«Я помню этот день… Казалось, там было сотни убитых,» — слова женщины, которая явилась участницей событий #В_этот_день, 4 октября 1993 года.

 

В те дни Москва увидела кровавое противостояние режима, который нам насадили сверху, и простых людей, вставших на защиту Советской Власти, Верховного Совета РФ, устоев, на которых покоилась вера в возрождение Союза. Государство прибывало в глубоком политическом кризисе, на кону стояла судьба всей страны. Президент или Верховный Совет? После несостоявшегося импичмента, референдума и финансовых разборок Борис Ельцин силой взял власть. Направив танки к Белому дому, одним указом он перечеркнул надежду на справедливое решение. По официальным данным, были убиты 74 человека, в том числе 26 — военные и служащие МВД, ранены 172. Всего за 3 - 4 октября, по данным следствия, погибли не менее 123 человек, были ранены не менее 348. Вот она, цена псевдодемократии: в те дни убиты сотни людей — сегодня погибают миллионы. Поэтому мы обязаны не забывать эту дату. Решения, принятые тогда Ельциным не только загубили жизнь защитников Дома Советов, но и ввергли страну в бездну, из которой не так-то легко выбраться. «Их убил режим Ельцина»… Его отголоски до сих пор делают нас слабыми. Наплевав на мнение народа один раз, власть продолжает втаптывать его в грязь десятилетиями... ПОЧЕМУ ЗАБЫВАЮТ ПРО РАССТРЕЛЫ СВЯТЫХ ДЕВЯНОСТЫХ? Антикоммунисты очень любят колоть глаза левым и красным арестами и расстрелами 1937–1938 гг. Собственно говоря, это их любимая тема. При этом они, что называется, в упор не замечают, что нежно любимая ими эпоха "святых" девяностых тоже была эпохой... расстрелов. Причём стреляли прямо на улицах, в машинах, где попало, и любой представитель «бизнес-элиты» ежеминутно ходил под прицелом. Да и не только бизнес-элиты... И ощущение постоянного риска для некоторых групп населения, думаю, было довольно похожим. Только в 1937–1938 гг. определённые социальные группы боялись, скажем, ночного шума подъехавшей машины во дворе, звука лифта (если в доме был лифт), а в 90-е следовало бояться иных вещей. Допустим, красного лазерного лучика оптического прицела. Но как-то свыклись с этим чувством риска, сжились с ним... Была шутка в девяностые годы, диктор телевидения говорит: «А теперь новости культуры. Сегодня застрелен директор филармонии...»
И в 30-е годы были похожие шутки. Вот анекдот, который можно точно датировать. 8 января 1938 года на фронте испанской гражданской войны части республиканцев сумели добиться успеха — взяли город Теруэль, о чём триумфально сообщила советская печать. Вот тогда-то и появился анекдот:
«— Слыхал, Теруэль взяли.
— Одну или с мужем?
— Да это город...
— Как?!.. Берут уже целыми городами?!..» То же юмористическое восприятие арестов мы видим и, например, в творчестве Михаила Булгакова (где он описывает таинственные исчезновения людей в «нехорошей квартире» ювелирши). Или был у меня знакомый, ныне покойный, который свой сравнительно недолгий арест в 1937 году по политическому делу описывал в самых юмористических красках... «Когда следователь вытащил свой пистолет и стал им мне грозить, я притворился, что жутко напуган (смеётся), прямо весь дрожу и умираю от страха». Общее количество жертв криминальных разборок и иных видов убийств в девяностые годы установить довольно сложно, но, полагаю, это не менее нескольких сот тысяч человек. Пишут, скажем, что «совершалось ежегодно до полутора тысяч заказных убийств. Например, в середине 1990-х в Москве было убито из-за квартир 15 тысяч стариков». Это не было какой-то экзотикой, с этим сталкивался почти каждый, кто жил в те годы. Например, мой близкий родственник в те годы вселился в квартиру и лишь потом узнал, что её хозяйка, оказывается, была убита с целью этим жильём завладеть и продать его. В убийстве его, по счастью, никто не обвинил, но квартира долгое время была под судебным арестом и он мог остаться без жилья. Автора этих строк пытались как-то сбить машиной в 1997 году из-за судов с одной фирмой — правда, это скорее комическая история, чем страшная, настолько топорно было устроено это «покушение». Глава фирмы, где я работал несколько лет, мой давний знакомый, выбросился с 15-го этажа накануне ареста по заказному уголовному делу. Или вспоминаю такую типичную сценку девяностых: захожу в ближайшее кафе перекусить и вижу, что две хозяйки заведения как-то странно суетятся. Выясняется, что главу их семьи арестовали по заказанному бизнес-конкурентами делу и посадили в Бутырскую тюрьму, а оставшиеся на хозяйстве мать и жена собирают ему передачу. Спустя ещё какое-то время прохожу мимо того же кафе: оно было построено в виде красивой деревянной веранды — сгорело дотла! Сожжено конкурентом. Но владельцы не успокоились, не свернули бизнес, а переместили его в каменную часть того же здания. Потом узнаю, что хозяин кафе, выкарабкавшийся-таки каким-то чудом из тюрьмы, убит. Терпение конкурента, который был, говорят, его родственником и потому терпел дольше обычного, видимо, исчерпалось... Обращает на себя внимание, что значительная доля смертности в девяностые годы пришлась на мужчин в возрасте от 30 до 55 лет. Сколько из них погибло в результате разборок? А ведь сохранился бы в стране социализм, а не «рыночек», все они могли бы жить... Пройдёт время, и историки проведут подсчёт этих жертв: скольких стариков и нестариков поубивали «чёрные риэлтеры», сколько «мальчиков, хотевших в Тамбов», сложили головы — а во многих регионах это был один-единственный работавший социальный лифт, вот только подавляющее большинство своих пассажиров он после небольшого и недолгого подъёма отвозил вниз... под землю. Сколько бизнесменов, мечтавших о приходе рынка, были отстреляны в процессе «слияний и поглощений»... Так почему же антикомми непрерывно жужжат про издержки красного проекта, а про «издержки» собственного снисходительно (читай "лицемерно") забывают? Взято из:
maysuryan.livejournal.com/1136828.html От Евгения Иванова