...я мечтаю вернуться...

Встаю, еду — санаторий. Наша пьеса. Три часа на подготовку.
Помню, как нашли столб для игры в "Орлеанскую деву" и хотели использовать его под портрет.
Помню, как забирался на третий этаж, чтобы в смраде потолочных лесов привязать портрет.
Помню, как меня красили, и как я спешно в течение четырёх минут переодевался в красный костюм.
Помню, как выходил на сцену...
Помню, как всё поблёкло и я выпал из действа...

...четырнадцать точек...

Бродячие артисты и лицедеи навеки остаются верны своему делу. Ибо сие — похуже иного наркотика. Мой центр наслаждения в мозгу кайфует от бессознательной встряске. Полный автопилот. Один раз только до этого у меня было такое — когда я играл почтальона из "В горах моё сердце". Я вышел на сцену и вдруг повернулся от зрителей и понял, что я на автопилоте, отыграв всю сцену. Сегодня я отыграл весь спектакль на таком автопилоте. И только сейчас осознаю, что происходит.
Не страшно, что забудешь слова.
Не страшно, что занавес совсем не работает.
Не страшно, что что-то пойдет не так.
Не страшно, — никак. Полное отсутствие присутствия. Totally uncontrolled.

...Выдох и вот я уже спешно переодеваюсь обратно, снимаю портрет "Орлеанской девы" и еду на чёрном бьюике.

Как могло два часа пролететь настолько индифферентно и бессознательно — непонятно.
Все сказали, что в этот раз играли лучше. С полностью нерабочим занавесом. Без перерывов и антрактов. Кусковой спектакль. Слаженная работа семи человек. Да и сам, признаюсь, со своей природной скабрёзностью, не ожидал такого. Вероятно, это из-за <вставить нужное>! Ну, точно! Это из-за <вставить нужное>! Конечно!

Я не помню своей игры, я не помню игры других актёров и актрис. У меня осталось впечатление. И, чёрт побери, оно мне нравится!

"Томпсон, где мои письма?!"