Сегодня у моего сердца праздник. Для него каждый день - праздник. Каждый день оно в одном и том же торжественном наряде из тончайшего кружева. Нити наслаиваются друг на друга, создавая причудливые узоры на его поверхности. Издалека моё сердце, вероятно, выглядит скорее белым, нежели красным, или какого цвета обычно бывают сердца. И только если подойти ближе, ближе, совсем близко, буквально вплотную к нему встать и наклониться, приглядеться, дотронуться рукой, пальцем провести по его поверхности, поймёшь, что то, что выглядит, как кружево - на самом деле шрамы. Не один, не два - множество. Сложно сосчитать, сколько их точно. Некоторые глубокие, некоторые едва заметные. Одни, сразу видно, от глубокой рваной раны, другие так - задело что-то мимоходом. Их так много, что со временем, очевидно, они наслоились друг на друга настолько плотно, что получилось этакое переплетение, один большой причудливый белый вензель соединительной ткани. Наверное, было больно. Наверняка было. Зато со стороны смотрится красиво. Где-то писали: "шрамы украшают мужчину". Сердце - не мужчина. Но и не женщина, чтобы наряжаться в кружева. Оно так, что-то между, что-то неопределённое... среднего рода, как-никак.

Я не помню, с какого момента что-то, тогда ещё совсем незаметно, пошло не так. Кто-то щёлкнул переключателем, и локомотив моей жизни впервые коснулся колёсами рельс, на которые ему никогда не стоило заезжать. Только локомотивы - они железные, у них нет мозгов. А у машинистов обычно не бывает дара предвидения. Да и поначалу беды ничто не предвещало... Я не помню той границы, перейдя которую принимать новых людей в свою жизнь и отпускать старых стало так безумно тяжело. Мне кажется, что так было всегда, но это, наверное, неправда... Но по крайней мере столько, сколько я отчётливо могу себя помнить, мне было тяжело сходиться с людьми. Люди - они такие разные... Где-то точь-в-точь одинаковые, но каждый со своим изворотом, своей изюминкой. К ним надо приспосабливаться, приноравливаться. Когда люди молоды, их души напоминают пластилин в этом плане. Его можешь комкать, растягивать, сворачивать в шарик... Не к тому человеку приспособился - не беда, оперативно отлепляешься, находишь нового друга и подстраиваешься к нему, с точно такой же лёгкостью, как до того к другому. И так повторяешь операцию, пока не останешься доволен результатом.

Но чем старше становишься, тем больше душа становится похожей на глину. Глина тоже пластичная и гибкая поначалу, когда только откроешь её. Ей легко придать любую форму. Но постепенно вода из неё испаряется, и если та фигурка, которую ты слепил, вдруг перестала тебе нравится, то в последний момент уже не поправишь. Поздно, застыла. Теперь не отдерёшь. То есть, отдерёшь, но или от глины кусок оторвётся, или от того, к чему её успел прилепить. Иногда глину ещё можно успеть развести водой. Но иногда в жизни случаются такие вещи - как будто огнём тебя обжигает. Всё внутри сгорает, что может сгореть: как кирпичный дом. Вроде дом стоит после пожара, как и был, но он уже совсем не тот, что был до бедствия. Вот если твою глиняную фигурку обожгли в такой печи - тогда всё. Так с ней и останешься. Хорошо, не будем фаталистами, безвыходных ситуаций не бывает: плод своих трудов можно разбить на осколки, осколки истолочь в порошок, всё залить водой и сделать новую глину. Но тут, конечно, всё как-то не очень просто: во-первых, ты же в конце-концов над этой фигуркой трудился, вкладывал в неё душу и силы. Жалко так взять и разбить. Во-вторых, толочь себя в мелкую пыль попросту безумно больно. В-третьих, вода не всегда бывает под рукой. Истолочь в порошок себя можно, даже достаточно легко, если как следует возьмёшься за дело. Ты - каким ты был до того - умрёшь. Но без воды ты не возродишься, так и останешься лежать кучкой пепла. Вода, возрождающая человеческие души - любовь. Не обязательно каноническая, мужчины и женщины. Дружеская, к творчеству... Какая угодно. Главное, была бы настоящей. Воду в самом себе отыскать не всегда легко. Иногда она утекает сквозь дыры в собственном сознании непонятно куда, за твёрдые скальные породы, откуда её потом не достать. Особенно когда ты только что убил прежнего себя её сложно найти. Поэтому важно, чтобы вода была хотя бы где-то снаружи. Но где гарантия, что когда ты будешь лежать невзрачной серой пылью, кто-то даст тебе воды? Наконец, даже если тебе повезёт и ты как-то сможешь пройти все этапы, глина остаётся глиной. Снова есть только ограниченный промежуток времени, в который можно попробовать слепить новую фигурку. Кто знает, может быть, она будет даже хуже своей предшественницы. А глина, которую уже обжигали, сохнет быстрее. Это кость, которую сломали, становится в месте перелома прочнее. С глиной такой фокус не проходит. Особенно с душевной глиной.

Да, мне тяжело сходиться с людьми. Я - полная чаша. Я полна всех людей, которые были в моей жизни. Мало кого я смогла совсем вычеркнуть из памяти, если они хотя бы что-то значили в моей жизни, они всё ещё сидят во мне. Я люблю их, каждого, и не хочу отпускать. Поэтому я с трудом отвожу в себе место для новых людей. Сначала я наблюдаю за ними, издалека. Приглядываюсь, изучаю их повадки, привычки... Забираю всё в себя, без разбора. Плохие стороны, хорошие стороны - мне всё равно. Без оценок, без суждений я принимаю людей внутрь себя, как будто пью пресловутую воду. Вода расходится по мне, по моему кровотоку. Понемногу, постепенно. Я тяжело привыкаю к новым людям, но всё же привыкаю. Часто вода, разносясь кровью, рано или поздно доходит до моего сердца. И тогда начинаются проблемы.

Если ткнуть пальцем в здоровый участок кожи, будет, наверное, неприятно, но не слишком. А вот если ткнуть пальцем в нарыв, тот взорвётся ужасающей болью, от которой только что и шипеть сквозь зубы. Большинство того, что задевает меня сейчас, когда-то яйца бы выеденного для меня не стоило. Но оттого, что сердце рвали в клочья много раз, оттого, что оно ещё не зажило и болит, каждый маленький толчок отзывается в нём агонией, в сто раз сильнее того, что её вызвало.

Мне нужно время, мне нужны силы, но рано или поздно, если хочу я, если мне позволяют люди, я срастаюсь с ними. Я научаюсь понимать их, по-настоящему понимать и чувствовать, и люблю их безусловно, даже если молчу об этом. Между нами устанавливается незримая, но вполне реальная связь, глубокая и прочная. Однако слишком часто случалось так, что я срасталась с человеком, он пускал корни глубоко в моём сердце, а потом жизнь брала и отбирала его у меня. Это даже не было виной или желанием другого человека, зачастую - просто так как-то получалось. Тянем-потянем, вытянуть не можем... В сказке в конце-концов вытянули. В реальной жизни тоже вытягивается. А на месте, где из меня органично рос другой человек, остаётся громадная зияющая рана, кровь, мясо - все прелести мяснической лавки. Поболит, поноет... Но организм - штука крепкая. День, другой, дни складываются в недели, недели в месяцы... А там оно заживает. Только и остаётся на память, что рубец. И так много было этих встреч и расставаний, что рубцы понемногу наслоились друг на друга... А что было дальше, уже написано в начале.

Так оно со мной и происходит. В общем-то, по натуре я не нытик. Когда-то я была вполне жизнерадостным существом, сильным и целеустремлённым. Но постепенно моё сердце оделось в кружевную броню, которую носит по сей день. Не уверена, что там осталось живое место для того, чтобы сделать новую попытку.

Я люблю слушать других людей. Я умею это делать. Поэтому люди часто доверяли мне часть себя. И я, как могла бережно, хранила её. Но тот, кто в компании - жилетка, сам поплакаться не может. Кому плакаться, если жилетка - ты? Приходится носить всё в себе. А жилетки - они тоже люди. Сушить слёзы других людей они умеют. Но если своих слёз становится слишком много, то жилетка промокает изнутри и становится непригодной. Мне некому, некуда всё вылить из себя. И уровень воды со временем только растёт, потому что некуда этой воде деваться. Она копится. Может быть, поначалу, до какого-то момента избавиться от неё было бы легко. Вовремя найти кого-нибудь, кого угодно, выговориться, получить порцию сочувствия - и всё было бы хорошо. Но теперь воды уже слишком много. Если даже и найдёшь кого-нибудь, кому можно было бы хотя бы что-то из того, что гложет внутри, доверить, то всё равно не доверяешь - потому что внутри уже столько всего, там такой напор воды, что стоит немного приоткрыть кран, как целая Ниагара прольётся оттуда одним мощным потоком и раздавит другого человека как букашку, затопит его. А, не будем никого обманывать, то, что копится внутри - это не вода. Это, дамы и господа, говно. Если ты находишь человека хорошим и достойным доверия, то уж наверное не захочешь заливать его говном. А меж тем оно есть внутри, и никуда не уходит. Ему и внутри хорошо. А вот мне как-то не так хорошо носить это в себе. И поэтому, конечно, хочется освободиться. И так и сражаются эти два стремления внутри - освободиться и не нанести вреда другим людям. Боли я принесла другим уже достаточно. Посему пока что выбор очевиден. Да, лично для меня, это, конечно, печально. Но в конечном итоге, если я в этом захлебнусь и утону - я не буду никого винить. А некого винить, кроме себя. Поэтому я промолчу. Интересно, сколько ещё выдержат покрытые шрамами, будто тончайшими кружевами, стенки моего сердца? Поживём - увидим...