Я угнездилась в потертом кресле и огляделась. Кто-то явно постарался придать старому бомбоубежищу приличный вид - покрасил стены, постелил ковролин на пол, в коридоре вдоль стены расставил кресла для посетителей и развесил картины непонятного содержания, но саму атмосферу искоренить не удалось. Ее навевал долгий спуск под землю по разбитой лестнице с неравными по высоте ступеньками, толстенные металлические двери, периодически преграждавшие путь, отсутствие окон, хотя бункер был хорошо освещен - а главное, несмотря на жаркий, душный конец июня - по спине полз холод, а стены, казалось, сами источали сырость. Не исключено, что по углам и под ковролином расползается предательская плесень.
На самодельной визитке, которую я мяла в руках, значилось: Центр психологической реабилитации после утраты необъяснимого. Мне пришлось долго уговаривать себя прийти сюда, слишком уж все смахивало на аферу, выкачивание денег за ерунду, но моя утрата действительно не поддавалась никакому объяснению, более того - причиняла ужасные неудобства. И я подумала - если есть хоть один шанс из ста, что мне объяснят, что произошло, и что теперь делать - за это можно и заплатить. Потому что жизнь стала в конец невыносимой.
В сыром коридоре я сидела не одна. Напротив меня, в таком же кресле, сидел нервного типа молодой человек. Он мял в руках сборник японских кроссвордов, постоянно ронял ручку на пол и поправлял на носу очки. Когда я на него смотрела, сразу отводил глаза и с напускной сосредоточенностью начинал рассматривать картину у меня над головой. На всякий случай я обернулась и посмотрела тоже. Ничего особенного - что-то похожее на раздавленную асфальтным катком мезузу распласталось на грязно-синем фоне. На шедевр не тянет. Ну не хочет, не надо - и я принципиально перестала обращать на очкарика внимание, если он такой нервный.
Интересно, а у него что за проблема? Настолько же непонятная, идиотичная и не поддающаяся объяснению, как и моя? Судя по его виду, с ним тоже случилось что-то выдающееся. Вот только держу пари, что это произошло раньше, чем со мной. Уж больно он дерганый и… ненастоящий какой-то. В одну секунду вроде неплохо выглядит, а иногда то ли сереет, то ли блекнет - начинает напоминать картонную иллюстрацию, как та медуза у меня над головой. Или это я схожу с ума?
В этот момент парень конвульсивно дернулся всем телом, резко обернулся и посмотрел на свежеокрашенную стену у себя за стеной. Внимательно ее изучал секунд десять, потом судорожно вздохнул, повернулся обратно и стал трагически сморкаться в клетчатый носовой платок. Закончив эту процедуру, он в первый раз взглянул мне в глаза и громким шепотом спросил:
- Вы ее тоже не видите?
Я окинула его и близлежащие метры взглядом и ответила вопросом на вопрос:
- Просите, кого?
- Я так и знал! - все еще шепотом взвыл очкарик и снова засморкался, - все напрасно! А ведь я каждый день хожу к ней и умоляю вернуться. Сосиски ей ношу, чтобы не померла с голоду, колбасу. Вчера даже курицу гриль принес. А она ни в какую, не хочет обратно и все!
В эту секунду мне захотелось встать и уйти отттуда подальше. Или хотя бы отвернуться - ясно было, что сейчас он начнет выворачивать свои проблемы наружу, а мне смотреть на них совсем не хотелось. Как не хочется смотреть на бомжей, изуродованных детей - на всех тех, кто одним своим существованием напоминают нам о том, что с каждым из нас однажды может произойти несчастье. И все равно, мы предпочитаем отвернуться, пройти мимо, как сквозь пустое место. Потому что пялиться неудобно, неприлично, даже если любопытно. Мне же не хотелось признавать, что я сама уже попала в переделку, и кто знает, кому из нас в итоге будет хуже - мне или этому мальчику.
В тот мемент, когда я уже готова была сорваться с места и уйти прочь из сомнительного заведения, рядом с очкариком распахнулась дверь и оттуда выглянула женщина средних лет. Мельком взглянув на моего соседа, она обратилась ко мне:
- Виктория Алексеевна? Проходите, пожалуйста.
Дернуло же меня предварительно позвонить. Теперь уже не отвертишься. Комнатка была небольшой, но на удивление уютно обсталенной. Вдоль стен рамещались стеллажи с книгами, висело несколько картин. Почти половину пространства занимали два огромных мягких кресла и небольшой журнальный столик. В углу у двери стоял столик на колесиках, на котором размещались чашки, кофеварка, лежало печенье и какие-то плюшки.
- Хотите кофе? - голос у женщины был мягкий и какой-то убаюкивающий. Она вообще никак не походила ни на врача, ни на психолога. Скорее на пожилую соседку, к которой вечером можно забежать на чашку чая и поплакаться в жилетку на жизненные неурядицы. И быть уверенной, что уж она со своим опытом и выслушает, и поймет, и подскажет. Неформальность обстановке придавало еще кое-что - у нее на ногах вместо туфель были большие пушистые тапочки с заячьими ушами.
- Ноги опухают за день, - улыбнулась она, перехватив мой недоуменный взгляд, - ну, - она поставила передо мной чашку кофе, тарелку с печеньем и уселась напротив, - Меня зовут Лариса. Отчество ни к чему.
- Вика, - еще раз представилась я.
- Очень приятно. Я знаю, - она тихонечко размешивала сахар в чашке, отчего ложечка завораживающе постукивала по тонкому фарфору, - что у вас много сомнений и больше всего хочется уйти, не говоря уже о том, что очень нелегко было заставить себя появиться здесь. Ничего не бойтесь. Поверьте, за время существования центра я и мои коллеги успели наслушаться таких историй, что нас уже навряд ли чем удивишь. Здесь никто не будет сомневаться в вашем психическом здоровье и все, что вы расскажете, не покинет стен этого кабинета. Вам ведь нечего терять, правда? А я, возможно, смогу вам помочь. - Она улыбнулась мягкой, почти материнской улыбкой, - так что же с вами произошло, деточка?
Я вздохнула, отпила глоток кофе и начала рассказывать.

Случилось это три дня тому назад, в пятницу тринадцатого, как ни смешно это звучит. На работе был очередной аврал, кто-то чего-то не успел отгрузить, срывались сроки поставок, водители к тому же еще застряли в пробке, а клиент рвал и метал, требуя товар. В общем, когда разрулили ситуацию, была уже половина одиннадцатого вечера, и это накануне выходных, когда всем хочется уйти с работы пораньше. Чувствовала я себя неважно - драма разыгрывалась в офисе с самого утра, начальники злились, все бегали как угорелые, а нервы были в постоянном напряжении. Голова не болела, но была тяжелой и какой-то пустой - ни мыслей, ничего. Как зомби с раз и навсегда заданной программой я вышла из офиса и направилась к станции метро. Причем пошла не на Маяковскую, что было ближе, а на Новослободскую. Она была чуть подальше, но в плане пересадок удобнее.Чудесный летний вечер мое состояние не облегчил и в таком же анабиозе я дошла до метро, спустилась на эскалаторе в подземку, проехала одну остановку до Проспекта Мира и перешла с кольцевой линии на радиальную. Там-то все и произошло.
Двенадцатый час ночи, как сейчас помню, большие электронные часы на входом в тоннель показывали 23:07. Платформа абсолютно пуста, чему я вяло удивилась. Вроде пятница, переход на кольцевую, лето, народ должен гулять и веселиться. Однако, ни души. Даже в будочке у эскалатора было пусто - вахтерша отсутствовала. Вокруг стояла мертвая тишина, из тоннеля тянуло сыростью. Слишком усталая для того, чтобы удивляться и искать причины странного опустошения станции, я просто стояла как истукан у края платформы, мечтая лишь о том, чтоыб наконец пришел поезд и я могла плюхнуться на сиденье.
Издалека послышался характерный гул, а в дальнем конце тоннеля забрезжил свет. Только свет тоже был какой-то необычный - не желтый, а голубоватый. Кто знает, мелькнуло у меня в голове, вроде недавно по телевизору говорили, что в подземке будут пускать новые поезда. Ну там, сиденья помягче, бегущая строка в вагонах, кто же мешает и фары новые поставить, помощнее? Наверное, это они и есть. Хотя какая мне разница, лишь бы до дому довеез.
Поезд тем временем въехал на станцию. Ого, действительно, новый какой-то. Я по крайней мере таких раньше не видела. Большой, чуть выше стандарных поездов, серо-стального цвета, галогеновые фары слепят глаза. По длинне, впрочем, такой же. Я стояла в самом начале перрона, так что голова поезда оказалась прямо передо мной. Подъехал и встал. Первое, что меня насторожило тогда - я не увидела в кабине машиниста. Хотя опять же, техника в наше время так прогрессирует - может он полностью на автоматическом управлении? А двери не открываются, потому что пассажиров он пока не возит - в вагонах было пусто. Может, просто испытывают, прогоняют по линии, смотрят, правильно ли работает автоматика. Поезд продолжал стоять. Тут меня насторожил второй момент, странно даже, что я сразу этого не заметила - станция Проспект Мира - белая с черными горизонтальными полосами, я всегда раньше шутила, что она похожа на бассейн - так вот, сквозь поезд эти черные полосы на стенах были не очень отчетливо, но видны. Из какого это материала надо сделать состав, чтобы он был полупрозрачным? Что-то новое, революционное, сверхпрочное? А может даже какой-то новый пластик вместо металла? Чудной поезд, одним словом. Машиниста нет, пассажиров нет, стоит себе на станции с закрытыми дверями и просвечивает насквозь. Сколько мне так на него любоваться-то? Домой хочется, ноги ноют. Я глянула на часы. Третье - они стояли. Показывали одиннадцать минут двенадцатого. Секунды замерли, и табло, которое считает интервал между поездами тоже.
В тот момент мне стало очень нехорошо. Руки и ноги словно онемели, а в пальцах началось неприятное покалывание. Где-то в глубине тела происходило непонятное шевеление, а затем пришло ощущение, словно с меня сдирали плотно прилипшую полиэтиленовую пленку, которая отрывалась медленно, нехотя, сползала, как старая шкура со змеи. Последние ее куски оторвались достаточно быстро и я почувствовала даже что-то вроде облегчения. Внутри стало как-то пусто и гулко. Я смогла наконец оторвать глаз от часов, которые по-прежнему стояли, повернуть онемевшую шею и посмотрела вправо. Рядом со мной стояла… я сама. Так же одета, так же причесана - одним словом, я. Единственное - эта я тоже просвечивала насквозь.
Пока я недоуменно пялилась на своего двойника, с легким шипением раздвинулись двери вагона и она шагнула внутрь. Двери сразу же сомкнулись. Она оглянулась, помахала рукой, и поезд тронулся. Каких-то пять-семь секунд и его и след простыл.
В себя я пришла оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Я сидела на жесткой деревянной лавке, а надо мной склонился мужичок интеллигентного вида, в костюме, очках и с козлиной бородкой.
- Вам нехорошо? - спрашивал он, пытаясь меня расшевелить.
Сразу же бросилась в глаза перемена - народу на станции было достаточно, вахтерша восседала в своей законной будке, а часы исправно считали секунды и показывали без семнадцати полночь. Это что же получается? Куда-то в неизвестность провалились полчаса. А поезд? Поезд был или не был? Возможно, я просто вошла на станцию, присела на лавку и задремала?
Мужик затряс меня снова:
- Может, Вам врача позвать?
- Нет, не надо, - вяло отмахнулась я и встала. Слегка шатало, голова кружилась, а в ногах ощущалась слабость, - я поеду домой.
- Ну, как знаете, - он отстал, поправил очки и пошел к выходу.

- А что было дальше? - спросила Лариса, когда я замолчала.
- Дальше… Я обнаружила, что у меня пропало отражение. Оно есть, но очень бледное и размытое, как призрак. Кроме того, оно больше не отражает действительность. Когда я собираюсь на работу, укладываю волосы или делаю макияж, оно корчит рожи и глумливо смеется. Я крашусь, а оно показывает, что макияжа нет и я по привычке попадаюсь на удочку. В результате оказываюсь размалеванная дальше некуда. Одеваю один костюм, а в зеркале отражается совсем другой. - Я схватилась за голову, - я больше не могу верить зеркалу. Совсем. Все приходится теперь делать наощупь.
Она задумчиво потерла переносицу.
- Сложный случай. Давно таких не было. Когда сбегает отражение, на его месте остается часть энергии, но она постепенно тает. Сейчас отражение вас не слушается, а постепенно оно пропадет совсем. Так вот, первое, что надо сделать - как можно реже смотреться в зеркало. Когда остаток отражения совсем пропадет, вас может затянуть вовнутрь и вы окажетесь на его месте. Из этой ловушки уже не выбраться, так что надо постараться ее избежать.
- Но как? - изумилась я. - зеркала же повсюду. Даже на улице полно витрин, мне что, забраться в темную комнату и не выходить вообще?
- Надо постараться, - упрямо повторила Лариса, - во вторых, надо найти сбежавшее отражение и запихнуть его обратно. Это куда сложнее, ведь нам даже неизвестно, куда оно убежало. Вот что, - она решительно отодвинула чашку и потянулась за толстенной записной книжкой, - есть у меня один знакомый специалист как раз по этому вопросу. Я постараюсь до него дозвониться и назначить для вас встречу. Если кто и может помочь, то только он.
- А что мне делать сейчас?
- Идти домой и как можно меньше смотреть в гладкие поверхности. Как что-то будет известно, я позвоню.
Я уже подходила к двери, когда решилась спросить.
- А что произошло с парнем, который сидит в коридоре?
- От него сбежала тень, - ответила Лариса, продолжая листать записную книжку, - сбежала и поселилась в ГУМе у фонтана. Никак не можем ее заставить вернуться. Уже неделю ее подкармливаем и ходим уговаривать, - она подняла голову, - заметили, как он плохо выглядит? Если в ближайшую неделю мы ее не уговорим, он сам станет тенью. Так что отнеситесь к ситуации со всей серьезностью. Время у вас еще есть, но от зеркал лучше держаться подальше.

Я как раз входила в квартиру, когда раздался звонок.
- Мне удалось его уговорить, - сообщила Лариса, - записывайте. Завтра, ровно в тринадцать ноль ноль, улица Волгина, дом семнадцать, квартира пятсот четыре. Не опаздывайте ни на минуту, он ждать не будет. Его зовут Отто. Все понятно?
- Но у меня работа, - неуверенно пискнула я.
- Никаких но, - шикнула она, - это ваш единственный шанс вернуть отражение. Если не придете, скоро сами окажетесь в зеркале. Навсегда.

-Ты с ума сошла! - разъяренно шипела в трубку моя напарница Надя.
- Надюш, - вдохновенно врала я, - я записалась ко врачу уже месяц назад, если я завтра к нему не попаду, то придется все очереди отстаивать сначала.
- Да меня Йохен с потрохами съест. Ты бы хоть вчера предупредила, хоть показала бы мне где у тебя какие документы лежат, я же в твоем столе не копаюсь. А если ему чего срочно понадобится?
Да… Йохен, наш начальник, скучать не давал, это точно. С одной стороны он был по-немецки точен, педантичен и трудолюбив - сколько раз он вдруг заявлялся в офис ночью, часа в три-четыре и самолично пылесосил ковролин, потому что по его мнению он был недостаточно чистым. Не прощал ошибок, за опоздания урезал зарплату и любил читать длинные нотации. С другой стороны, отличался припадками авантюризма, в любой момент мог отмочить что угодно и попросить немыслимые вещи - однажды летом ему понадобились ушанка и валенки, а как-то раз он мне позвонил ночью, когда я уже мирно спала в кроватке и сказал, что завтра в девять ему нужен русский народный музыкальный инструмент сопелка. В общем, я хорошо научилась быстро и вовремя исполнять все его, подчас абсолютно идиотские, просьбы. Надька же у нас работала недавно и ужасно боялась Йохиных идей. Пока она придет в себя, пока переварит информацию и что-то сделает, Йоха уже обычно бегает по офису и вопит, что она ничего не может, не умеет и на нее абсолютно нельзя рассчитывать. Надюша в такие моменты никнет, вжимается в кресло и с мокрыми глазами ждет, пока гроза не пройдет стороной.
Я прикинула в уме общую остановку на работе. После той злополучной пятницы в офисе царило затишье, Йохен обычно сидел у себя в закуточке за стеклянной стенкой, клацал по клавиатуре ноутбука со скоростью пулемета и поедал Биг Маки.
- Не думаю, что ему что-то понадобится, - возразила я Наде, - он сейчас тихий, сама знаешь.
- Как вулкан, - буркнула она, - тихий-тихий, а потом как рванет…
- Ну хочешь, я ему сама отзвонюсь, предупрежу и попрошу, чтобы он тебя не гонял?
- Хочу. Иначе с завтрашенего дня я смертельно больна.
- Договорились.
Вздохнув, я положила трубку на аппарат. Надька неплохая девчонка, трудолюбивая, аккуратная и исполнительная… Но для работы с Йохой ей не хватает быстроты реакции и чувства юмора. Поэтому каждая глупая идея воспринимается как трагедия.



Поднявшись на седьмой этаж обычной панельной девятиэтажки, я позвонила в дверь, старую, обитую истекающей ватой обивкой. Ровно в тринадцать ноль-ноль. Дверь распахнулась мгновенно и за ней обнаружился молодой длинноволосый субъект. Глянул на меня и молча пошел в дальнюю комнату. Прикрыв дверь, я направилась следом.
- Обувь можешь не снимать, - равнодушно бросил он.
Не снимать, так не снимать. Я пошла за ним. Квартира оказалась маленькой и очень грязной. Ковер на полу протерт до дыр, обивка на мебели порвана - по всей видимости, кошками, воняло несвежим бельем, протухшими продуктами и кошачьей мочой. Так и есть - на шкафу, в позе сфинкса, сидел огромный сиамский кот, сверля меня немигающими голубыми глазами.
Парень уселся в изодранное кресло и почти как кот стал меня рассматривать.
Я села на старую тахту, отодвинув несвежие простыни - больше сесть было просто некуда и тоже стала его рассматривать. Начинать первой как-то не хотелось.
Ему было от силы лет двадцать пять - двадцать семь, довольно красив, правильные черты лица, большие карие глаза и точеный нос. Прямые каштановые волосы отросли ниже плеч и вольготно разлеглись по плечам. В останом - джинсы, черная рубашка - ничего примечательного. Любопытно было не это - выглядел он каким-то неестественным, будто манекен, которым кто-то управляет, дергая за веревочки.
- Лариска мне вкратце рассказала, что с тобой произошло, - сказал он наконец.
- Да, отражение сбежало.
Он покачал головой.
- Не отражение. Тень у тебя сбежала. Это практически одно и то же. Отражение - это и есть тень, лишь обемная и цветная. Так она отражается в зеркалах.
- То есть, - не поняла я, - в зеркалах отражаюсь не я, а моя тень?
- Точно, - кивнул он, - давно?
- Четвертый день.
Он задумчиво почесал переносицу.
- В принципе, время еще есть, но не много. Значит так, - он пряхнул волосами, - слушай. Говорю один раз, повторять не стану. Когда от человека сбегает тень, он как бы раздваивается. Сначала он себя чувствует еще неплохо, но чем дольше он ходит один, тем слабее становится, и тем сильнее становится тень. В конце концов, если процессу ничего не мешает, они меняются местами. То есть тень становится человеком, а человек - тенью своей бывшей тени. Процесс этот занимает примерно две недели. Иногда на пару дней меньше, иногда - если человек с сильной волей - на недельку больше. Но всегда , - тут он запнулся, - почти всегда заканчивается одинаково.
- А зачем тени уходят? - спросила я.
- По разным причинам, - пожал он плечами, - кому-то не нравтся их хозяин, и они решают, что могли бы прожить его жизнь умнее и правильнее. Кто-то ищет приключений и не может смириться с мыслью, что до конца дней должен молча и плоско стоять за чьей-то спиной. Причина у каждой тени своя.
- А куда они уходят?
Он улыбнулся, но улыбка тожа вышла какой-то искусственной.
- Это ты скоро узнаешь. Примерно в середине процесса обмена наступает момент баланса, когда силы и возможности будут равны. Ты еще будешь вполне материальна, но в то же время сможешь видеть то, что находится на изнанке привычного тебе мира. А изнанка порой очень сильно отличается от действительности.
- Я не хочу исчезать, - пробормотала я. Сиамский кот спрыгнул со шкафа и пришел потереться об мою ногу. Задумчиво я почесала ему за ушами.
- Самсону ты нравишься, значит, не так уж плоха. Кошки, знаешь ли, всегда живут на грани, реальность и изнанка им одинаково доступны. И если ты не делала ничего плохого, значит, твоя тень ушла по какой-то другой причине.
- Но какой?
- Понятия не имею. Об этом надо спросить ее саму.
- Как? - не поняла я.
- У тебя четвертый день… Значит, еще дня два-три, и ты начнешь видеть изнанку. Когда это случится, поезжай туда, где она тебя покинула, и начинай поиски. Не тут, - он покачал рукой, - ТАМ…
- Ну, допустим, я ее найду, и что дальше? - кот уже вовсю разлегся у меня на коленях и довольно бурчал.
- Просто спроси ее, почему она ушла. Если ее терзают амбиции и ей хочется пожить самой, сделать уже ничего нельзя. Если же она ушла по делу, то … Помоги ей его сделать и все вернется на свои места.
- а эта изнанка… она большая?
Он рассмеялся.
- А велика ли вселенная, деточка? У всего есть обратная сторона.
- Так где же ее искать?
- Сначала, - начал он мне объяснять, будто первоклашке, - начинать искать надо из точки, где она сбежала. Потом прочесать с изнанки все знакомые места, где вы вместе когда-либо были. Если и это не поможет, придется пойти другим путем - проанализировать себя, все свои желания. Не были ли места, куда очень хотелось пойти, но ты себе никогда не позволяла? Тень вполне могла убежать, поддавшись соблазну. Вот, собственно и все. Но так как человек постоянно где-то ошивается, поле деятельности все равно огромно. Ты могла пройти мимо какого-то места и даже не заметить, а тень оно соблазнило. И пока ты поймешь, куда она делась, становится уже поздно.
- Ладно, - в голове уже более-менее все прояснилось, - поняла. Значит, примерно через два дня мне надо идти на поиски?
- Как только сможешь пробраться в изнанку, - кивнул он. - рассчитывай, что времени у тебя максимум неделя. Причем чем дальше, тем слабее ты становишься.
- А как насчет того, что нельзя смотреться в зеркало?
- Это тебе Лариска напела? - спросил он. Я утвердительно кивнула. - Ерунда все это. Смотрись сколько хочешь, на скорость трансформации это никак не влияет. Просто зеркало более объективно, чем глаза, и то, что ты там сейчас видишь - изнанка, только и всего. Пройдет пара дней, как я уже сказал, и зеркало тебе больше не понадобится - ты увидишь ее сама.
- Один вопрос, - я уже встала, но обернулась у двери, - ты откуда все это знаешь? Ты кто? Человек или тень?
Он улыбнулся.
- Я как Самсон - навсегда посередине. Когда-то я сбежал от своего хозяина. Так, повеселиться, поболтаться по городу, побегать налегке, куда мне хочется… Вот только когда силы сравнялись и я был уже наполовину настоящий, - он пригладил волосы и вздохнул, - хозяин мой напился на какой-то пирушке, да и въехал в столб на машине. Сам убился и еще двоих покалечил. Так что - я остался навсегда болтаться посередине миров. Даже имя поменял - теперь оно одинаково читается со всех сторон.
Действительно подумала я. Как его ни читай, получается одно и то же. ОттО…
- Это тот самый случай…
- Когда окончательного обмена телами не происходит, - кивнул он. - тебе пора.
- Мы еще встретимся?
- Не знаю. Может да, а может и нет… Если тебе нужен будет совет, то я здесь… но не на седьмом этаже, а на тринадцатом. Заходи, если что…
- Но в доме всего девять этажей!
- Увидишь изнанку, поймешь, - хихикнул он и вытолкнул меня за дверь.

На работу в этот день я так и не пошла, хотя моя беседа с Отто длилась от силы час, и вполне можно было еще полдня отработать. Но зачем, если я все равно отпросилась? Улица Волгина находилась совсем недалеко от моего дома, так что через полчаса я уже отпирала дверь собственной квартиры. Чувство было странное - когда я уходила от него, все казалось правильным и четким. Сейчас, когда я оказалась в привычной обстановке, все что он мне рассказал, смешалось в голове в невообразимую мешанину и казалось жуткой глупостью. Может, это неправда? Я посмотрела в зеркало. Мое бледное отражение оказалось одетым в дикий оранжевый халат в зеленую полоску - у меня такого сроду не было - и нахально показало мне язык. Я вздохнула. Пожалуй, все же правда…
До вечера я валялась на диване, пила чай, потом Кока-Колу, жевала чипсы и смотрела Олимпийские игры по телевизору. Хорошее зрелище - достаточно завлекательное, чтобы не переключать канал и вполне монотонное, чтобы иметь возможность параллельно думать о своем.
Когда в самом разгаре были прыжки с шестом, позвонила Надька. Мельком я взглянула на часы - половина девятого.
- Ну и как твой врач? - спросила она слегка язвительным тоном.
- В порядке все, - соврала я, - сдала все анализы, теперь надо подождать недельку-полторы, пока будут результаты. И не дуйся на меня. Пусть я прогуляла день, зато сдала все разом. Было бы хуже, если бы я постоянно сбегала с работы и сдавала все отдельно. Йоха тебя мучил?
- Нет, - буркнула она, - не мучил. Но чует мое сердце, скоро спокойная жизнь кончится, он опять что-то замышляет.
- Но я-то уже буду на месте, тебе-то чего бояться?
- Да нечего, просто меня это нервирует. Не люблю, когда ни с того ни с сего человек начинает номера откалывать. Никогда не знаешь, чего от него ждать.
- Ну такой уж он родился.
- Это точно, - вздохнула она, - Ладно, будем дальше сражаться. Можно я завтра приду на полчасика попозже?
- А у Йохена утром встреч нету?
- Нет.
- Тогда давай. Но только на полчаса.
С радостным гиканьем Надька отключилась. А я, не меняя позы, провалялась почти до полуночи, наблюдая сначала бег, потом плавание, а потом начался волейбольный матч. Люблю Олимпиаду…


Утро началось как обычно. Пришлось, конечно, выдержать очередной бой с отражением, которое специально показывало не то, что было на самом деле - то грязную блузку, то всклокоченные волосы. Но уже зная все эти фокусы, я достаточно быстро оделась и причесалась наощупь.
Почему-то мне показалось, что в метро народу было намного больше чем обычно, но особого внимания на это я не обратила.
Надька опоздала, как и обещала, но какая разница - все равно в офисе кроме меня еще никого не было. Остальные сотрудники стали подтягиваться к десяти. Около двенадцати приехал Йохен, задумчивый и, кажется, не в духе. Он сухо поздоровался и ушел к себе за перегородку, где по обыкновению стал ритмично клацать по клавиатуре, изредка поправляя на носу очки в тонкой оправе.
Так мы сидели и занимались каждый своим делом. Толстая грузинка Лела, наша бухгалтерша, высчитывала налоги и подбивала чеки, параллельно сидя в интернете на сайтах знакомств. Отчаявшись в свои тридцать восемь выйти замуж, она искала себе жениха по интернету. Впрочем, ее монитор был повернут к стенке и кроме меня ее побочной деятельности никто не видел. Экономисты шерстили данные по биржам, изредка перешептываясь. Один из них, Андрей, вдруг в голос засмеялся, нарушив тишину.
- Смотрите что я выкачал!
Запустил файл на компьютере, и из динамиков понесся голос Профессора Лебединского, распевающего про то, какой он сегодня синий. Лелка довольно улыбалась, Надя, копировавшая по приказу Йохи договора, хихикала в кулак.
И тут я увидела потрясающую вещь. Йохен по-прежнему сидел у себя в будке, что-то печатая, вид у него был не самый довольный, но музыка его, по-видимому, не слишком донимала. Лишь прибавилась тонкая складка на переносице, она всегда появлялась, когда что-то ему не очень нравилось. Но за его спиной… за его спиной бодро отплясывала Йохина тень, в шортах, солнечных очках и гавайской рубахе. Она лихо вскидывала руки и ноги, трясла задом и скакала по всей будке. Даже зеркало уже не понадобилось - я ее прекрасно видела. Вот оно что, дошло до меня. Вот почему Йоха страдает припадками авантюризма и выдает порой дикие идеи. Сам Йохен - абсолютный немец, расчетливый, педантичный и лишенный чувства юмора. А его тень зато - настоящая оторва. В итоге, когда его тень берет верх над хладнокровием - мы и получаем неусветные выдумки, которых так боится Надя. Как все просто!
- Вик, ты чего? - вернул меня к действительности Надин голос. Она оторвалась от ксерокса и с удивлением на меня смотрела.
А… Ну да… наверно, я забыла закрыть рот. И никто не может понять, почему я с таким удивлением смотрю на погруженного в работу начальника.
- Ничего, - пробормотала я и посмотрела на часы - почти два, - пойду пообедаю.
- Виктория, - Йохен вышел из своего закутка и остановился у моего стола, поправляя очки, - вы обедать? - Его тень стояла сзади и, довольная, что-то шептала ему на ухо. Так…
- Да, Йохен, - ответила я, уже доставая из-под стола сумку. - Вам принести что-нибудь?
- Найн, обедать я иду сам. Потом. Съездите, плиз, в Гам… Гум, - поправился он, - мне нужно шарфик… Грюн. Кашемировый.
Йохен совсем неплохо знал русский и довольно бегло изъяснялся, но так как почти все в офисе у нас знают свободно два-три языка, он никогда не утруждает себя грамматикой, а каждое слово говорит на том языке, на каком ему удобно. Получается жуткая мешанина, ну да к ней уже давно все привыкли. Единственный побочный эффект - когда целый день слушаешь такие мультинациональные речи, сама начинаешь мешать языки. Иногда приходится тормозить себя и с усилием переходить на нормальный русский. За пределами офиса тебя просто никто не поймет.
Зеленый шарфик, значит… Из кашемира. Летом. Явно, тень науськала. Она, донельзя довольная, радостно скалилась за его спиной. Ладно, поеду. Даже хорошо - не сидишь в офисе, а по магазинам гуляешь. Да еще тебе за это неплохо платят.
- Совсем зеленый? - уточнила я.
- Ну… приличный зеленый, - уточнил он, - не брайт. Можно полоска или клетка.
Он вынул из кармана триста баксов, вручил мне и удалился обратно к себе. Вот всегда так. Найди то, не знаю что. Зеленый шарфик, не яркий, приличный. Да откуда мне знать, что в его представлении приличный, а что нет? Конечно, за два года работы я к нему приноровилась, и вкусы неплохо знаю, но все равно, вдруг не то куплю… придется ехать обратно и менять…
Поймав сочувственный Надькин взгляд, я сгребла сумку в охапку и ушла. перекусила в макдоналдсе у метро и поехала в ГУМ.

Арина Колганова