[показать]

2-8 августа 2013 г.

Писатель Борис Евсеев: "За частоколом премий не видно литературы"

Автор „Русия днес“. Пуб­ли­ку­вана в Лите­ра­тура

23 июля в Большом театре состо­я­лось вру­че­ние премий пра­ви­тельства РФ в обла­сти культуры за 2012 год. Один из лау­ре­а­тов — писа­тель Борис Евсеев, рас­ска­зал о своем новом романе, о том, как воз­ро­дить инте­рес к чте­нию и о раз­ви­тии современ­ной литературы.

Борис Евсеев — ред­кий по сти­ли­сти­че­скому дару, зву­кописи и крас­кам про­заик. Его манере письма невозможно под­ражать, настолько она инди­ви­ду­альна. Его поздно открыли как про­за­ика, лишь в 90-​е годы, до этого он был изве­стен как поэт, но сего­дня его рас­сказы, романы „Юрод”, „Площадь рево­люции” и нако­нец удо­сто­ен­ный в этом году пра­ви­тельствен­ной премии роман „Евстиг­ней” о забытом рус­ском компо­зи­торе XVIII века Евстиг­нее Фомине, известны не только в Рос­сии, но и за рубежом. „Евстиг­ней Фомин — открыл мне глаза на многое. А глав­ное на то, что насто­ящая музыка (и музыка эфир­ного ветра тоже) неис­тре­бима! Настает черед, и мы ее слышим!”

- Борис Тимо­фе­е­вич, почему ваш новый роман назы­ва­ется „Пламе­неющий воздух”?

- Это точ­ное назва­ние эфира, так его назы­вали древ­ние греки. Сего­дня инте­рес к эфир­ному ветру вновь воз­рож­да­ется, что и пред­ска­зал в 1913 году изоб­ре­та­тель Никола Тесла — он гово­рил: чело­ве­че­ство вер­нётся к нему ровно через сто лет. Эфиру и посвящён мой роман, хотя там вполне чёт­кий сюжет: исто­рия „лите­ра­тур­ного негра”, кото­рый из Москвы пере­ехал в маленький при­волж­ский город и пыта­ется при­спо­со­биться к новым усло­виям жизни. По сути, это плу­тов­ской роман, то есть один из спо­со­бов сде­лать фило­соф­ские поня­тия доступ­ными для неподго­тов­лен­ного читателя.

Я давно соби­рал мате­риал для книги, меня вообще вол­нуют темы, свя­зан­ные с запре­дель­ным суще­ство­ва­нием чело­века. Эфи­ром занима­лись Декарт, Морли, Тесла, Вави­лов, Макс­велл, кото­рый 1877 году напи­сал о нём науч­ную статью.

Ещё апо­стол Павел гово­рил о пре­бы­ва­нии в „тон­ком теле”. И когда Ницше писал о сверх­че­ло­веке, он под­ра­зуме­вал новое суще­ство­ва­ние чело­ве­че­ства в эфир­ном, а не нашем мате­ри­аль­ном теле. Потом его мысли о сверх­че­ло­веке грубо иска­зили наци­сты. Многие фило­софы и учё­ные пред­ска­зы­вали эру тон­ко­те­лес­ного чело­века. Этому в какой-​то степени посвящена и хри­сти­ан­ская аскеза, и прак­тики йогов, кото­рые инту­и­тивно понимают, что чело­ве­че­ство может закон­чить своё суще­ство­ва­ние, раз­ру­шив мир. Новая эфи­ро­софия гово­рит о пере­ходе в иную форму бытия, в эфир­ном теле. Кроме того, эфир — неис­черпа­емый источ­ник энергии, делающий добычу газа, нефти и угля ненуж­ными. Новые бес­топ­лив­ные техг­но­логии как раз и воз­ник­нут на базе эфира. В современ­ной науке одни учё­ные под­твер­ждают суще­ство­ва­ние эфира, другие — опро­вергают. Эта сверхма­те­рия никак не даётся в руки.

- А вы только с науч­ной точки зре­ния к этому под­хо­дили или в романе есть мистика?

- Ско­рее, не мистика, а метафи­зика, кото­рая затраги­вает основ–

ные сущ­ност­ные вопросы: при­роду, эрос, смерть, бес­смер­тие. Также я кон­сульти­ро­вался с физи­ками, когда рабо­тал над „Пламе­неющим воз­ду­хом”. Сего­дня воз­вращаются аль­тер­на­тив­ные формы науки — аст­ро­логия или даже магия. Опе­режающее отраже­ние действи­тель­но­сти — одно из маги­че­ских свойств лите­ра­туры. И это каса­ется не только фан­та­стов, но и рус­ских клас­си­ков, Досто­ев­ского, Тол­стого, Гоголя. Гоголь пред­ска­зал нашу жизнь на 150 лет впе­рёд. Я пред­лагал издать „Мёрт­вые души” с современ­ными иллю­страци­ями — с порт­ре­тами Гай­дара, Чубайса и про­чих. Они так соот­вет­ствуют гого­лев­ским персонажам.

- Насколько современ­ный чита­тель подго­тов­лен к чте­нию се-​рьёзных романов?

- То, что сего­дня понима­ется под сло­вом „роман”, рома­ном не явля­ется. Вот есть обще­ствен­ная орга­ни­за­ция „Арх­над­зор”: когда раз­рушаются историко-​архитектурные памят­ники, люди выхо­дят на улицы и про­те­стуют. А когда раз­рушали роман, никто не про­те­сто­вал. Почему такое пре­не­бреже­ние к лите­ра­тур­ной форме? Фран­цузы гово­рят: есть „дух форм”. А в Рос­сии сего­дня — конфуз форм. Появивша­яся „внежан­ро­вая” лите­ра­тура во многих слу­чаях про­ис­хо­дит от неуме­ния вла­деть формой, да и содер­жа­нием тоже. Форма и есть „струк­ту­ри­ро­ван­ное” содер­жа­ние, а содер­жа­ние не может суще­ство­вать без формы. Потому и полу­чила такое рас­про­стра­не­ние про­фес­сия „лите­ра­тур­ного негра”: многие извест­ные люди, поли­тики, спортс­мены, актёры и даже писа­тели не при­знаются в том, что за них пишут. Я дам тебе содер­жа­ние, а ты, негр, при­дашь ему форму. Дудки! Так не бывает. Но за Бреж­нева мы знаем, кто писал, за Ельцина тоже. А другие не при­знаются. Про­блема неав­тор­ства в лите­ра­туре и мему­а­ри­стике — очень серьёз­ная. И вопрос лите­ра­тур­ной чест­но­сти стоит на одном из пер­вых мест. Нельзя дик­то­вать и счи­тать себя писа­те­лем. Задумки есть у каж­дого, замыслы — не у всех. А замы­сел — глав­ное для книги. Вообще, лите­ра­тур­ное мастер­ство — это цепь при­ёмов, кото­рые ничего не стоят без замысла.

Когда я выступал в Ростове-​на-​Дону, то спро­сил у зала: „Чем вы будете заниматься, когда поте­ря­ете работу?”. Под­нялся лес рук, многие гово­рили: „Выйду на пен­сию — буду писать романы”. Я спро­сил — а рас­сказы? Нет, отве­чали, зачем? Сразу романы. Цена романа упала так низко, что любой думает, что может его напи­сать. Это про­долже­ние совет­ской тео­рии о том, что любая кухарка может управ­лять государством.

- Что вы дума­ете об извест­ной тео­рии — что роман как тако­вой умер, и чита­тель в нём не нуждается?

- Роман не умер. Умерли наши пред­став­ле­ния о нём. Роман как жанр нужно сохра­нить и модер­ни­зи­ро­вать. Язык и время — две вещи, с кото­рыми нужно сразу опре­де­литься писа­телю и кото­рые пол­но­стью рас­крыть поз­во­ляет лишь роман. И ещё. Жанр рож­да­ется вме­сте с замыс­лом. И форма, и содер­жа­ние зарож­даются в под­со­зна­нии писа­теля, их нельзя выдумать, навя­зать извне. Под­со­зна­ние — тре­бует романа! Ну и нако­нец, ничего бесформен­ного нет — даже эфир­ные тела, и те будут иметь форму (смеётся).

- Может ли роман быть коммер­че­ски востребованным?

- Ещё Пуш­кин гово­рил о том, что рукопись можно и нужно про­дать. Я с ним согла­сен. Но это — другая сто­рона дела. Бер­нард Шоу верно под­ме­тил: корова, кото­рая даёт молоко, не может про­да­вать его в молоч­ном баре. Тот, кто пишет, не должен про­да­вать напи­сан­ное. Есть искус­ство писать книги, есть искус­ство их про­да­вать. Однако писа­тель не должен быть соб­ствен­ным мене­дже­ром. Это какое-​то горе, когда писа­тель стоит на Арбате и про­даёт свои книги. За него это должны делать изда­тельства. У нас сего­дня тяжё­лая ситу­ация в лите­ра­туре. При­мерно такая же, как в 30-​е годы в СССР: под­сижи­ва­ние, под­смат­ри­ва­ние, доносы, нрав­ствен­ное и информаци­он­ное уни­чтоже­ние кон­ку­рен­тов. Рос­сийский салье­ризм расцвёл гро­мад­ным чер­топо­ло­хом и захва­тил нема­лое культур­ное про­стран­ство. Слиш­ком уж часто комплекс Сальери у нас стал встре­чаться. В Рос­сии несколько мощ­ных лите­ра­тур­ных кла­нов, кото­рые не пус­кают чужих. И вне­кла­но­вый писа­тель все­гда ощущает слож­ность и даже безыс­ход­ность сво­его вне­кла­но­вого и вне­пар­тий­ного суще­ство­ва­ния в литературе.

Кор­рупция и нечест­ность при­сут­ствуют сего­дня не только в эко­номике, но и в культуре, потому что культур­ные дея­тели не отде­лены от коммерции. Сниже­ние уровня культуры идёт от про­ник­но­ве­ния коммерции в сферы, в кото­рые она не должна про­ни­кать. Коммерция не должна разъедать культуру! А у нас сплошь и рядом по пят­на­дцать лет люди в раз­ных жюри сидят. И не сме­няются. За рубежом такое мало где встретишь.

Чита­тель идёт в мага­зин и наде­ется, что про­фес­си­о­налы отбе­рут для него лучшее, а про­фес­си­о­налы кор­румпи­ро­ваны и повя­заны круго­вой пору­кой. И, к сожа­ле­нию, среди них — много писа­те­лей. Вообще, поня­тие писа­тель сей­час, после всех скан­да­лов, обо­лгано и оплё­вано. А ведь это высшая ква­лифи­кация лите­ра­тора. Сей­час писа­те­лем про­сто неловко назы­ваться. Писа­тель должен полу­чать за книги закон­ный гоно­рар. А многие хотят полу­чать бес­ко­неч­ный навар и дикие барыши.

- Что необ­хо­димо, чтобы вер­нуть чита­тельский инте­рес к литературе?

- Есть пара­док­саль­ный выход: нужны малые формы, новелла и рас­сказ. Новелла — вообще потря­сающий жанр. Иде­ально совпа­дает с информа­тив­ной напряжён­но­стью нашего времени. Когда народ устал читать Писем­ского, Успен­ского, Зла­то­врат­ского — появился Чехов. Его стали читать запоем. Чехов изме­нил взгляд чита­теля на мир. Тол­стой сразу понял это, он ска­зал: „Чехов создал новые, абсо­лютно новые для всего мира формы письма”.

Он при­шёл с корот­ким рас­ска­зом, его стали печа­тать в „Бир­же­вых ново­стях” — а это была серьёз­ная газета. Сей­час — время рас­сказа. Не романы вер­нут чита­теля в лите­ра­туру. Чело­век, кото­рый регу­лярно будет в газете читать новеллу или рас­сказ, при­вык­нет к чте­нию и уж тогда возьмётся за серьёз­ные романы.

Меня часто спраши­вают — как при­охо­тить чело­века к чте­нию? Я говорю — никогда не начи­найте с клас­сики. Нач­ните с того, что напи­сано сего­дня. И если вам хоть что-​то понра­вится, вы обя­за­тельно при­дёте и к клас­сике. Вообще, во всех стра­нах культура под­держи­ва­ется на высо­ком уровне, в неё вкла­ды­ваются огром­ные деньги. Чело­век не читающий — не может при­нимать реше­ний, не может руко­во­дить. Для госу­дар­ства важно, чтобы читающих людей было много. Тогда можно будет выби­рать из чита­те­лей, а не из прогнившей насквозь комсомольско-​либеральной элиты. Сей­час культура недо­оце­ни­ва­ется. А ведь ещё Павел Фло­рен­ский гово­рил, что культура — это борьба со все­мир­ным усред­не­нием, а зна­чит, со смертью.

По мате­ри­а­лам „АиФ.ru”

http://rusiadnes.com/bg/literatura/1774-pisatelyo-...premii-ne-vidno-literatur.html