпиус закатывает глаза.

— Ребенок, — заявляет он и обнимает меня за колени. — Папа тебя не обидит.

— Нет, — повторяет Альбус.

Гарри вздыхает и протягивает мне Лили.

— Подержи.

Я держу. На вытянутых руках. Ничего не могу поделать — я понятия не имею, как обращаться с этой девчонкой. Она пытается лягнуть меня, но я перехватываю ее ступню.

— Чертова малявка, — бормочу я. Усаживаю ее на свое бедро, попой ко мне. Она шумно сопит и продолжает колотить меня пятками.

Гарри бросает на меня взгляд через плечо и залезает под стол. Альбус вжимается куда-то в угол.

— Ну же, Эл, — мягко уговаривает Гарри, — Дай, я посмотрю.

Альбус медлит, но потом все же подползает к отцу. Гарри выглядит нелепо, согнувшись в три погибели под столом, кончиками пальцев едва касаясь синяка на лице сына. Абсолютно нелепо. Целиком и полностью.

Мимолетное касание палочки — и синяка как не бывало. Альбус смотрит на Гарри так, будто для того нет ничего невозможного. Наверное, так и есть.

Свободной рукой тянусь к Скорпиусу, приглаживаю его кудряшки.

— Так лучше? — спрашивает Гарри, и Альбус кивает, прижав кулачок ко рту. Он подается к отцу и быстро целует его в щеку, затем переползает через него и вылезает из-под стола. Гарри следом.

Он отряхивает колени и отбирает у меня свою дочь.

— Детишки, — усмехается он.

Поднимаю бровь.

— И временами мы спрашиваем себя, стоят ли они наших усилий. — Я оглядываюсь на сына. Он медленно плетется рука об руку с Альбусом, они нерешительно поглядывают друг на друга.

— Да, временами. — Гарри пересаживает Лили на другой бок. — А временами хочется попросту утопить их в Темзе.

Я с ним всецело солидарен.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(26) German Market — Немецкий рынок. Миниатюрный рынок в немецком стиле с деревянными ларьками-избушками, торгующими разными изделиями ручной работы, горячей едой и подогретым вином. Фото.

http://www.flickr.com/photos/21718350@N06/2259557771/in/set-72157604610189665/

 

Через пару дней мы возвращаемся, но уже без детей.

Это все дурацкая идея Гарри. Гуляя с детьми по Гайд-парку, он заметил громадный каток и решил, что нам просто необходимо покататься на коньках. И неважно, что он в этом деле "как корова на льду", по его, полному энтузиазма, признанию.

И вот я уже рассекаю по льду, выписывая восьмерки, а Гарри все падает и падает на задницу.

— Подушечное заклинание? — язвительно интересуюсь, на что он отвечает весьма грубым жестом. Я смеюсь и поднимаю его на ноги. — Ты захотел кататься, не я.

— Угу, если бы я только знал, что тебя в детстве готовили к Олимпийским играм.

— К чему? — удивленно моргаю. Я резко торможу у него перед носом и тут же заезжаю ему за спину.

— А, не важно, — вздыхает Гарри и потирает ушибленный зад. — Достаточно сказать, что ты — сволочь.

— Ты только теперь понял? — Я беру его за руку. Ощущаю несколько косых взглядов. Плевать. Этот морозный вечер окрашивает румянцем наши щеки и превращает наши слова в белые облачка, уплывающие куда-то в потемневшее небо. Деревья вокруг катка украшены маггловскими лампочками, ярко-белыми, и если чуть-чуть прикрыть глаза, то можно представить, будто это фейки сверкают крылышками среди ветвей.

Гарри сплетает свои пальцы с моими.

— Я не слишком сообразительный.

— Это очевидный факт.

Какое-то мгновение мы скользим в тишине, Гарри расслабляется и даже начинает попадать со мной в ногу. Его уже не так шатает из стороны в сторону.

— Кстати, — наконец говорит он, краем глаза поглядывая на меня. — Альбус желает знать, придет ли Скорпиус к нам на Рождество.

Я резко останавливаюсь, Гарри по инерции движется вперед, теряет равновесие и снова грохается на лед.

— Черт возьми, Драко!

— Ты на коньках, а не в кедах, идиот. Постарайся запомнить. — Я наклоняюсь к нему. — Рождество?

Держась за меня, он поднимается, лишь разок поскользнувшись. Снег налип на его джинсы.

— Ну, не на всю ночь. — Он облизывает губы. — Хоть на время. Если сможешь.

— И это идея твоего сына? — скептически изгибаю бровь.

Гарри складывает ладони вместе.

— Клянусь!

— Я тебе не верю.

Он ухмыляется.

— Ладно-ладно... Возможно, я его слегка подтолкнул.

Награждаю его уничтожающим взглядом.

— Ну ты подумай все же. — Гарри обхватывает меня за талию, вцепляясь пальцами в шерстяную ткань пальто. — Если я упаду, ты тоже упадешь, Малфой.

Я фыркаю.

— Это ты так думаешь, придурок чертов.

Он улыбается.

— Так ты подумай, ладно?

Помедлив мгновение, киваю.

— Я подумаю.

— Отлично.

Гарри делает шаг, его лодыжка подворачивается...

Я лежу, растянувшись на нем сверху, Гарри хохочет.

— Как же я тебя ненавижу, Поттер, — злобно шиплю я. Гарри ловит ладонями мое лицо и целует меня.

— Врешь.

Не вру, честно.

 

— Это ужасная идея. Совершенно нелепая, и я никуда не пойду.

Софи наблюдает, как я меряю шагами ее кухню. Всего лишь полдень, а я уже принял три порции виски.

— Драко.

— Я не знаю, о чем он вообще думает. Мы встречаемся чуть больше недели. Я о том, что это же Рождество, Софи...

— Драко! — На этот раз резче.

— Что? — Останавливаюсь и смотрю на нее.

— Он тебя ни к чему не принуждает. — Она кладет перед Скорпиусом бутерброд с обрезанными корочками, как он любит. — Он просто пригласил тебя, всего-навсего.

— И Скорпиуса! — Я осушаю стакан и тянусь за бутылкой. Софи убирает ее в сторону.

— Хватит с тебя. — Она прячет бутылку в шкафчик. — И я что-то не могу понять, причем тут вообще Скорпиус.

Конечно, она не понимает. Я бы объяснил ей доходчиво, если бы сам знал. Но просто... какое-то неправильное чувство. Пугающее. Как будто я вот-вот влипну по уши.

Или уже влип...

Осознание вдруг бьет меня по голове. Колени подгибаются, я падаю в кресло, задыхаясь.

— Дыши глубже. — Софи опускается на колени рядом со мной, поглаживая меня по бедру.

— Софи, — слабо отзываюсь я. — Кажется, я встрял по самые яйца.

Она мягко улыбается.

— Поверить не могу — ты только сейчас это понял!

 

Я сам не уверен, каким образом оказался в зале "Качественных Товаров для Квиддича". У меня и мысли не было сюда заходить. Я хотел попасть на Дрянн-аллею, купить подарок матери, потом к Дроссельмайеру, за последним подарком для Скорпиуса.

Но проходя мимо Молнии в витрине, я остановился на мгновение, и его вполне хватило, чтобы принять безумное решение — купить эту метлу для Гарри.

Совершенно очевидно, что у меня поехала крыша.

И, тем не менее, я здесь, протягиваю чек, выписанный на мой счет в Гринготтсе.

— Доставьте метлу в Ислингтон, Верхняя Улица, 34, — даю указание прыщавому клерку, облаченному в цвета Обормутских Ос. — Я желаю, чтобы посылка прибыла в сочельник.

Я набрасываю записку, запечатываю и прилагаю к метле, будучи уверенным на все сто, что пожалею о сделанном в ту же секунду, как выйду отсюда.

Так и есть.

 

Мы лежим в постели, запутавшись в простынях. Я провожу ладонью по его груди, цепляясь пальцами за редкие темные завитки волос. У нас отличный секс. Всегда. И это немного сбивает с толку, если честно. Гарри не самый впечатляющий любовник, у меня определенно бывали и лучше. Но он полон энтузиазма и страсти... и, мать его, он сложен как атлет.

Не говоря уже о том, что ему очень хочется перепробовать все на свете, хотя бы раз.

— Господи, — изрекает он, уставившись в потолок, — никогда не думал, что засуну язык в чью-нибудь задницу.

— Да в этом нет ничего экстраординарного, дурачок. — Я придвигаюсь, сворачиваюсь у него под боком, уткнувшись подбородком ему в плечо. Он пахнет потом и сексом, и я чувствую, как мой член опять напрягается.

Мерлин, не знаю, как насчет этого придурка, но рядом с ним я становлюсь просто ненасытным.

— Не для меня, — сухо отзывается он. — Джин меня бы на британский флаг порвала, если бы я попросил ее об этом.

Фыркаю.

— Поооттер, это называется римминг, и все голубые это практикуют. Ладно, не все из нас, но большинство точно.

— Никогда не воспринимал себя голубым, вообще-то. — Он перебирает пальцами мои влажные волосы.

— Насколько я помню, ты поцеловал одного из своих шуринов.

Гарри хватает меня за руку, выкручивая пальцы.

— Ах ты, мудак!

— И тебе, кажется, понравилось.

Он фыркает в ответ.

— Ну... — Большим пальцем поглаживаю его пальцы, обводя суставы. — Кажется, мы достигли той степени близости, что ты уже можешь признаться, который из Уизли это был.

Гарри со стоном отодвигается. Он сгибает колено, и его напрягшееся бедро отсвечивает бледным золотом на фоне простыни.

— Боже.

Я подношу его руку к своему рту и, быстро лизнув кончики пальцев, продолжаю искушать.

— Ну же, скажи мне.

— Ты засранец, — ворчит он, но улыбается. — Ладно, это был Перси. Мы оба упились в...

— О, Бооооже! — со всхлипами хохочу я, не в силах остановиться. — Ты целовался с Перси Уизли? Да я сейчас вышвырну тебя из своей постели! — Упираясь ногой в бедро Гарри, толкаю его к краю кровати.

— Отъебись! — Он хватает меня и наваливается сверху. — Я же сказал, мы оба были пьяные, и это была душевная травма для нас обоих, понял? — Он вздыхает. — И все равно я не считаю себя голубым. В конце концов, мне вполне нравилось трахать жену.

— Мне тоже. В мире существует редкая категория людей — бисексуалы, если ты вдруг не знал. — Я тянусь к нему и принимаюсь вылизывать и покусывать шею.

Получаю легкую оплеуху.

— Не будь таким ублюдком.

Нахмурившись, отодвигаюсь от него.

— А ты не будь таким тупоголовым.

Гарри вздыхает. Огонь потрескивает в камине, свет от фонарей с Верхней улицы проникает сквозь окна.

— Просто мне это все в новинку, понимаешь? У меня никогда не было знакомых с такими наклонностями... Только я.

— И я.

Он вдруг улыбается.

— А я и не догадывался до недавнего времени.

Я сажусь в кровати и с любопытством смотрю на него.

— Правда? Что, в школе никогда не подозревал? — Не то чтобы я изо всех сил скрывал свои наклонности. — Даже Грег и Винсент знали, а они были непроходимые тупицы. — Неожиданно горло сжимается, когда я вспоминаю, что Винсента уже нет. Мне все еще не хватает этого громилы. Даже спустя все эти годы. Мы нечасто видимся с Грегом. У него своя семья в Котсволдзе, и иногда мы встречаемся пропустить стаканчик, если он бывает в Лондоне. Мы обмениваемся портретами наших сыновей и опрокидываем пару-тройку пинт. Но теперь все не так. Что-то разрушилось со смертью Крэбба. И мы не смогли это исправить.

Но после войны у всех так, не только у нас. Пэнси и Тео — единственные школьные кореша, с которыми я продолжаю общаться. Многие погибли. Остальных разметало по разным частям Англии, или даже дальше. Пэнси иногда получает весточки от Миллисент — она эмигрировала в Австралию. Забини мелькает в Лондоне время от времени. Предпочитает жить то в Риме, то в Нью-Йорке.

Да и потом, мы же не Гриффиндорцы, в конце концов! Наше гнездо растоптали ногами, нас вышвырнули прочь, дрожащих от страха. Полагаю, что никто до сих пор не отошел от последствий. Мы слишком много потеряли, каждый по-своему.

Гарри касается моей щеки.

— Ты грустишь.

— Не смеши меня! — Я соскальзываю с кровати. — Вставай. Одевайся.

— Зачем это? — Он вытягивается на кровати, переворачиваясь на живот. — Всего лишь начало двенадцатого. Да мне и тут хорошо, спасибо.

Сверкнув взглядом, я швыряю его брюки ему в голову.

— Твои шмотки, Поттер, давай! Я хочу показать тебе кое-что.

 

Полночь, но Париж и не думает засыпать.

Квартал Марэ — мое любимое место, а улица Сент-Круа-де-ля-Бретонри(27) — моя любимая улица, заполненная многочисленными весьма изящными бутиками, какие бывают только во Франции, ресторанчиками, с которыми едва ли сравнятся лондонские, и клубами, которые призваны поразить неискушенное воображение Гарри Поттера.

Радужный флаг(28) трепещет на ветру — они тут на каждом углу, не пропустишь — и даже в такой поздний час на улицах полно веселящихся людей, и звуки музыки доносятся из распахнутых дверей.

Я завожу Гарри в узкий переулок, на ходу нащупывая бумажник в кармане брюк. Достаю маленькую золотую монету, спрятанную в одном из отделений.

— Драко, где мы? — Гарри шепчет мне в затылок.

Улыбаясь, тыкаю палочкой по грязной кирпичной стене.

— Просто одно знакомое местечко.

Кирпичи скользят в стороны, за ними оказывается резная арочная дверь тонкой работы. Я дважды стучу — открывается маленькое окошечко в двери, откуда вытягивается морщинистая рука. Я роняю монетку в ладонь. Рука исчезает.

Дверь распахивается, и мы вступаем в темное помещение.

Свечи мерцают в парящих под потолком подсвечниках. Подошвы утопают в толстом и мягком ковре.

— Драко? — голос Гарри звучит неуверенно.

Я оборачиваюсь. Он нервничает, мнется, рука уже тянется к палочке. Я прикасаюсь к его локтю.

— Доверься мне.

Он кивает, его пальцы заметно расслабляются.

В конце зала, возле еще одной резной двери стоит гоблин. Он кланяется при нашем приближении.

— Ваши пальто и обувь, пожалуйста, — изрекает он. Гарри в панике смотрит на меня.

— Делай, что говорят. — Я выскальзываю из мокасин, которые предпочитаю любой другой обуви, и вручаю их гоблину. Гарри следует моему примеру и отдает гоблину свои кроссовки.

Гоблин возвращает мне золотую монетку и прикосновением пальца открывает двери.

— Ни хуя себе! — восклицает Гарри позади меня.

Я смеюсь.

— Добро пожаловать в Гоморру, Гарри.

Мы стоим на широкой лестничной площадке, по обе стороны от нас вниз извиваются лестницы. В нижнем зале толпятся мужчины — одетые, раздетые, или в процессе разоблачения. Музыка гремит на всю мощь — такое вы вряд ли услышите по радио. Дикие завывания рожков под аккомпанемент струнных создают удивительный первобытный ритм. Эта музыка проникает в кровь, будто специально зачарованная. Сквозь вибрацию звуков все вокруг кажется ярче, насыщенней.

Эротичней.

Разноцветные огни танцуют в одном ритме с музыкой — потоки голубого, зеленого, розового и оранжевого скручиваются и расползаются по стенам.

— Что это за место? — спрашивает Гарри, когда мы спускаемся вниз.

Мимо скользит эльф с подносом, я подхватываю два бокала вина, один протягиваю Гарри.

— Клуб для волшебников с нетрадиционной ориентацией. С весьма ограниченным доступом.

— Еще бы! — Гарри, широко распахнув глаза, оглядывает все вокруг. — То-то я о нем не слышал.

— И не услышал бы. — Делаю первый глоток. — О нем сообщают только заинтересованным, и только устно.

Перед нами танцующая парочка — один из них плавно опускается на колени и ртом захватывает член партнера сквозь ткань брюк. Гарри прокашливается.

— А ты как о нем узнал?

— От одного клиента. — Осушаю бокал и прихватываю еще один с проплывающего мимо подноса, заставленного напитками вперемешку с презервативами (для шлюх и магглорожденных) и флаконами любриканта. — Он притащил меня сюда, чтобы похвастаться мной.

Гарри хмурит брови.

— Похвастаться тобой?

Я беру его за руку и веду дальше в толпу. Мужские тела прижимаются к нам, кожей трутся о нашу одежду. Музыка гремит где-то в районе моего затылка, яркая и быстрая. Чувствую, что я уже плыву.

Еще одна парочка жадно целуется, прислонившись к стене, запустив руки друг другу в штаны. Вокруг них собралось несколько человек — они с жадностью наблюдают, как более старший волшебник дрочит член младшего, заставляя его выгибать бедра.

— Вот так, мой дорогой Гарри, — я указываю на них, — хвастаются шлюхой.

Чувствую, как Гарри напрягается за моей спиной.

— И твой клиент делал с тобой то же самое?

Вино ударяет мне в голову, я едва ли замечаю, что Гарри так и не притронулся к своему бокалу.

— Нет. — Взмахом руки указываю на диванчик в нескольких футах от нас, где юного мага бродяжнического вида ебут, перегнув через подлокотник. Его голова откинута назад, а член трется об диванную обивку. — Он делал это.

Неожиданно я оказываюсь прижатым к стене — Гарри хватает меня за грудки, пальцы больно впиваются в плоть.

— Зачем ты притащил меня сюда? — требует ответа.

Хмм, а мне казалось, что это очевидно.

— Показать тебе, что ты не единственный гей в магическом мире, придурок! — Я отбрасываю его руки. — И давай без грубостей.

Гарри вспыхивает.

— Мне неприятна даже мысль о том, что ты можешь быть с другим, — недовольно говорит он.

— Я — шлюха, Поттер, — резко отвечаю. Он сжимает челюсть. — Ведь именно так мы встретились...

Он прерывает мою тираду грубым поцелуем, своим телом вжимая меня в стену. Мы движемся в унисон, мои руки в его волосах, его руки на моих бедрах, и музыка врезается в мое тело, обжигая кожу.

— Гарри, — шепчу я, но он уже сдергивает с меня брюки.

Я оказываюсь на полу, и все вокруг пялятся на нас. Они смотрят, как Гарри Поттер опускается на меня, покрывает поцелуями мою шею и грудь. Я дергаю его выше и жестко впиваюсь в его рот, умирая от желания. Его язык скользит по моим зубам, я посасываю его, поглаживаю своим языком. Гарри тихо стонет, и от этих звуков мой член наливается кровью.

Он перекатывается на спину и усаживает меня сверху. У него уже откуда-то взялась резинка и флакон со смазкой, видимо подсуетился ближайший эльф. Музыка пульсирует в ушах, и я не могу сдержать стон, когда его пальцы проскальзывают в мою дырку.

Здесь безопасно, и можно делать все, что угодно. Но как только ты отсюда выйдешь, как только двери за тобой закроются, эта ночь превратится в водоворот цвета, музыки и чувств. Ты будешь помнить свои действия, но не вспомнишь лица тех, на кого ты смотрел, кого целовал и трахал.

В этом вся прелесть Гоморры.

Мои брюки сдернуты с ягодиц, рубашка расстегнута. Широко расставив ноги, я насаживаюсь на Гарри... Все смотрят, как он ебет меня, и от понимания этого мой член еще больше каменеет.

— Гарри, — вновь шепчу я, наклоняясь за поцелуем. Я не могу думать ни о чем другом, только о его напряженном теле, только о том, как сильно я хочу его. — Пожалуйста.

Его член толкается в меня, резко и жестко, именно так, как я хочу, и я выгибаю спину, упираясь в его колени. Я равномерно покачиваюсь, и мой член трется о складки спущенных брюк.

Мерлин, это просто охуительно. Вот за это я и люблю секс, быстрый и грубый. Я падаю на Гарри, задыхаясь, желая большего. Впиваюсь ногтями в его кожу, царапаю грудь — он вскрикивает, выгибаясь дугой. Прикусываю его сосок, тяну зубами, а он продолжает со стонами вбиваться меня.

Он мягко пропускает свои пальцы сквозь мои волосы и вдруг неожиданно перекатывает меня на спину и вжимает в ковер.

Рубашка зажата под спиной, пуговицы царапают кожу, когда Гарри таранит меня, и мой хер все так же трется о сбившиеся в гармошку брюки.

Я не могу дышать, не могу пошевелиться, да и не хочу — лишь бы он продолжал меня трахать.

— Сильнее, — умоляю, слепо возя руками по его груди, цепляясь за бока, пытаясь втолкнуть его еще глубже в себя.

Бедра Гарри вколачиваются в мой зад, и барабанный грохот в этом же идеальном ритме пробивает меня насквозь — никогда еще я не чувствовал такого кайфа!

— Гарри, — я выстанываю его имя, поглаживая кончиками пальцев его прекрасное лицо. — Гарри, Гарри, Гарри. Хочу... — Резкий толчок вышибает из меня дух, и я тихо вскрикиваю, вжимаясь в него.

Моя ступня соскальзывает с его спины, цепляется за пояс его брюк.

Мы движемся в едином ритме, и все вокруг теряет смысл, растворяется. Мне нужен только Гарри.

Он грубо целует меня, прихватывая зубами за губу, шепотом выдыхая мое имя прямо мне в рот.

Это уже слишком...

Еще один мощный толчок, и я кончаю, сжимая его бедрами, сперма вытекает густым и горячим потоком. Он не останавливается, и меня всего трясет, влага размазывается по коже, впитывается в брюки. Его волосы торчат во все стороны, глаза горят, плечи напряженно вздрагивают.

— Мой, — стонет он, глядя на меня сверху вниз, и мои пальцы судорожно стискивают его предплечья. — Ты мой, мать твою! — Не сбиваясь с ритма, он подхватывает меня под ягодицы, перекатывается на спину и усаживает меня сверху на свой член.

Я опускаюсь ему на грудь, ритмично подмахивая бедрами навстречу его быстрым толчкам. Мой член с влажными шлепками бьется о живот.

— Ты этого хочешь? — судорожно выдыхаю, и он больно впивается пальцами в мои бедра, приподнимая и обратно насаживая меня.

Это вместо ответа.

Его тело движется подо мной, он дышит, как загнанная лошадь, и я знаю — он уже близок. Блядь, вот прямо сейчас...

Я стискиваю мышцы вокруг его члена и откидываюсь назад.

Он кричит, его напряженное тело выгибается, он вжим

ается в мои бедра последний раз, сотрясаясь. Я в изнеможении падаю на него.

Мы лежим так какое-то время, задыхаясь, ловя воздух, я чувствую, как его член обмякает во мне. Все тело гудит.

Медленно я прихожу в себя и ощущаю какое-то движение вокруг. Люди.

Они расходятся, те немногие, кто отвлеклись на наше шоу. Я смотрю на Гарри. Он прячет лицо в ладонях.

— Слезь с меня, Драко, — еле слышно говорит он.

Я соскальзываю с него, поднимаюсь, натягиваю брюки. Мы оба молчим, долго молчим.

Домовой эльф с безмятежным выражением лица подбирает использованные резинки.

Гарри встает.

— Мне нужно идти. — Он отшатывается, когда я пытаюсь взять его за руку. Растворяется в толпе.

Меня охватывает острое и отчетливое ощущение, что я тут облажался по полной программе.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(27) Улица St. Croix de la Bretonnerie в квартале La Marais — место обитания и тусовок парижских геев и лесбиянок.

(28) Наверное, все знают, но на всякий случай — http://www.gophila.com/Go/PressRoom/files/Gay_Flag.jpg. Такой флажок, вывешенный при входе в заведения, свидетельствует, помимо прочего, о толерантности к секс-меньшинствам, а также является символом геев и лесбиянок.

 

 

[490x461]