Оригинальное название: The Gadfly
Впервые вышел в 1897 году.
Революционно-романтический роман, который рассказывает о судьбе Артура Бертона и о его жизни, а так же раскрывает политическую ситуацию в Италии времен австрийского гнета и борьбу организации "Молодая Италия" с этим гнетом.
Главные герои книги
Артур Бертон. Он же - Феличе Риварес. Он же - Овод. Сильный, волевой человек. Обладает потрясающим самообладанием и силой воли. Прожил тяжелую жизнь, работалв порту и на рудниках, на тростниковых плантациях, в бродячем цирке. Занимался политической деятельностью, контрабандой, писал многочисленные сатирические памфлеты, за которые и получил прозвание Овод. Ненавидел церковь и жаждал освождения Италии из-под австрийского гнета. Храбрый и несгибаемый человек.
На образ революционера Овода оказала влияние ранняя жизнь британского шпиона Сидни Рейли, занимавшегося впоследствии подрывной деятельностью в Советской России.
"Небольшого роста, хрупкий, он скорее походил на итальянца с портрета XVI века, чем на юношу 30-х годов из английкой буржуазной семьи. Слишком уж все в нем было изящно, словно выточено: длинные стрелки бровей, нежная линия рта, маленькие руки, ноги. Когда он сидел спокойно, его можно было принять за хорошенькую девушку, переодетую в мужское платье; но гибкими движениями он напоминал прирученную пантеру, - правда, без когтей"
"Но в этом человеке прежде всего бросалась в глаза склонность к франтовству и почти нескрываемая надменность. Он был смугл, как мулат, и, несмотря на хромоту, проворен, как кошка. Всем своим обликом он напоминал черного ягуара. Лоб и левая щека у него были обезображены длинным кривым шрамом, - по-видимому, от удара саблей, и Джемма заметила, что, когда он начинал заикаться, левую сторону лица подергивала нервная судорога. Не будь этих недостатков, он был бы, пожалуй, беспокояще, тревожно красив, но в общем лицо его не отличалось привлекательностью"
Джемма Болла. Итальянка, с юности участвующая в политической борьбе. Подруга детсва Артура, твердо убежденная, что он умер по ее вине. Одновременная потеря мужа и сына лишила ее сил. Честная, чувствительная, добрая женщина.
"Тогда Джемма преображалась: она была проницательна, хладнокровна, логична, неизменно пунктуальна и безпристрастна. Те, кто знал Джемму только по партийной работе, считал ее опытным и дисциплинированнымтоварищем, вполне достойным доверия, смелым и во всех отношениях ценным членом партии, но не признавали за ней яркой индивидуальности"
Лоренцо Монтанелли, священник. Воспитатель и учитель Артура, человек, обладающий всеми христианскими добродетелями. Положил жизнь на проповедь милосердия и человеколюбия.
"Голос Монтанелли был тихий, но очень глубокий и звучный. Сереьристая чистота тона придавала его речи особенное обаяние. Это был голос прирожденного оратора, гибкий, богатый оттенками.."
Чезаре Мартини. Друг и товарищ Джеммы, тайно влюбленный в нее. Верный, преданный товарищ, занимался политической пропогандой.
Цитаты
Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор — лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно.
Я верил в вас, как в бога. Но бог – это глиняный идол, которого можно разбить молотком, а вы лгали мне всю жизнь.
В наших поступках мы не должны руководствоваться тем, любят нас или ненавидят.
Мы не имеем права умирать только потому, что это кажется нам наилучшим выходом.
Душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть…
Приучая невежественных людей к виду крови, вы уменьшаете в их глазах ценность человеческой жизни.
Унция свинца — превосходное средство от бессонницы.
Даже и две минуты не хочу быть серьёзным, друг мой. Ни жизнь, ни смерть не стоят того.
— Значит, рассказывать дальше? — спросил он немного погодя.
— Если… если хотите… Но воспоминания мучительны для вас.
— А вы думаете, я забываю об этом, когда молчу? Тогда еще хуже. Но меня мучают не сами воспоминания. Нет, страшно то, что я потерял тогда всякую власть над собой.
Какое страдание сравнишь с этим: хочешь простить, стремишься простить — и знаешь, что это безнадежно, что простить нельзя, простить не смеешь.
Не задавай вопросов — не услышишь лжи.
Камень, лежащий на дороге, может иметь самые лучшие намерения, но
— Это похоже на преисподнюю!
— Нет, сын мой, — тихо проговорил Монтанелли, — это похоже на человеческую душу.
Монтанелли медленно встал. Ужас объял его душу и страшной тяжестью
лег на плечи. Он почувствовал себя слабым, старым и жалким, как лист,
тронутый первым морозом. Сон кончился, и перед ним снова пустота и
тьма.
- Артур, сжалься надо мной хоть немного!
- А много ли у вас было жалости ко мне, когда из-за вашей лжи я
стал рабом на сахарных плантациях? Вы вздрогнули... Вот они,
мягкосердечные святоши! Вот что по душе господу богу - покаяться в
грехах и сохранить себе жизнь, а сын пусть умирает! Вы говорите, что
любите меня... Дорого обошлась мне ваша любовь! Неужели вы думаете,
что можете загладить все и, обласкав, превратить меня в прежнего
Артура? Меня, который мыл посуду в грязных притонах и чистил конюшни у
креольских фермеров - у тех, кто сами были ничуть не лучше скотины?
Меня, который был клоуном в бродячем цирке, слугой матадоров(*94)?
Меня, который угождал каждому негодяю, не ленившемуся распоряжаться
мной, как ему вздумается? Меня, которого морили голодом, топтали
ногами, оплевывали? Меня, который протягивал руку, прося дать ему
покрытые плесенью объедки, и получал отказ, потому что они шли в
первую очередь собакам? Зачем я говорю вам обо всем этом? Разве
расскажешь о тех бедах, которые вы навлекли на меня! А теперь вы
твердите о своей любви! Велика ли она, эта любовь? Откажетесь ли вы
ради нее от своего бога? Что сделал для вас Иисус? Что он выстрадал
ради вас? За что вы любите его больше меня? За пробитые гвоздями руки?
Так посмотрите же на мои! И на это поглядите, и на это, и на это...
Он разорвал рубашку, показывая страшные рубцы на теле.
- Padre, ваш бог - обманщик! Не верьте его ранам, не верьте, что он
страдал, это все ложь. Ваше сердце должно по праву принадлежать мне!
Padre, нет таких мук, каких я не испытал из-за вас. Если бы вы только
знали, что я пережил! И все-таки мне не хотелось умирать. Я перенес
все и закалил свою душу терпением, потому что стремился вернуться к
жизни и вступить в борьбу с вашим богом. Эта цель была моим щитом, им
я защищал свое сердце, когда мне грозили безумие и смерть. И вот
теперь, вернувшись, я снова вижу на моем месте лжемученика, того, кто
был пригвожден к кресту всего-навсего на шесть часов, а потом воскрес
из мертвых. Padre, меня распинали год за годом пять лет, и я тоже
воскрес! Что же вы теперь со мной сделаете? Что вы со мной
сделаете?..
Голос у него оборвался. Монтанелли сидел не двигаясь, словно
каменное изваяние, словно мертвец, поднятый из гроба. Лишь только Овод
обрушил на него свое отчаяние, он задрожал, как от удара бичом, но
теперь дрожь прошла, от нее не осталось и следа.
Полезные ссылки
www.vokrugsveta.ru/vs/article/1026/ - Цитадель Этель Войнич (Наталья Клевалина)
http://www.gutenberg.org/ebooks/3431 - роман в оригинале
http://lib.ru/INPROZ/WOJNICH/owod.txt - роман на русском, статья Евгении Таратуты.
Иллюстрации
Плакат С.Дашкевича
Обложки
Бродский
Illustration in the 1952 Romanian edition of "The Gadfly" by Ethel Lilian Voynich.
http://www.flickr.com/photos/cod_gabriel/2541943188/, http://www.flickr.com/photos/cod_gabriel/2541943174/in/photostream/
Что я могу написать об этой книге кроме того, что она великолепна?
С детства "овод" шел рука об руку со мной: мой любимый роман, мой любимый герой, образец для подражания, идеал, недостижимый, притягательный и чарующий. Я всегда восхищалась силой характера Овода, тем, как стоически он переносил боль, тем, как много он пережил - и не сломался, тем, как за насмешливой холодностью он прятал бушующий чувства. Овод стоик, стоик в самом благородном и высоком смысле этого слова, -а я всегда преклонялась перед такими характерами и старалась им подражать. Мое восхищение этим характером и этой книгой - безгранично!
Великолепная, сильная вещь... не могу читать ее без слез, она всегда вызываетв душе сильнейшие эмоции и чувства. Третью часть книги могу перечитывать и перечитывать, финальные сцены - знаю наизусть. В свое время даже выучила монолог Овода, обращенный к Монтанелли, атк потряс он меня своей силой и эмоциональностью. Рассказывала на конкурсе чтецов, сама загоралась этими словами и переживала их больно и остро...
Я не могу ничего сказать об этой книге, ее надо читать, просто читать. Она вся - сплошное чувство, сплошная боль и чистая идея.