Прошло ровно сто лет со дня выхода в свет знаменитой книги Толстого «Путь жизни». Она вышла в 1911 году, уже после смерти Льва Николаевича, была по цензурным соображениям изрезана, но до сих пор притягивает к себе многих и многих.
В книге «Путь жизни» - не всё одинаково ценно. Однако есть страницы толстовских размышлений и подобранных им цитат, мимо которых пройти просто невозможно. В наши дни, когда поутихли конфессиональные страсти, это, конечно же, страницы о государстве.

Как быть?
Для того, чтобы пусть хотя бы мысленно, отказаться от идеи государства, человек должен измениться до неузнаваемости. И в первую очередь, изменения эти должны быть внутренние.
Еще у Платона читаем: «Государство возникает когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается».
А вот у Льва Николаевича: «Суеверие государства состоит в вере в то, что необходимо и благотворно, чтобы меньшинство праздных людей властвовало над большинством... народа».
В начале процесса государственного устроительства – нужда, необходимость. Ближе к концу процесса, то есть, во времена Толстого, – противостояние меньшинства и большинства.
Уходили столетия, рассеивались миражи и на первый план выступал трагизм труднопримиримой оппозиции: мыслящий человек – инерционное государство. А кроме того, выступало нежелание мыслящего человека жить в государствах определённого типа.
Из помощника и оберегателя государство давно превратилось в надсмотрщика и поработителя. Возможные возражения о том, что со времен Платона, да и со времен Толстого много воды утекло, что государства изменились в лучшую сторону, появились среди них такие, которые не порабощают человека, а раскрепощают его, день и ночь пекутся о благе своих (а, часто, и чужих) подданных — при ближайшем рассмотрении рассыпаются в прах.
Да, изменения произошли большие. И как раз ХХ-й век тому яркое подтверждение. Потому что именно в этом веке были явлены как небывалые формы насилия государства над человеком, так и весьма редкие и не всегда удачные попытки гармонизовать отношения человека и государства.
По истечении же ХХ века, вера в то, что государство сможет разрешить или совсем устранить человеческие трудности, то есть, решить за самого человека то, что он не может решить уже несколько тысяч лет – колеблется всё сильней. Именно век ХХ-й, его тяжко кровавая и только в некоторые периоды ослабляющая свою бульдожью хватку история – подтолкнула целые группы людей к освоению новых коммуникативных технологий, уводящих в игровой, полуреальный мир.
Как следствие этого, информационные технологии (и не только они) выводят человека из-под гос. контроля и потихоньку навевают ему - сперва представляющуюся ужасной и неприемлемой - мысль, о завершении «эпохи царств», т. е. о завершении существования государств в привычном их понимании.
Всё сказанное вновь и вновь заставляет нас обращаться к философской прозе и прозо-философским сочинениям Льва Николаевича Толстого.

«Путь жизни»
Афоризмы и максимы мудрецов, философов, религиозных деятелей и самого Льва Николаевича, расположены в итоговой книге Толстого-мыслителя, в порядке нарастания, убывания, а затем нового нарастания силы и важности затрагиваемых вопросов:
о вере, о душе, о Боге, о любви;
о гордости, о неравенстве, о суеверии государства;
о ложной вере и ложной науке;
о самоотречении, о смирении, о правдивости, о зле;
о смерти и посмертном существовании;
и, наконец, о благе жизни.
Такое построение уже само по себе является композиционной поэмой (или поэмой романа, как замечал в записных книжках Ф.М. Достоевский). Эта композиция - как полностью подготовленный для проживания дом из 30 комнат – заполняется не просто диалогами с прочитанным, попутными мыслями и комментариями, но вмещает в себя «спровоцированные» Толстым наши новые (и очень неожиданные) мыслеобразы и мыслеформы. И уже не Лев Николаевич, а мы сами населяем «Путь жизни» людьми, их историями, их речевыми жестами, а затем начинаем ощущать и другое: малозаметные, но постоянные наплывы и выходы на авансцену такого Дома «одной души на всех».
Всё перечисленное относится уже к жизни художественного текста. Иногда тайной, иногда явной, иногда пыльно-архивной, а иногда и самой что ни на есть природной, биологической жизни. Напоминать об этом приходится потому, что связь философии Толстого с его художественной прозой часто не хотели замечать, резко отделяя философию и вероискания Толстого от его прозы. А ведь их связь несомненна, нерасторжима!
Продолжилась такая связь философичности и художественности и в «Пути жизни».
Здесь необходимо вспомнить слова Семёна Франка из его работы «Сущность и ведущие мотивы русской философии»:
«В России наиболее глубокие и значительные мысли и идеи были высказаны не в систематических научных работах, а в литературной форме».
То есть литература (и - тесней - литературная форма) единственный надёжный источник мудрости в России? Пожалуй, так.
Но вернёмся к Толстому. Книга «Путь жизни» – тёплая, человечная и в лучшем смысле слова – именно литературная работа. И хотя написана книга 100 лет назад, актуальность и художественно-публицистическая привлекательность её, нисколько не утрачены.
«Путь жизни» – не просто мост между художественной прозой и литературно-философскими произведениями. Возможно, эта книга, и есть та искомая форма соединения глубочайшей правды «творческого поведения» и красоты-полезности слова. Ведь лишь сливаясь воедино, эти две функции защиты человеческого вида (инстинкт творчества и его реализации в творческом поведении, порождающем тексты, плюс соединение в прозе красоты и полезности слова) смогут уберечь наше общество, находящееся в состоянии полураспада, от дальнейшего разложения!
Снова сошлюсь на С.Л.Франка: «Конкретный интуитивизм русской философии… опирается на совершенно особенное понимание истины, которое пронизывает всю русскую мысль. У русских, кроме слова «истина», которому соответствует немецкое «Wahrheit», имеется ещё другое понятие, ставшее главной и единственной темой их раздумий и духовных поисков. Это понятие выражается непереводимым словом «правда».
Далее Франк пишет: «Русский мыслитель, от простого богомольца до Достоевского,Толстого и Владимира Соловьёва, всегда ищет «правду»; он хочет не только понять мир и жизнь, а стремится постичь главный религиозно-нравственный принцип мироздания, чтобы преобразить мир, очиститься и спастись».
Очиститься и спастись – здесь всё понятно. А вот преобразить мир…
В России, в последние триста лет «преобразить мир» чаще всего означало - преобразить и переустроить государство. И лишь в редчайших случаях – отказаться и от самого переустройства, и от излишних государственных скреп. Но…
«Нас время немногому учит»...
Произошли катастрофические события, обозначились новые мировые и российские коллизии, появились новые данные о жизни и смерти. Всё изменилось, а мысли о государстве остались теми же: ходульными, казёнными.
Кажется, есть смысл, сжато рассмотреть некоторые стороны послетолстовского существования России, и хотя бы фрагментарно соотнести это существование с так называемым «панморализмом», то есть, с системой философской и литературной мысли Толстого.
Но сперва о видах современного государства.

Десять видов современных государств
В книге «Путь жизни» Толстой приводит слова Канта: «Счастье государств растёт вместе с несчастьями людей».
Государственные деятели всех стран обходят и это, и ему подобные высказывания, десятой дорогой. Над существованием государства в человеке и государства вокруг него они задумываются не слишком.
Попытаемся набросать рабочую схему внешнего гос. устройства. Не останавливаясь на известной классификации Платона, не привлекая без надобности Цицерона, Прокла Диадоха, Гоббса и Локка, а больше опираясь на тенденции последних лет, попытаемся дать современную «шкалу» государств:
1/ держава;
2/ сверхдержава;
3/ тимархия (или тимократия, государство тайного неравенства, построенное на честолюбии и яростном соперничестве – по-современному, на конкуренции – где смешаны добро и зло, порокам предаются тайно, а насилие прикрывают необходимостью, как это описано ещё у Платона; именно такое государство у нас называют «прагматичным»);
4/ декоративная монархия (монархия бесправного монарха);
5/ лжереспублика (скрытая республиканская тирания);
6/ олигархическое государство (государство явного неравенства);
7/ зависимое государство;
8/ мнимое государство;
9/ ново-фашистское государство;
10/ социократия (возможное наше будущее, когда управлять будет на самом деле общество, или несколько сообществ).
Не имея здесь возможности рассматривать подробно качества и характеристики современных государств, надо сказать одно: почти все определения современных государств (как самоназвания, так и внешние их определения) – суть личины. Государство может называть себя демократическим, народно-демократическим, социал-демократическим, монархическим, «соединённым», «союзным» и т.п. Но на самом деле под любой из этих личин кроются выше перечисленные десять (возможно, и более) их видов, кроется жёстко планируемое неравенство и непреодолимый антагонизм общественных групп или, по-новому, - страт.
Многие современные государства являются вассальными, а то и попросту несуществующими, мнимыми. И от этого граждане таких стран, обманутые бесконечной риторикой и убаюканные монотонностью выборной системы, страдают вдвойне и втройне.
Тирания выбора оказалась страшнее «безвыборности»!
Ну а поскольку добиваться равенства и прочих гражданских свобод в чужих государствах небезопасно (обвинят в агрессии), да и бесперспективно (по причине сытого равнодушия «подданных», непреходящего шока «неграждан», а так же, тех, кто живёт в смертельной нищете, во всепожирающей голодной ненависти ко всему движущемуся, растущему, цветущему) - обратимся к России.
Сразу возникает ряд нелегких вопросов: к какому из вышеперечисленных типов принадлежит Россия?
Что в нашем государстве суть, а что личина? Откуда вековечный неустрой? Почему и раньше и сейчас наше государство «быстрей создаёт преступников чем их наказывает?» Почему образ России в восприятии и наших и посторонних граждан часто колеблется, между лагерным бараком и военным биваком, между цыганским табором и воровской малиной?
Несовершенства наши велики. Однако непреодолимы ли они?
Привычным принудительно-законническим путём их, пожалуй, не преодолеть. В законе царствуют системы отсылок: если не к римскому праву, то к «проклятому» (или «светлому») советскому прошлому. Свежесть и своевременность мысли - из законов почти всегда успешно выветривают. Законы всех стран нужны для оформления сложившихся практик властвования и эксплуатаций, они как воздух необходимы преступникам, и служат в основном им, а не честным людям.
Как стратегия выживания рода человеческого, юридические законы (часто оторванные от биологической и философской сути бытия) - мертвее мертвеца.
И вообще: если подходить к России как к обычному законническому (т. е. правовому, что в переводе на нормальный язык означает: бесправному) государству, мы мало чего добьемся. И по территории, и по энергетике ландшафтов, и по наличию огромного числа геопозитивных зон, и по суммарному объёму мысли и продуктивности талантов – Россия есть соединение нескольких типов государств. Она сверхсообщество, ещё только оформляющее свои смысловые (а возможно и пограничные) очертания.
При этом нынешняя Россия не является, подобно США, сверхдержавой. И дело тут не в отсутствии былой военной мощи СССР. Отличие от США – в людях и их устремлениях. В сформировавшемся за века коллективном российском бессознательном, почти всегда ищущим правду в симбиозе государственных институтов и человеческих схем, симбиоза, который мог бы утвердиться на великих просторах России. (Даже если мечты о таком симбиозе ложны – они сильны).
Отличие и в том, что таланты и мыслители, изобретатели и первооткрыватели – в России свои, а не привозные. Не является покупной и российская культура. А ведь именно мощное проницание и «просвечивание» человека культурой — народной, элитной, материальной, духовной — может сделать государство неразрушимым сверхсообществом.
Во времена Л.Н. несовершенства и тяготы жизни (а также, сильно сейчас преуменьшаемые общественные и религиозные противоречия) подводили великого писателя к непризнанию царского государства. Монархия вообще не была любимицей Толстого. Думается, и сейчас бесперспективно и опасно возвращать мысли русского народа и других народов России к монархическому правлению.
В таком одряхлевшем, и ныне умышленно идеализируемом «правлении» – новое суеверие и новый обман!

Так чего же хотел Толстой?
Толстой хотел не разрушения государства, а установления разумного и нравственного государства, то есть, соборно мыслящего гения всего народа, для управления российской землей. «Разумное сознание» (слова Толстого) – имеют у него все признаки «общемировой безличной силы», на что указывал ещё Вас. Зеньковский, и что вполне сходится с юнговским «коллективным бессознательным».
Через осознание божественности души Толстой вёл человека к избавлению от животной личности, к понятию «нравственного человека».
Было ли припасено место для «нравственного человека» на просторах тогдашнего, предреволюционного и предвоенного, российского мира? Или всё в том мире было так, как и писал Толстой:
«Главное зло государственного устройства не в уничтожении жизней, а в уничтожении любви и возбуждении разъединения между людьми».
Так было ли место «нравственному человеку»?
Вопрос повисает в воздухе.
Возможно именно от неразрешимости такого вопроса, Толстой бессознательно хотел возникновения совсем иного государственного построения, которое, и государством-то называть решаются не всегда.
Вокруг чего чаще всего концентрировались мысли Льва Николаевича? Очень часто это Ясная Поляна, его собственное маленькое, то идеальное, то не идеальное «государство», с которым он пытался управиться почти всю свою жизнь.
Можно выразиться и так: Толстой подсознательно мыслил о создании государства-семьи.
Возразят: на патриархальном Востоке давным-давно были взращены подобные кланы-государства, они не принесли желаемого результата и достаточного удовлетворения людям в них обитающих.
Но кто по-настоящему измерил такой результат? Не здоровая ли семейная клановость спасала и пока ещё спасает сорокамиллионный народ курдов, не имеющий собственного государства, но и без государства реально существующий? Не семья ли, которую теперь, в ХХI веке, вполне можно мыслить не как ячейку государства, а как малое государство, спасала и спасает людей в странах всеобщего гнета, грубо-олигархических, фашистских?
Мысль, исподволь, подводит вот к чему: малое - больше, чем великое! Атом — крепче галактики. Нет этого малого и частного — не будет и великого. Россия всегда была славна своими родами. Не только аристократическими, но и крестьянскими, купеческими, казачьими.
Без нового понимания рода и семьи – как внутреннего и единственного смысла существования государств – современного, нравственного государства быть не может!

Кроткий разбойник, или Когда упадут личины
Если вдуматься – ни одно из перечисленных выше государств, а также ни одно из тех, которые в этот список можно добавить, полностью человека не удовлетворяет. Таким образом, платоновская мысль меняется: не у человека отсутствует возможность удовлетворить себя самого, но как раз у государства нет возможности удовлетворить мыслящего человека!
Отсюда ещё одна мысль Платона, которую сейчас стоило бы перевернуть вверх тормашками: У Платона – «глядя на идеальный образец государства…» А надо так: глядя на человека, наше государство, в лице чиновников, сенаторов, думцев, должно, наконец, задуматься, как ему переформатировать себя, для действительной, а не ложной, службы людям».
Как бы продолжая и подтверждая эту мысль, звучат, зафиксированные в дневниках и письмах, слова периода 1-й мировой войны: «Если бы старик (т.е. Толстой) был жив – войны бы не было!»
(То же самое приходилось слышать и о влиянии на российскую жизнь Антона Павловича Чехова).
Один человек может предотвратить войну? Бред, скажут. Но такие мысли были, есть и ещё будут. И несмотря на жёсткую критику со стороны клерикалов, всё равно скоро вновь будет заявлено: человек на земле поставлен Богом не как пугало, а как распорядитель жизни.
Плох наш человек? Найдите хорошего! Зверь он? Найдите «незверя».
Впрочем и бюргерская, и охотнорядская, и трусовато-интеллигентская тоска по стальной руке, вполне объяснима, хотя и неприятна. Ведь в наше время стоит какому-либо государству ослабеть, как его тотчас станут рвать на куски. Пример СССР-России, пример постоянных притязаний к нам со стороны западных, восточных, южных и северных соседей полностью подтверждает сказанное. Тлеют такие притязания в Северной, Центральной и Южной Америке. Не чужда им и Африка, даже казалось бы давно нарезанная на мельчайшие дольки померанцевая Европа – тайно переполнена ими.
Деградация, культурная глухота и культурное онемение немалой части людей, а вслед за этим и деградация государств - налицо. Пора перестать спорить кто начал деградировать раньше: человек или государство им организованное. (Пример, в таком рассуждении: «советское государство толкало человека к доносам». Нет! Это сам человек, наконец-то устроил для себя такое государство, где доносы играли роль поэм-посланий, и ценились соответственно.)
И всё же по мысли Толстого (мысли, которую и сейчас трудно оспорить): «Нравственный... государственный человек есть такое же внутреннее противоречие, как целомудренная проститутка, воздержанный пьяница или кроткий разбойник».
– Так что же, вместо более менее пристойного государства, пусть будет власть «братков»? – Спросят с негодованием. И ещё спросят:
- Как можно в наше сложнейшее время позволять себе рассуждения о «суеверии государства»? Ведь такие рассуждения в нынешних условиях не приведут ни к чему хорошему!
В том-то и дело, что приведут. В том-то и дело, что рассуждать об этом необходимо. Ну а времена – они всегда сложные и сложнейшие. Здесь только надо примениться умом: речь не всегда идет о внешнем государстве! Чаще речь заходит (или хотя бы это мыслится) о внутреннем его устроительстве, причем об устроительстве нравственном.
Еще недавно казалось: заработают в России традиционные конфессии — и всё в государстве наладится. Человек станет лучше, добрее, законопослушнее и т.д. Такие ожидания, были! Но они не сбылись и вряд ли сбудутся.
Стоит напомнить: любая из церквей (не нужно путать церковь, как институт, с Господом Богом или Мировым Разумом) является благом, но благом внешним, лишь организующим человека для «взгляда в себя». Ну а что там творится у человека внутри (особенно если это - нечто небывалое, творческое, то, что с трудом воспринимается и всегда находится под подозрением, отличается от принудительных «поточных» мыслей и принудительной догматики) – не интересно ни госдеятелям, ни депутатам, ни достаточно большому числу деятелей церкви.
А ведь внутри у человека много чего дивного и несказанного происходит! Ставятся маленькие и большие трагедии, исполняются водевили, разыгрываются фарсы, разворачивается битвы и революции.
Кто уврачует человека с его раздорами, кто не даст умереть прямо на улице от одиночества?
Бог. (Но только на небе). Государство-семья. (И это как раз на земле).
Поэтому, чем яснее мы будем представлять себе: практически все нынешние государства лишь отводят от государства-семьи, и по сути являются личинами, прикрывающими откровенный грабеж и ничем не оправданное обогащение узкой кучки лиц, – тем скорее обратимся к устройству государства в самом человеке. Чем скорее мы введём толстовское понятие «суеверие государства» в нынешний интеллектуальный словарь, тем вернее откажемся от ложных установлений, от принудительно-корпоративных, не продиктованных нравственным выбором, законов.

Внутреннее государство
А когда личины государств упадут? Что тогда? Всеобщий хаос, анархия? Нескончаемые войны, новый передел мира? Всё разрушится и ничего не останется?
Внешние рамки государства - останутся. Но это будет сухой термитник, покинутый наиболее умными муравьями.
Да и катаклизмов особых не случится, потому что Лик Государства (а значит и полное отпадение его ложных скреп) откроется лишь тогда, когда из человека и созданных им сообществ – уйдёт загребисто-агрессивная повадка, уйдут ложные представления о мире и о себе.
Лик, не отуманенный ничем, лик, который поможет человеку в познании себя и своей миссии на земле – в этом нет ничего утопического. Если, конечно, мы ставим себе задачей устроение на территории России нравственного на всех своих уровнях и во всех своих частях государства. Достижимо ли это? Век ХХI-й покажет!
Однако снова вернемся к Платону. Через весь его диалог-трактат – красной нитью проходит параллель между человеческой душой и государством!
Опираясь на Платона, скажем: «Внутреннее государство» – это такое государство, где потребности человека ограничены кругом духовных исканий, он ни в чём не нуждается и полностью удовлетворяет себя сам.
Философ Зеньковский говорил о том, что расхождение Толстого с церковью – роковое недоразумение. Не совсем таким было расхождение Толстого с государством.
То, что государство было для него «всякое внешнее действие» – неоспоримо. Хотя, по временам, именно это, обруганное «внешнее действие» толкало великого писателя к мыслям об организации государства справедливости. Ведь стремление его к молоканам было такой же попыткой достичь устроенной справедливости, какой была поездка Платона на Сицилию, для устроения там идеального государства.
Отталкиваясь от государства внешнего – Толстой всё время обращался к воспитанию человека, то есть, к «государству внутреннему».
Но там его ждало разочарование: ведь существование «внутреннего государства» без устроения сложной, преломляемой в делах и законах культуры – невозможно. От отрицания культуры и невысокой оценки культурной эволюции (которая на самом деле лишь параллельна эволюции религии и философии, и не совпадает с ними) Толстого вело к внешним (частично заменяющим культуру и религиозную догматику) действиям!
Его вело к имморализму юрода. Не будучи, однако, готовым полностью следовать по этому пути, Лев Николаевич возвращался к литературе, как к единственному островку новой, ничем не обусловленной реальности.
К литературе, как к первопричине всей последующей религиозно-философской деятельности Толстого, надо вернуться и нам.
Всё упрощается, если помнить: определённые мысли можно высказать только на определённом языке, а также принять во внимание то, что литература была «первым» и универсальным языком Толстого. Отсюда следует: поздние религиозно-философские искания Толстого надо рассматривать, как своеобразную литературную деятельность! «Творческое поведение» писателя, толкало его к творческому поведению правдоискателя. Даже и вопреки заявлениям самого Льва Николаевича. (Вспомним: «Я и Лермонтов - не писатели».)
Новый литературно-поведенческий жанр (вернее, старо-византийский жанр патристики, плюс поведенческие сдвиги пророчащего юрода) вот, что такое поздние статьи и книги Толстого! Они вполне соединимы в некий сверх-текст нового и сейчас очень нужного рода литературы: литературы действия, т.е. сотворения событий через слово и сотворения слова, реально продолжающего событие…
Свиток книг – как тот свиток воспоминаний – стал развёртываться перед Толстым, в его последнем труде, с новой, небывалой и до сих пор не вполне оцененной силой. Не старческий маразм, а новый род и жанр литературы, полный прекрасной прозаической скупости и возникающей из неё био-энергетической силы, предстаёт перед нами в «Пути жизни»!
Здесь Толстой вплотную подходит к осознанию явления получившего определение лишь в последней трети ХХ века. Это явление определяется так: «совесть, есть биологическая функция защиты человеческого вида от самоуничтожения».
Т. е., совесть, не как страшилка от КПСС или от церковных начётчиков, а совесть, как живая, моллекулярно насыщенная и переданная нам в пользование сила, сберегающая человеческий вид от полного исчезновения: сила Космоса, сила Бога…
Энергия устроительства государств – потихоньку иссякает. На первый план вскоре выйдут сверхвозможности человека: информационные, технологические и биологические (до поры скрытые). Существование государств старого типа, выгодное функционерам и внешне-конфессиональным деятелям – в обозримом будущем будет завершено. Это не значит, что государство как институт будет вообще упразднено. Государства останутся. Но роль их, но суть их значительно изменится.
Устрой себя сам – и ты маленькое государство. Устрой свою семью – и это уже государство побольше.
Род приходит и род… не проходит. (Это именно тот род, который «без племени», т. е. не имеет слишком акцентированной национальной окраски, а имеет чисто родовую суть).
Так образом, «старение» государств будет компенсировано обновлением человека.
Как тут не вспомнить пушкинское:

На старости я сызнова живу…
Это как раз о новой стихии биологической жизни, о родовом голосе и, конечно, о предвосхищаемом Льве Николаевиче. О его новой, только ещё намечавшейся жизни в государстве-семье, от которых он бежал, и к которым скорее всего возвратился бы…
Но эти пушкинские строки и о нас. О тех, кому суждено пережить начавшуюся старость человечества в биологической среде слов-поступков и в государстве-семье.
Или - никак.

Журнал "Грани" №245, 2013 год