Время также можно мерять ритмом дыхания. Как биение сердца, оно отмеряет нашу жизнь. Сейчас за дыхание мне приходится сражаться. Я живу. Я встаю по утрам, с неохотой отскребая себя с тёплой простыни, где-то на грани неясных, беспокойных снов и яви, едва ли не более неясной и беспокойной. Я иду вниз, карманы замызганного халата полны салфеток в соплях и крови. Романтика... Завариваю обжигающий чай с имбирём и чёрным перцем. Может быть, горло наконец перестанет так болеть?.. Сажусь, учусь... Даты, имена, названия... Всё далеко, всё где-то не со мной случилось и не имеет ко мне никакого отношения. Но я обязана это знать, и я прилежно вчитываюсь в чёрные строки на болезненно-белом листе. Перед университетом я старательно крашусь. Подкручивая ресницы после туши, я всегда оставляю чёрные точки на веках. Потом приходится их стирать. Интересно, научусь я когда-нибудь аккуратно наносить макияж? Я тщательно выбираю одежду. Научилась. Говорят, хороший вкус привить невозможно, надо его иметь. На своём опыте знаю, что это ложь. Хочешь выглядеть неброско, но элегантно - запомни несколько простых правил комбинирования и найди крой, который подходит твоей фигуре, вот и вся недолга. Приезжая в университет, я больше не бегу прятаться в укромный уголок до самого начала лекций, только бы ни с кем не говорить. Я иду к одногруппникам и болтаю с ними о всякой чепухе, перекидываюсь остротами, смеюсь... Наверное, со стороны это почти выглядит естественно...
- Ты ужасно тихая в последнее время, - говорит мне Берт, когда мы выходим с лекции по методологии, я всё ещё румяная после того, как просидела полтора часа под солнцем.
- Да ну? - поднимаю я брови. - Мне казалось, я всегда тихая.
Берт качает головой:
- Нет. Когда ты привыкаешь к людям, ты становишься разговорчивой. А сейчас ты почему-то снова замолчала...
Раскусили. Стоит Берту отвернуться, потому что его позвала Гуделе, как я тут же разворачиваюсь и ухожу в противоположную сторону, сбегаю со сцены.
- Ли!.. - раздаётся мне вслед.
- М? - оборачиваюсь я и снова вижу Берта.
- ...пока! - говорит он и уходит.
А как мне не быть тихой? Ф. не приедет ещё 4 месяца. Ожидалось, что приедет в ноябре. При наших странных отношениях, если это можно вообще назвать отношениями, я совсем не ожидала от себя, что расплачусь, узнав это. Ничего не поделаешь, такова официальная процедура. А я устала ждать. Устала от отношений на расстоянии. Всё, было их у меня, наелась сполна, больше не хочу, спасибо. Иногда слова - самое важное на свете. Но очень часто слова - гораздо меньше, чем самая обыденная и естественная на свете возможность уткнуться лбом в костлявое, но тёплое плечо, закрыть глаза и помолчать. И этой возможности я лишена. И я знаю, что единственное, почему расстраивает, что ждать ещё 4 месяца - что расстроена я. Он ко мне тоже по-своему привык и по-своему хорошо ко мне относится. Но мне этого мало. Я не могу на этом выжить. Я жадная.
Я не могу напиться - сейчас я живу с мамой и её новым мужем, который духовен до абсурда и не переносит на дух алкоголя и мяса. Не только сам, но и их употребления в его доме вообще. Я не могу пойти и выплакаться подруге\другу, потому что не завела их здесь ещё, в этом городе. И вряд ли скоро заведу. Я не могу пойти и переспать с кем-нибудь другим, чтобы утолить эту жажду физического тепла, потому что нет никого рядом. Я слишком умная, слишком хорошая девочка. Поэтому я просто закушу губу, как делаю всегда, оборву все связи со внешним миром, и предамся единственному удовольствию, что у меня осталось: буду слушать старые грустные песни времён моих летних эскапад, прописывать каллиграфической ручкой иероглифы и тут же ронять на них нечаянные слёзы, превращая с таким старанием выписанное маленькое произведение искусства в мутную кляксу. Какая же я тряпка и трусиха... Но даже тряпки и трусихи дышат - хотя иногда, от спазмов в болящем горле и рвущихся наружу слёз дыхание перехватывает, и чтобы сделать ещё один вдох, приходится делать слишком много усилий.