[205x274]
«СЕГОДНЯ Я УЙДУ»

Отошёл ко Господу блаженный старец Иосиф Ватопедский,
ученик старца Иосифа Исихаста, святой наших дней

Игумен монастыря Ватопед Ефрем во время своего приезда в Россию так ответил на вопрос о старце Иосифе: «Старец Иосиф Ватопедский – человек Божий. Ум его настолько утвердился в Боге, что он не хочет уже говорить ни о чём земном. Он желает смерти от величайшей любви к Богу».

Как стало известно от отцов монастыря Ватопед, в 10 часов утра во вторник, за день до смерти, келейник старца, придя к нему посмотреть, что делает старец, услышал от него: «Сегодня я уйду, потому что чувствую смерть». Келейник ответил ему: «Хорошо, старец, как Бог хочет».

Вечером, около 8 часов, старец сказал спокойно: «Эти бесы, что пришли сюда, что хотят?» В 9 часов вечера он сказал: «Эти святые, что пришли сюда, останутся с нами, чтобы нам помочь». Брат ответил ему: «Да, останутся, чтобы нам помочь». После этого старец находился в беспредельном мире и спокойствии. В 10 часов вечера он сел на кровати и сказал: «Как там, в следующем тропаре? Какой момент службы я сейчас читаю?» Брат, не понимая, о какой службе идёт речь, не ответил ничего. Нужно отметить, что старец последний месяц перед смертью во время сна служил службу. Несмотря на истощение, в полдень, примерно за 12 часов до успения, он сам прочитал вечерню.

Старец из-за низкого давления испытывал сильное истощение, и, когда давление упало очень низко, начался отёк лёгких. Как сообщили врачи, смерть наступила в результате сердечной недостаточности. Первого июля в 2 часа 20 минут утра старец три раза медленно вздохнул и мирно отошёл в Вечность. До последнего момента рядом с ним находилась братия монастыря, они и стали свидетелями его кончины.

По сообщению агентства «Ромфэа», 1 июля в 5 часов вечера в соборном храме монастыря Ватопед состоялось отпевание блаженного старца Иосифа Ватопедского, в 9 часов вечера погребение было завершено. Старец был похоронен не на кладбище монастыря, а в могиле около северо-восточной стены соборного храма обители, которая была приготовлена ещё несколько лет назад. Проводить его в последний путь прибыли четыре архиерея, более 20 игуменов монастырей, десятки священников и сотни верующих. Все прибывшие на погребение имели возможность воздать последнее целование старцу и последний раз взять у него благословение.

Игумен монастыря Симонопетра архимандрит Елисей отметил, что «старец Иосиф был мерилом, эталоном для Святой Горы, он был движим желанием видеть каждого монаха, любящим Бога. Каждая встреча со старцем была духовным опытом».

Отче Иосифе, моли Бога о нас!

По материалам блога иеромонаха Клеопы и СМИ

ПОТОМУ ЧТО ПРИШЛО ВРЕМЯ

В 2001 году паломники из России беседовали с афонским старцем Иосифом Ватопедским о грядущих мировых событиях. Вот рассказ об этой встрече:

«У старца на лице написана благодать. Он сказал нам о судьбах мира и грядущих грозных событиях. Господь долго терпел беззакония наши, как перед Великим Потопом, но теперь наступает предел долготерпению Божию – пришло время очищения. Переполнена чаша гнева Божия. Господь попустит страдания для уничтожения нечестивых и богоборцев – всех тех, кто сделал современные беспорядки, вылил грязь и заразил народ. Господь попустит, что они с ослеплёнными умами будут уничтожать друг друга.

Много будет жертв и крови. Но верующим бояться не надо, хотя и для них будут скорбные дни, скорбей будет столько, сколько Господь попустит для очищения. Ужасаться этого не надо. Потом будет всплеск благочестия в России и во всём мире. Господь своих покроет. Люди вернутся к Богу». К этому старец добавлял, что после всплеска благочестия будет близок конец земной истории.

«Мы молимся, – говорил ещё старец Иосиф, – чтобы русский народ пришёл в то своё нормальное состояние, которое было до разрушения, потому что мы имеем общие корни и переживаем за положение народа русского.

Такое ухудшение сейчас – общее состояние во всём мире. И это состояние есть именно тот предел, после которого уже начинается гнев Божий. Мы достигли этого предела. Господь только по милости Своей терпел, а теперь уже терпеть не будет, но по правде Своей станет наказывать, потому что пришло время.

Испытания давно начались, и надо ждать большого взрыва. Но после этого уже будет возрождение. Мы уже стоим на пороге этих событий».


ОТ СМЕРТИ К ЖИЗНИ

Фрагмент из книги старца Иосифа Ватопедского

Старец Иосиф (Спилеот, Пещерник) родился 1 июля 1921 г. на Кипре, здесь же начался его монашеский путь. Пробыв в монастыре Ставровуни несколько лет, о. Иосиф отправился на Святую Гору. Там отец Иосиф и его послушники, число которых со временем всё возрастало, жили по разным обителям. Здесь он стал учеником Иосифа Исихаста, возродившего духовную жизнь на Афоне в ХХ веке. Позднее старец и его ученики поселились во втором по иерархии на Афоне монастыре Ватопед, который в 1980-х гг. находился в упадке. Отец Иосиф поставил игуменом монастыря своего близкого ученика Ефрема, а сам поселился в келье рядом с обителью и стал духовным наставником и исповедником ватопедской братии.

В «Ватопедской душеполезной библиотеке» было издано 15 книг старца Иосифа: «Старец Иосиф Исихаст. Жизнь и Учение» (1982), «О кончине мира и об Антихристе», «Афонское Свидетельство», «Аскеза – матерь освящения» и др.

Учение о человеке и Богочеловеке

Человек суете уподобися; дние его яко сень преходят (Пс. 143, 4). Можно ли найти более точное описание жизни человека и его деятельности, чем это священное слово? Разве не суета любое стремление человека в клещах пространства и времени?

Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? (Еккл. 1, 3). Наверное, по этой причине плач – это первое дело человека, приходящего в мир. Что заставляет его плакать и издавать душераздирающие вопли тогда, когда, казалось бы, он должен ликовать и радоваться дарованной ему жизни? Какое странное начало! Пространство и время приняли человека под своё владычество и без промедления наложили на него насильственные и бесчеловечные законы своего правления. Лишь только почувствует себя человек в темнице, тотчас постарается обрести свободу. Но напрасен труд, напрасно старание. Человек – это трагическое и жалкое существо, он осуждён нести бремя своего рабства, не ведая, откуда приходит и куда идёт. Человек не знает ни сущности своего бремени, ни смысла и цели своего существования. Запряжённый в стремительную колесницу осуждения, он задаётся вопросом: какова цель его участия в этом суровом состязании? Разве не бесцельна эта горькая ноша времени? Разве не бессмысленна тяжесть пространства? Да! И оба борются за свою жертву – человека. Ни жизнь человека, ни сам он не напрасны, но лишь подчинены законам тварного бытия. Едва явившись в жизнь, он оказывается в плену у времени и пространства. И что же, наконец, приносит это пленение? В этой темнице находится, заключается весь мир. Если мы попросим мир описать нам свои свойства, свои чувства, свою миссию, свои мечты, то что иное он поведает нам, кроме своего разочарования? Весь мир и каждого человека в отдельности объемлют, господствуют над ними боль, мучения, скорби, трагедии, убийства и отчаяние! Если мы сами исследуем этот мир, то найдём, что он смертельно болен без какой-либо надежды на выздоровление. Этим объясняется, почему горечь и страдание сжимают каждое человеческое сердце, почему слёзы стали общей участью всего человечества. За всеми этими бедами неумолимо стоит величайший враг человека, чтобы совершенно уничтожить его. Кто это? Это смерть – единственный несомненный и непреложный факт в человеческом существовании. К чему преимущества, таланты, способности и все те природные и приобретённые качества, которые человек может развить и возделать в себе, когда призрак смерти, как дамоклов меч, непрестанно висит над его головой?

Чувство, мысль, память, совесть – что всё это такое? Разве это не элементы личности?

Чувство. Действительно, это наиполезнейший элемент, благодаря которому мы общаемся с окружающим миром, выбираем приятное, утешительное, полезное, избегаем вредного и опасного и вообще по своим силам приобщаемся счастью. Разве не мучительно, когда орудия смерти препятствуют этому общению? И что остаётся у нас кроме тоски по тому, что так желанно, но недоступно?

Мысль. Что такое мысль? Разве это не часть бесконечной муки? Разве это не элемент бессмыслицы? Если бы мысль была человеческой выдумкой или изобретением, то было бы легко избавиться от её власти. Но, к сожалению, это не наше изобретение. Она нам навязывается, причём непрестанно, даже когда мы того не желаем. Она подталкивает нас к фантазиям, творит воздушные замки мечты, склонности, желания и ностальгию. Всё это недоступно и потому мучает нас. Мы бы предпочли не думать вовсе, потому что доколе человек чувствует и мыслит, дотоле невозможно ему не рыдать в страшном таинстве этого мира.

Память. К этому добавляется ещё одна мука, не менее горькая. Память о каких вещах или мыслях? Обо всём прошлом, и не только нашем собственном, но и о прошлом всего мира, его истории. Удивительное явление. Посредством невидимого и непостижимого элемента мы прикасаемся ко всему, что минуло, но это остаётся для нас загадочным. Что же такое память? Как она существует, где сохраняется, как действует и как сама собой представляет нам прошлое в лицах, вещах и образах, всегда тех же самых, когда бы мы того ни пожелали? Какое место, подобно громадному складу, хранит столько образов стольких событий? И зачем нам дана острота памяти, повторяющей столько событий? Разве это не мучительно – представлять и видеть то, к чему не можешь приблизиться? Почему я помню, почему и из памяти моей не стирается то, что перестаёт существовать в действительности, но как непрестанная мука остаётся во мне, пока я жив?

Совесть. Ещё одно терзание, которое страшнее предыдущих. В Священном Писании есть такая строка: и к болезни язв моих приложиша (см.: Пс. 68, 27). Это точно соответствует тому, что называется совестью, потому что в жизни человека она лишь умножает боль и страдание. Кажется, что бич этот дан человеку, чтобы напрасно мучить его в трагическом тупике его жизни. Что совесть добавляет к жизни, особенно если она развита и сурово обличает все наши мысли и дела? Это неумолкающий преследователь, нарушитель покоя, неутомимый червь, точащий ум и сердце, отравляющий всякое стремление человека ко всему, что приносит ему комфорт.

Удивительно то, что, хотя все эти движущие силы человека: совесть, чувство, мысль и память – невидимы и необъяснимы для него, однако они определяют всё наше бытие в прошедшем, настоящем и будущем, всю человеческую деятельность. Может быть, об этом горько сетует апостол Павел, который совокупность этих сил без Бога называет телом смерти: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Если бы мы объясняли сущность человека, исходя лишь из законов природы и инстинктов, то не нашли бы более несчастного образа, который мог бы сравниться с ним, даже среди животных, ведущих беззаботную и мирную жизнь.

Все вышеозначенные элементы нашего существа являются ещё и доказательствами нашего бессмертия, ибо невозможно быть смертным тому, что управляется чувством, мыслью, памятью и совестью. Эти элементы по своей природе не подчинены законам тления и изменения, ибо неизменно сопутствуют всем фазам жизни человека, в то время как он растёт, старится и умирает. Лучше было бы, если бы и сами эти элементы были смертными или сам человек понимал бы их смертную природу, что служило бы ему избавлением от нескончаемой муки на земле. Мысль наша простирается до самых пределов бесконечности, мечтает о счастье и благополучии; память и чувство описывают нам рай и вечное царство. В этом и состоит смысл сказок, которыми утешают малых детей.

Но над всем этим как окончательный приговор, как неизбежность господствует смерть. Разве не проклятие тогда эта жизнь, не уничижение, не напрасный труд, не бесцельная игра, о которой утомительно и само воспоминание? Какое противодействие или сопротивление могут оказать смерти физические достоинства (красота, талант, сила или иные дарования) и всесильное богатство, подчинившее всё своей власти?

Небольшой набросок, сделанный нами доселе, – это человек без Бога, падший, смертный, истлевший, во всем пленник тления и смерти, который и прежде своей естественной смерти сокрушается её членами и орудиями, чтобы и прежде сошествия во гроб стенать и рыдать от налагаемых мук.

Такова участь человека без Бога, участь, приблизительный набросок которой мы сделали. Человек после падения, человек тления и смерти не в силах избавиться от этого приговора, потому что сам изобрёл смерть и утвердил её в себе, во всём своём бытии и во всём том, что его окружает. Один лишь Господин бытия и жизни мог сойти в эту бездну все-губительной смерти и возвратить падшего, изгнанного, истлевшего и смертного в прежнее его состояние, не только искупая его от бед, но и одновременно уничтожая смерть и тление как в настоящем времени, так и во всей вечности. Указывая на это, Господь наш Иисус Христос, Сама Жизнь, ободряя нас, говорит: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5).

Одна лишь встреча с Ним может изменить всё: и человека, и весь мир, мир настоящий и мир вечности. Поскольку всё покорилось суете не добровольно, но по воле покорившего (ср.: Рим. 8, 20), то Господь справедливо утверждает, что только через Него восстанавливается равновесие. Это ощущение встречи и соприкосновения со Христом преобразует всечеловеческую боль и слёзы в радостную весть, в Евангелие, которое не измеряется временем и не имеет конца в вечности. И тогда в бездне человеческого горя и нищеты от Единого Человеколюбца и Всеблагого, как невечерний свет, воссияет для каждого страдающего существа единственное утешение. Придите, – говорит Он, – ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (ср.: Мф. 11, 28–30).

Чем же ещё является жизнь человека, как не непрестанным сражением со смертью? Беды, наполняющие нашу жизнь, – это именно члены смерти, её орудия, которыми она непрестанно, не заключая перемирий, атакует человека изнутри и извне. Искушения всякого рода, различные болезни, скрытые и явные, – это не что иное, как зубы смерти, непрестанно перемалывающие человечество. И потому смерть – это неиссякаемый источник всех бед и скорбей. В действительности смерть – это прежде всего горечь жизни, из которой произрастают все разочарования и само отчаяние – кульминации любой трагедии.

УЧЕНИЧЕСТВО У СТАРЦА ИОСИФА ИСИХАСТА

Из жизнеописания старца Ефрема Катунакского


Старец Иосиф Исихаст

Старец Иосиф жил в скиту Святого Василия, самом высоком скиту, выше Катунак, на одном уровне со скитом Керасья. Кириархальным монастырём этих мест была Великая Лавра. В этих пустынных местах и безмолвствовал наш старец. Там познакомился с ним приснопамятный старец Ефрем.

Впервые они посетили старца Иосифа вместе со старцем Никифором, питавшим к нему особое уважение. Как рассказывал нам сам отец Ефрем, у него вызвал умиление вопрос старца Иосифа его старцу при первой их встрече: не способности послушника к рукоделию и различным работам на каливе интересовали его.

Старец спросил:

– Отец Никифор, слушается ли Ефрем?

Отец Ефрем, вспоминая об этом, рассказывал нам:

– Это потрясло меня. Я почувствовал, что в этом старце обитает жизнь и благодать, потому что такого вопроса я не слышал ни от кого. К счастью, отец Никифор не препятствовал мне посещать старца и учиться у него святоотеческому преданию.

Отец Ефрем рассказывал нам о том, что у него были помыслы уйти от старца Никифора, поскольку он не находил у него духовного руководства. Старец Иосиф посоветовал ему не уходить, но пребывать со смиренным помыслом, а сам обещал помогать духовно.

– Он видел во мне всего меня,– говорил отец Ефрем.– С подробностью он изъяснил мне всё, что случится со мной до конца моей жизни. Теперь, когда я вижу, как это сбывается, я понимаю, что значит человек Божий, что значит святой.

Однажды после литургии отец Иосиф задержал отца Ефрема и сказал ему:

– Я знаю твои помыслы и всё твоё состояние. Не бойся. Я не оставлю тебя одного.

Старец начал изъяснять ему суть делания и созерцания, особенно подробно он говорил о плодах умного делания, плодах обращения внутрь себя:

– Божественная благодать, уже обитающая в твоей душе, умножится так, как ведает сама, и станет для тебя всем во всём. При неожиданных трудностях она будет принимать различные образы и помогать тебе. Она будет приносить тебе мир во время возмущений, она будет отверзать тебе ум к пониманию таинств Божественного промысла, тех таинств, которые будут тебе встречаться.

Он определил и программу, которая должна была положить начало молитвенному деланию отца Ефрема:

– Ты начнёшь творить молитву «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» на протяжении одного часа. Но скажи о том своему старцу, чтобы он не посчитал это твоей собственной волей.

Старец Никифор, будучи простецом, не понял, что это значит, и не стал препятствовать.

Когда отец Ефрем снова пришёл на литургию, старец Иосиф спросил его, держался ли он означенной программы. Тот ответил:

– Старче, от этой молитвы из глаз моих бегут потоки слёз, а внутри себя я чувствую как бы бурление. Огнём по Христу горит моё сердце.

С тех пор под покровом старца Иосифа он стал постигать таинства умного делания, которое приносит чистоту сердца и Божественное просвещение. Таким образом он стал афонским светильником для утешения нас, «достигших конца веков».

Как священник, отец Ефрем имел возможность чаще посещать нашего старца Иосифа. Три-четыре раза в неделю он поднимался к нему для совершения Божественной литургии. От Катунак до Святого Василия достаточно крутой и трудный подъём. Но его юный возраст и духовная ревность превосходили тяжесть этого пути. К тому же повествования о прежних отцах разжигали в нём жажду подвига, которая и является движущей силой преуспеяния.

Часто он, движимый рвением оказаться рядом со своим «учителем», как называл он старца, приходил раньше и сидел на ступеньках, ожидая, когда ему откроют. Устав старца Иосифа был строгим и неизменным. Они в точности хранили его, и это удовлетворяло молодого иеромонаха-подвижника в его начальном рвении, ибо он постиг значение аскезы, которая является деятельным крестоношением.

Вот вкратце устав нашего старца Иосифа: совершение вечерни по чёткам; трапеза и потом сон; подъём, приведение себя в порядок и чашка кофе; после этого каждый удалялся к себе и по чёткам совершал бдение до полуночи; потом совершалась Божественная литургия, тихо и неспешно, как того требовало внимание ко внутреннему человеку.

Глубину этого таинства – служения «в духе и безмолвии», завершение которому придавала Божественная литургия, совершаемая всегда с умилением и возношением сердца горе, старался передать нам, всегда переживая его, наш преподобный старец.

Жизнь в окрестностях скита Святого Василия была крайне тяжёлой, и они перебрались пониже, в Малую Анну, взяв с собой свои немногие вещи. Вид некоторых пещер на крутом обрыве к морю говорит о том, что когда-то там жили подвижники. Отцы изнемогли, осваивая этот суровый и обрывистый берег. Но сугубые трудности они испытали, когда строили маленькую церковку «в честь и память Честнаго Предтечи Господня», к которому старец питал особую любовь. В постройке принял участие и священник отец Ефрем, который носил глину из Катунак. С помощью глины, горной древесины и кровельного железа в углублении скалы был построен маленький храм – обитель благодати в духовной ограде нашего великого старца Иосифа. Здесь познакомились с ним и мы. Под покровом преподобного нашего старца Иосифа в нашу мятущуюся эпоху принесли плоды сотни духовных светильников!


Старец Ефрем Катунакский

Без труда подчинялся отец Ефрем указаниям своего учителя о жизни деятельной, согласно отцам. За ней следует «созерцание» – высший результат человеческого усилия при содействии Божественной благодати. В созерцании как награда подаётся освящение. Сутью благословенной деятельной жизни, по примеру нашего Господа, являются сознательное подчинение и послушание – добродетели, которые были главной целью всех устремлений молодого подвижника. Именно при помощи подчинения и послушания он, по благодати Христовой, достиг торжества святости. «Послушание – это жизнь, преслушание – смерть»,– повторял он непрестанно.

Первые уроки он получил в исихастирии Святого Василия, когда стал служить в церковке у старца Иосифа. Когда наш старец переехал в Малую Анну, отец Ефрем прожил с ним два месяца и имел возможность получать эти уроки регулярно, принося духовные плоды. Отвечая на вопросы о ступенях его духовного преуспеяния, он говорил нам:

– Два месяца, которые я пробыл у старца Иосифа, оказались достаточными для того, чтобы обрести благодать, как описывают её наши отцы. Необходимым условием для этого является внимательная жизнь, особенно же сокрушение своей воли и чистая молитва. Однажды я молился в своей келии, всецело собрав свой ум,– так, как научился от старца. Внезапно я ощутил, что передо мной как бы открылось пространство и явились три образа. Такой любовью исполнилась моя душа, что я непроизвольно обнял средний из них. Чувство убедило меня в том, что это был Христос с двумя ангелами. Но я не в силах описать того, что произошло или что я ощущал. Разрешение моим недоумениям давал старец, к которому я приходил сразу после всякого Божественного посещения, как только оно заканчивалось. Я поднялся к учителю, хотя и была полночь, чтобы узнать значение таинства, которое мне дано было пережить впервые.

Отец Ефрем рассказывал нам об этом так, как будто переживал это вновь, и на деле убеждал нас в том, что верен Господь во всех словесех Своих (Пс. 144, 13).

И он продолжал свой рассказ:

– Несмотря на то что час для посещения был неподходящий, старец принял меня, обнял с радостью и сказал: «Это, чадо моё, и есть благодать, которой я учил тебя и которую ты желал познать. Это первая ступенька, первое подлинное продвижение вперёд. Отселе придёт то, что описывали мы и отцы наши, о чём ты читал и спрашивал меня. Сколько людей искали этого в истории и в жизни и находили это поздно или после претрудных усилий! А ты обрёл это так скоро и в такой чистоте. Теперь для тебя иное чувство, иные миры и духовная пища, другой уровень молитвы, который является, скорее, чувством родства у тех, кто принял Его и со властью входит в область сыновнего наследства».

Здесь он побуждал нас к тому, чтобы мы были осторожными и не ослабевали в молитве.

После этого события пребывание отца Ефрема со старцем было непрерывным, и он постоянно просил его:

– Старче, не утешайся угощением в одиночку.

У нашего блаженного старца Иосифа был обычай обнимать голову своих учеников и молиться, когда он чувствовал, что им передаётся некое Божественное благословение. Однажды, рассказывал нам приснопамятный, он, придя к старцу, нашёл его в состоянии исступления во время молитвы. Обняв голову отца Ефрема, он прижал её к своей груди. Молился он так, как будто пребывал в созерцании. Придя в себя, он с радостью сказал:

– Ты, чадо моё, обладаешь не только чистотой и прямотой души, но и непорочностью – вместилищем и престолом Благодати. Всё то, что ты видел и испытал, – это лишь откровения свыше, что были всегда доступны тебе. Но теперь настал черёд нашего приношения, чтобы стяжать Божественные дарования. Теперь время делания, которое является восхождением к созерцанию.

С тех пор молодой подвижник с ещё большей ревностью подъял крест аскезы, особое значение придавая послушанию – этому настоящему фундаменту преуспеяния. Все дела и слова преподобнейшего старца Ефрема, вся его жизнь, его цель и намерение заключались в подчинении и послушании.

Как-то он сказал нам:

– Когда я едва ли не с любопытством пришёл к старцу Иосифу и он открыл мне, кем я был, я и не мечтал о том, что соединюсь с ним, и продолжу его предание, и вкушу того, о чём мы читаем у отцов. Признаюсь, что ни одного человека я так не любил и не боялся, как этого старца, который стал для меня на всю мою жизнь предметом подражания и при жизни его, и после его смерти. Он стал моим спасательным кругом, и одна лишь память о нём ограждала меня от ошибок и подвигала к дальнейшему продвижению на протяжении всей моей жизни.

Однажды, когда отец Ефрем совершил какую-то ошибку и пришёл на литургию позже назначенного времени, старец сделал ему выговор и выгнал из своей келии. Он держал его на расстоянии от себя в продолжение трёх дней, несмотря на то, что тот со слезами просил прощения. Когда он принял его вновь, то отец Ефрем понял, что это было испытание на практике, чтобы подчеркнуть важность точного хранения заведённого порядка, чего требует духовное преуспеяние – восхождение от делания к созерцанию.

Постоянной заботой и деланием старца Ефрема, как научился он от нашего старца Иосифа, было строгое соблюдение устава. Насколько позволял ему их устав на Катунаках, он старался следовать правилу старца Иосифа во время бдения и молитв. Бдение в ночное время он хранил всеусильно. В летнее время после повечерия он уходил на другой конец их каливы с маленькой скамеечкой и почти до полуночи пребывал в молитве. Время он узнавал по движению звёзд, когда они достигали определённой высоты.

Истинное наслаждение он находил также в текстах Священного Писания и святых отцов, особенно отцов-подвижников и тех, чьи писания и поучения вошли в сборник «Добротолюбие». Он выучивал наизусть огромные цитаты, говорившие об обращении внутрь и о таинствах Божественной благодати.

Его благоговение особенно проявлялось во время служения Божественной литургии, которую он совершал до самой старости, пока позволяли его силы. Он непрестанно размышлял о завтрашней литургии и молился, чтобы иметь ощущение благодати. На литургии становился явным весь его внутренний мир, пронизанный Богом. Он был возвышенным служителем литургии и неизменно поминал всех, кого знал и помнил, и тех, кто по временам просил у него духовной помощи. Особенную заботу он проявлял об усопших, потому что они отошли в мир иной и, возможно, были преданы забвению. Он рассказывал нам, что часто получал извещения о состоянии тех, кого поминал. Когда он забывал помянуть кого-нибудь, то чувствовал их укор. Он требовал, чтобы после литургии всегда было коливо для заупокойной литии.

Пению Божественной литургии он научился у старца Иосифа. Наш блаженный старец так радовался литургиям, которые служил наш брат, что говорил: «Не думаю, что где-нибудь на Святой Горе литургия совершается лучше».

На протяжении всего своего священнического служения отец Ефрем совершал сорокоусты. Но к вознаграждениям за них он относился с большой ответственностью и никогда не брал денег, если не был уверен в том, что сумеет закончить этот сорокоуст. Также он не принимал и подарков, если не мог помолиться за дарителей. Большую же часть денег он раздавал беднякам, всегда делая это тайно.

Всё это естественно для тех, кто вкусил Божественных даров и кого не привлекает и не занимает этот суетный мир. В старце было явным устранение от вещей мира сего, особенно же от денег. У старца Иосифа он научился силе и действию веры, тому, что отцы называют «верой созерцательной». Благодаря этой вере он пребывал беспопечительным, потому что всё упование возлагал на Божественную благодать, которую ощущал всегда.

Из книги «Блаженный послушник»..

http://www.rusvera.mrezha.ru/592/8.htm