Ах, если бы я в этой жизни мог решать всё сам!..
Как было б не хреново рвануть со старта, не жалея ног!..
Куда? Не суть.
Движение – основа!
Хоть по прямой лети, хоть виражи накручивай.
Дыши открытой грудью.
Уж если получил в подарок жизнь – живи её!
Другой такой не будет.
Я не умею бояться, до вскрика «ах!»
Я бы просил, доведись мне сойтись с Всевышним:
Боже, не дай мне растаять в чужих мирах,
выпасть в осадок, остаться последним лишним,
быть одиночкой, яростным, как джидай,
думать как нужно, а делать совсем иначе,
Боже не дай мне…
а впрочем, скорее – дай
плакать от счастья, пролитых слёз не пряча.
Богово – Богу. Тем же, кто мал и нищ –
то, что останется даром с его щедрот:
слова, да ласки, веры, тепла жилищ,
пищи, какой придётся – наполнить рот.
Так уж ведётся – с рассвета миров – вовек:
требуем, молимся, клянчим, канючим благ.
Что же такое в сущности – человек?
Он ведь приходит в мир беззащитно наг.
Только родившись, просит себе добра.
Хочет летать, поднимаясь едва с колен.
А жизнь помогает падать и умирать,
ставит по мизеру, требуя всё взамен.
Так вот и я лишь глупый шальной щенок.
Вою отчаянно, думая, что пою.
Станет ли кто-то старше, чем я бы смог,
если бы выжил в смертном своём бою?..
………………………………………
...Зимнее солнце холодом жжёт висок
через стекло оконное, тая вне.
Эта история скажется между строк,
а не напишется – поводов просто нет...
Я мог бы заявить свои права
не на слова, заложенные в гимне,
ведь что там – ликовать или ковать,
какая нафиг разница, скажи мне?
Скорей на то, что тайно, между строк,
и через громыхание аккордов
почувствовать я голым сердцем смог,
и то, что именую словом «гордость».
* * *
Пусть Антенор, который предал Трою,
и не был ею отдан на ножи.
Из песни слов не выбросишь. Не скроешь
того, что на поверхности лежит.
Не время умножать свои печали
и уходить от собственных начал,
ведь суть не в том, что ты сказал вначале,
скорее в том, о чём потом молчал.
Не читай мне проповедей, няня,
я давным-давно не милый мальчик.
Ничего, поверь, со мной не станет.
Просто я дышу чуть-чуть иначе.
Ты ведь знаешь, мне не место в стае.
В ней нельзя от курса отклониться.
Просто я мечтаю. Улетаю
выше чем положено синице.
Я уже большой. Бесповоротно!
Просто, я скажу тебе по чести,
жизнь меня учила бить наотмашь,
если кто-то грубо неуместен.
Впрочем, для тебя я лишь мальчишка.
Ну, прости, есть повод к укоризне:
просто я сегодня выпил лишку
за удачу в следующей жизни…
здравствуй, моя окаянная странница!
в небе, написанном кистью гогеновой
солнце осколками – взять и пораниться,
и породниться горячими генами.
выпить настой из полыни и сумрака,
стать полубогом в веснушках и ссадинах,
мифом вселенским, отчаянным умником,
маленькой, всеми желаемой гадиной.
а на заре, прикоснувшись нечаянно
сердцем к улыбке твоей растревоженной,
вдруг очутиться на дальней окраине,
нет не Европы, и даже не Азии –
тонкого разума, больше похожего
то ли на бред, то ль на чьи-то фантазии…
Рождество...
и ночь полна загадок.
Нам её гадать, не разгадать.
Друг мой, заводи малышку «Прадо»,
едем в гости.
Нынче благодать.
Жизнь нежна как трепетная сводня.
Ни о чём не думай!
Ни о чём…
Просто помни, что в своём сегодня
ты ещё вчера за всё прощён.
.........................................
.........................................
Не стихи пишу.
Не стихи.
Это правда, что тут скрывать.
Отбываю свои грехи
за несказанные слова,
за сожжённые впопыхах,
пересыпанные золой
одиночество, боль и страх.
Вдохновенно, за слоем слой,
отдираю свою тоску
как обои со старых стен.
Так стремился отдать мазку
душу кисти больной Гоген.
Так Вивальди свой нотный стан
под скрипичным хранил ключом.
Так Изольду любил Тристан,
вдохновенно и горячо.
Так отречься б и я не смог
от детей своих, пусть плохих.
Их ведь много –
за слогом слог
не стихи пишу.