Я давно наблюдаю за Борисом Евсеевым, писателем чрезвычайно мне близким, вплотную интересуюсь его творчеством.
Какие-то вещи Бориса стали для меня, что говорится, настольными: читаю-перечитываю. И все это время я не перестаю удивляться тому, как трудно выходит на авансцену литературы писатель, чей талант, необыкновенное дарование не вызывает, казалось бы, никаких сомнений.
Кто-то скажет: он первый, что ли? Нет, не первый, и до него были, и после будут. Тут в другом дело, когда видишь писателя, о котором точно знаешь, что он «останется», тогда как другие назначенные сверху «мэтры» не просто уйдут - схлынут, начинаешь по-другому относиться и к писателю, и к самому процессу письма, и к литературе, как таковой. В конце концов, тебе просто интересно, а что тебя самого ждет?.. И, естественно, пересматриваешь многое и многих.
Что же препятствует восхождению писателя такого уровня? Быть может, Борис мало пишет и мало издает, - да нет… Издает ровно столько, сколько необходимо ему как писателю, издает в издательстве с отменной репутацией… Может, специализируется на определенных жанрах? Да нет, он широкий, он все умеет… Мне кажется, тут причина в ренессансной, возрожденческой сущности Бориса – «разнообразь, как только можешь», будь только верен Большой Правде. Ведь мы сегодня не живем во времени высокодуховном, и писатели масштаба Бориса Евсеева всегда будут писателями для немногих избранных.
Для тех, кто готов внимать этой самой Большой Правде.
И, конечно же, не случайно героем последнего по времени романа Евсеева стал Евстигней Фомин, один из основоположников отечественной классической музыки, крупнейший реформатор русского музыкального театра второй половины 18 века, обделенный вниманием как своих глухих современников, так и глухих потомков. Борис Евсеев, словно в увеличительное стекло рассматривает жизнь своего персонажа. Чувствуется, как трепетно он относился к нему, как подробно и вдумчиво работал. Борис сумел схватить эпоху второй половины 18 века через музыку, литературу, театр, язык. И дело тут не только в том, что он работал с документами, «играл судьбою» гениального композитора (версия жизни и судьбы от Бориса Евсеева). Евсеев сумел обобщить ту эпоху, придать ей полетные качества. У меня было такое ощущение, что Борис в каком-то смысле даже переселился в ту эпоху, она показалась ему лучше нашей.
Вообще «Евстигней» - одна из самых органичных вещей Бориса Евсеева. Это, как говорится, его произведение. Написанием этого романа он никого не обокрал, никого не толкнул в плечо. Он к этому роману шел всей своей жизнью. Я очень надеюсь, что наша эпоха, эпоха шальных бабок, кислых шашлычных дымков и случайных людей, хватающихся за ручку переключения скоростей, признает Евсеева! Признает все его творчество целиком, поэтическое в том числе. Это бы сделало честь эпохе и укрепило бы нас в вере: «Всякий, кто достоин Света, светом же будет и облит, всякий, кто достоин тени, найдет в ней покой на долгие лета».
Афанасий Мамедов
Афанасий Мамедов, прозаик, журналист. Лауреат премии им. Ю. Казакова, финалист премии «Русский Букер» и др. Автор повестей и романов «Хазарский ветер», «Фрау Шрам», «На круги Хазра», «У мента была собака…»
Фото В.Смирновой
P.S. Афанасий Мамедов. О романе Б. Евсеева "Евстигней" из Интернет-журнала "Живая литература"
