«Я снова проснулась в этой кровати. В таком же положении, как и всегда. Поначалу я паниковала, но уже перестала обращать на это внимание. Где бы я нарочно ни засыпала: в библиотеке, в столовой, на кухне, в саду, я все равно просыпаюсь в этой комнате, в этой кровати и в таком же положении: на спине, руки на животе. Такое ощущение, что я постоянно просыпаюсь мертвой. Это положение покойников.

                Я не помню своего имени. И сколько мне лет. И почему я живу в этом доме одна. Все это дико. И страшно. Но страшно не потому, что я ничего не помню и не могу объяснить, а потому, что это как- будто так и должно быть. Вроде бы одна часть меня осознает это все и протестует. Но вторая моя половина спокойна. Более того, она уверена, что все в порядке, что так и должно быть… Бред какой-то… Я уже проголодалась. Нужно сходить на кухню и пошарить в холодильнике. По моему, там остался еще кусок колбасы и молоко. Странно.  Ведь расположение кухни я не забыла. Как и не забыла, что осталась колбаса и молоко.

                В животе урчит. Прошло 4 часа после того, как я проснулась. Сейчас почти обед.  Обед какого дня недели, числа, месяца и года? Я не знаю этого! В доме нет календарей. Нет сотового телефона. Нет даже обычного. И компьютера нет и даже телевизора.  Есть только часы. Механические старинные часы, которые громко тикают и которые кто-то заводит. Кто? Это неважно, наверное. Все. Если я начну углубляться в то, чего я не понимаю и не знаю, я сойду с ума. Но одно я знаю точно: сейчас осень, тридцать пять минут первого и я голодна».

                Она перечитала все, что только что написала. Закрыла тетрадь. Убрала ее в верхний выдвижной ящик письменного стола. Поднялась со стула.  Повернулась к огромному (от пола до потолка) окну и снова нахлынули мысли: «Себя я помню только пять дней. И за это время ко мне никто не приходил.  А может и приходил,  но я не помню. В тетради я этого не записывала. Что было до этих дней?  Кем я была? Что со мной случилось? Почему я одна живу? Может быть, здесь жила моя семья: мама, папа, сестры или братья? Может быть, я жила здесь со своими детьми и мужем? Где они? Все погибли в несчастном случае, а я выжила, потеряла память, получила в наследство миллион, этот дом  и теперь живу одна? Но тогда осталась бы прислуга или повар с садовником. Ну, хотя бы экономка. Содержать этот дом одной невозможно.  А может быть я приехала сюда отдыхать? Упала с лестницы и потеряла память. Вполне может такое быть. Но где тогда люди, которые наводят тут чистоту? О Боже! Это я сама! Ну, конечно, я лунатик!  Делаю сама уборку, ухаживаю за цветами во дворе. Но как я успеваю выспаться, если почти каждую ночь вкалываю? Я с ума сошла. Сбежала из психбольницы. Убила хозяев дома, закопала их на заднем дворе и поживаю спокойненько в их владениях. От жестокой расправы у меня был нервный срыв и поэтому я ничего не помню. Но полиция не спешит меня арестовывать. От таких мыслей я сама себя замучаю и потеряю память во второй раз. Для отпуска двадцати одного дня многовато. Значит, я здесь живу. Но никаких документов, удостоверящих мою личность, нет. Нет также документов, в которых было бы написано, что это мой дом. В доме нет вообще никаких документов. Может быть, я сама их спрятала в какой-нибудь сейф? Зачем мне их прятать? Значит,  я живу здесь  нелегально. А может быть, я криминальная шишка?  Меня охраняют, только этого я не замечаю. Я скрываюсь в этом доме. Но тогда у меня должно быть средство связи. Если не телефон, то хотя бы рация. Я запуталась. Я устала все время что-то предполагать».

 Она так бы и стояла, бесконечно задавая одни и те же вопросы, погруженная в себя. Как будто можно докопаться до истины в самой себе.

                Потом вздрогнула, встряхнула головой, надеясь, что это поможет вернуть ей бодрость. Она отвернулась от окна и быстрым шагом вышла из комнаты.