Помню, это случилось в Сторрингтоне. Или в Ноттингемшире. А может быть, лишь приснилось мне, настолько моя память покрылась пылью. Или же я, только заснув, по привычке открыл глаза.
Там учились дышать под водой, без веры уже ходить по ней. Вода затекала в жилье, размывала землю, камни, скалы, железо. Точила лодки, на которых пытались спасаться. В конце концов, они сдались. А всё началось незаметно, переросши в атональную грозу, которая, разбивая хроматизмы о головы, заставляла затыкать уши, падать на колени и сжиматься в чернеющие комки под свинцовым градом. Записи о происшедшем желтели и крошились в моем потрепанном сундучке из красного дерева, и, верно, правда так и не дошла бы до нашего тысячелетия, если бы мой дом не сгорел.
«…Спазмами, клочьями стекающего города, стеклом по витринам, по площадям, высказывал небом, что было ли, не было – тысяча триста пять лет назад. Уличный, брошенный, может, потерянный, а может пропащий саксофонист гладил простертые тучи трелями, что падали вверх и взлетали вниз. Он пел, что когда-то, в землях Ремильтон, строился-рушился замок Флонтрэйн. В замке том замкнуто, хоронясь заживо, жили да были сестры Кадэн. В замке том море плескалось по стенам, ползала память по трещинам, щелям, и каждый вечер ложилось там солнце временной смертью – страшной потерей. То, что творилось там, проклятьями встречено, нигде не увековечено, поговорками-страхами изувечено, затёрто и стёрто.
…Но знать бы, что море когда-то уйдет, чернилами, ветром да миртом, да гладью зеркальной, - быть может, и не было бы сейчас всё трижды мёртво.
Две сестры двоили каналы, ладонями всем навстречу, в стороны, дыша на стекло с другой стороны; сестры ссыпали мертвенный пепел лун с траура неба, оживляя его к приходу (так и не наступившей) весны. Город, сдавшись, точился к ним кровью, бессилием, уже не внимая и не уповая к спасению; сестры тихо, для слуха - бесшумно, жизнь за смертью их отправляли в две левые стороны, подводными течениями.
Говорили, дождь падал не день, и не месяц, и не сорок дней, даже лет. Говорили, что это в наказание белых теней с горячих рук за грехи, другие - что это спасенье от бед. И никто, никто так и не знал, куда уплывали те души, в какие края. Но те, кто привык заплывать в непозволенные, видели, как синие тени секут и троят на части моря́. Духи морей, океанов, подводных течений, миров, помогать или рушить? – их назначенья клонятся, но решения их остры; и мы до сих пор их пугаем, наверное, когда разжигаем на берегах костры...»
[остальная часть текста утеряна]