«В разных обстоятельствах мы разные: с подругами одни, с детьми другие, со слесарями вообще идиотки На сцене я прячусь под шляпкой, она меняет внешность радикально — и нет опасений, что меня будут узнавать на улице. Этого я не люблю»
— Часто ли вы вспоминаете свое детство? С какого возраста себя помните?
— Я помню себя с годика — как училась ходить на даче. Солнце, веранда. Я держусь за топчан Мама, любимая, стоит рядом. Я помню все с начала войны — бомбежку в Москве, когда в небе шарили прожектора и вокруг Кремля висели грузные надувные стратостаты. Я считала, что это праздник, и, сидя на руках у мамы, не хотела уходить — а мы спускались в метро у Большого театра на всю ночь. Помню голод, одна буханка хлеба на троих на два дня И так четыре года подряд. Мы были семьей врагов народа. Кукла у меня была без одной ноги, пупсик несчастный. Но я не унывала, просила милостыню, пела по дворам, надеясь на кусочек хлеба. Такая себе девочка-оборванка, русская Эдит Пиаф.
— Недавно я разговаривала с Романом Виктюком, и Роман Григорьевич, говоря о своих любимых постановках, в первую очередь называет спектакли по вашим пьесам, которые шли на сценах очень долго — больше двадцати лет. Как вам удается писать пьесы, которые не подвластны порче и времени?
— Это не вопрос, а похвала. Спасибо.
— Я никогда не видела в вас журналиста. А ведь вы были журналистом? Говорят, черты нашей профессии просто так не сотрешь. Что-то в вас осталось от нее?
— А то, что вы прислали мне вопросы, и я, как дисциплинированный журналист, немедленно отвечаю. Профессия приучила к скорости.
— Преодолевали ли вы внутренние страхи, чтобы запеть для публики? У Вуди Аллена есть фильм «Римские истории», где герой божественно поет только в ванной, под душем.
— О да. Сначала зажималась, дико волновалась, но мне везло. Слушатели как-то сразу начали очень активно реагировать, и вдруг наступало счастье...
Мы были семьей врагов народа. Кукла у меня была без одной ноги, пупсик несчастный. Но я не унывала, просила милостыню, пела по дворам, надеясь на кусочек хлеба
— Известна ваша любовь к шляпкам. Откуда она? Это часть сценического образа?
— На сцене я прячусь под шляпкой, она меняет внешность радикально — и нет опасений, что меня будут узнавать на улице. Этого я не люблю. Кроме того, в шляпке женщины выглядят намного интереснее. Сейчас как раз интеллигентная молодежь начала ходить в шляпах — это здорово.
— Есть ли места, или сцены, или города, где ваш голос звучит необыкновенно хорошо?
— Все, к сожалению, зависит от звуковиков. Ты можешь как угодно прекрасно петь, а люди будут шарахаться, потому что режиссер в маленьком зале пустил звук как в чистом поле, на полную катушку. А мне рассказывали такие легенды про аппаратуру (5 тыс. долл. в час аренда), которая радикально меняет голос и не дает фальшивить, сразу исправляет. Но это не нам.
— На днях ушел из жизни режиссер Алексей Балабанов. Он был добрым человеком, но снимал беспощадное кино. Нередко жестокие люди сентиментальны, а добрые создают мрачные произведения. Есть ли у вас объяснение этому парадоксу? Вот ваша проза, драматургия явно не женская?
— Именно что женская. Мужики говорят о чем: о футболе, о бабах, о мигрантах, к примеру. Да как пили вчера. Да кто кому должен остался и не отдает. И на работе что творят. А бабы рассказывают друг дружке о своей жизни, о семье, да что было, да что слышала, вспоминают детство, приводят примеры, жалуются на мужей, свекровей и детей, на верхних соседей, причем зная полностью их биографию. А о работе говорят похлеще мужчин. И все у них чистая комедия, а в основе-то трагедия. Вообще они знают все.
— Философ Алексей Лосев считал, что каждый человек рождается с душой определенного возраста. Возраст своей души он определил — 16 лет. Сколько лет вашей душе?
— В разных обстоятельствах мы разные: с подругами одни («Ой, тут одну девчонку нашу провожали на пенсию!»), с детьми другие («Ты что кепку надела? Двадцать градусов мороза!»), со слесарями вообще идиотки («Вот течет, а че делать, я отблагодарю вас»), а со своими студентами вполне себе педагоги. В ресторане вечером очаровашки, а наутро в ванной у зеркала сами знаете...
Открытие выставки «Петрушевская и Норштейн». Людмилу Стефановну многие считают прототипом главных персонажей Норштейна — Ежика и Цапли
Фото: РИА Новости, Владимир Федоренко
— В ваш юбилей проходит фестиваль Петрушевской. В нем участвуют актеры МХТ, педагоги Школы-студии МХАТ. Как вы относитесь к системе Станиславского, которую сейчас многие критикуют?
— Вот как раз системой Станиславского я и занималась со своими учениками, у меня был предмет, который назывался «импровизация, психодрама». Как-нибудь я об этом напишу. Что Станиславский ввел? Внутренний монолог. Предлагаемые обстоятельства. Говоришь одно, а думаешь другое — как в жизни. Вот это «другое» актеру надо помочь создать.
В разных обстоятельствах мы разные: с подругами одни, с детьми другие, со слесарями вообще идиотки
— Вы москвичка. Верите ли вы в то, что есть московский стиль? Или Москва растворилась, обезличилась?
— Да никогда. Особенно это заметно, когда приезжаешь в другой русский город. Там все иное.
— Я считаю вас очень смелым, отважным, мужественным человеком. Вы не боитесь быть нелепой, смешной, не боитесь петь, дурачиться, писать детские стихи? Когда вы поняли, что вы смелая?
— Это тоже похвала. Спасибо.
— Давно бытует мнение, что актеры — грешники, и что они продали душу дьяволу в обмен на талант. Наверняка вы знаете что-то важное про души артистов?
— Вы представляете себе человека, который носит в себе тексты Шекспира, Арбузова, Олби, Хайнера Мюллера («Гамлет-машина»), «Снегурочку» в стихах и Еврипида? Я их считаю особенными людьми, актеров, трагическими фигурами, зависимыми от всех, от директора-режиссера-помрежа-художника-автора, от продюсера, от коллег по ремеслу. Одно слово может ввергнуть их в бездну, одно слово может поднять до небес. Актера надо хвалить!
— Можете ли вы назвать одного гения, с которым вы были знакомы и которого считаете гением номер один?
— Да деда своего, Николая Феофановича Яковлева, лингвиста. Я не понимаю в его статьях ни-че-го. Он говорил на одиннадцати языках. Он основатель теории фонем. Он дал письменность более чем 60 народностям Кавказа, используя математические методы. От него пошла культура в горы — школы, газеты, книги, потом институты, даже театры. Еще в 1923 году он выпустил книгу «Грамматика чеченского языка». Джугашвили его стер с лица земли
— Какой вы сами себе готовите подарок к юбилею? Какие вы любите подарки и цветы?
— Цветы я люблю в горшках — срезанные быстро умирают Самый лучший подарок — это аплодисменты. Чем они дольше, тем подарок дороже. Люблю, когда кричат «браво». Один раз кто-то крикнул «брависсимо». Пианист Алексей Гориболь потом сказал, что это он
Беседовала Анжелика Заозерская