Всем взрослым жителям Города днем предоставлялась работа, высокооплачиваемая, по интересу, выбранная для Вас специальным трудопсихологом, работа от души и для души, а вечером – казино, рестораны, бары. Для одиноких – лучшие, прекраснейшие женщины мира,  одна из которых наверняка выберет вас сама, для семейных – уютные уголки, позволяющие на час или два забыться вдвоем среди роз и каштанов, среди вечной весны и  благоуханных цветов.  Увеселения всех мастей ждали на каждом  шагу искателя приключений. 

   В городе, без сомнения, были вполне  приличные заведения, в том числе и для семей, и для детей, и для мужчин, и для женщин. Но клубы и кружки по интересам заканчивали свою благопристойную работу в девять вечера, после чего зажигались огни над весьма не пристойными заведениями.

  Да-да, там встречались и такие уголки, посещать которые состоятельный буржуа не мог себе позволить по причине не престижности таковых, мягко говоря. Однако, мужчины, втихую от женщин, почти ежевечерне  пробирались туда, оглядываясь и вздрагивая поминутно, но все же шли, твердо веря, что его правоверная давно уж видит сладкие сны. А в это же время эта самая супруга, которой давно надлежало бы спать, тихонько кралась в свой запрещенный приличиями уголок, нисколько не сомневаясь, что любимый ее муженек давно храпит с газеткой биржевых новостей у телевизора. А их детишки, оставшись дома одни, без зоркого родительского догляда, в сладкой истоме включали телевизор на той самой программе, которую детям смотреть нельзя было ни под каким видом, но они их, конечно же, смотрели, пока родительское недреманное око было занято лицезрением иных картин. Я при случае расскажу вам, своим любопытным друзьям, и о тех заведениях, и об этих, и о программах по телевизору, и о многом другом, но не сейчас. И не потому, чтобы я был уж таким поборником морали – вовсе нет! – но время, время! – нам так мало отпущено, господа мои, того тонкого и хрупкого, убегающего и сквозящего мимо, эфирного и неуловимого, что зовется временем, что я не хочу даже останавливаться на таких пустяках. Пробежимте же мимо этого, такого желанного, отложимте его на сей раз до тех, лучших, времен, когда за чашечкой доброго турецкого кофе, которое так славно готовит мой верный Альфред, мы сможем об этом и поговорить, и обсудить все до мельчайших подробностей.

  Но не сейчас, говорю я, потому что Город рос, разрастался как на дрожжах, и, надо сказать, не требовал от жителей никаких признаний в любви и лояльности, почти никаких клятв и заверений, почти никаких договоров!  Нужно было всего лишь одно – по достижении трех лет жительства в Городе принести присягу его Президенту, получить Малую орденскую ленточку на рукав, продолжая служить верой и правдой своему новому Отечеству. Делов-то всего! Да на такого, замечу я, благодетеля рода человеческого, народ готов был работать и без всяких орденских ленточек, а уж с Орденом!.. И люди служили! Они ходили на работу днем, а вечером – в казино и рестораны, в дома свиданий и на зрелища, они вставали при первых звуках незатейливого, но прекрасного гимна, приложив руку к сердцу, сдерживая невольные слезы гордости и счастья. Многие через год или два уже были награждены большим нарукавным орденом, а кое-кто – и наголовным знаком величия, украшенным тремя бриллиантами среднего достоинства на приличном, замечу я, золоте. Все эти медали и регалии были разработаны, без сомнения, лучшими ювелирами мира и носить их считалось и большой честью, и, не будем скрывать, не меньшей выгодой.

   Почти все свое  время человек посвящал работе (с весьма приличным заработком, как я сказал) и семье. И слух о сказочном Городе ширился и рос, как цунами, и мало кто не просто хотел, нет – мечтал попасть в этот город, и мало кто уже явно или втайне не собирал чемоданы, готовясь переехать туда, желая там жить и работать.

  Впрочем, была одна странность среди этого великолепия, одна, явная, видимая всем: ни единой церкви не строилось, и не было построено в нем. Не стояли здесь прекрасные и гордые костелы, не возвышались богатырскими шапками православные храмы, не стояли поодаль скромные баптистские дома. Ни синагоги, ни мусульманской мечети не встретили бы вы в этом Городе, а было в нем ничуть не меньше пяти миллионов человек. К моменту нашего рассказа, конечно. Но если бы кто присмотрелся повнимательнее к этому неудержимому строительству, то он увидел,  что в центре города вырастает белое, роскошное даже по сравнению с остальными здание, и чувствовалось, что оно еще будет расти, что далеко не закончен этот рост, и что мало какое сооружение в Городе посмеет противопоставить себя ему! Потому что никто даже и не подумал бы отказаться от одного пункта, прописанного в договорах, а именно – что каждый взрослый житель не моложе шестнадцати лет отроду, должен был около часа или двух провести на строительстве белого с золотом здания, что возвышалось посреди площади. Раз в неделю, по выходным, каждому надлежало участвовать в строительстве огромного здания посреди главной площади, прекрасного, из белого мрамора,  по которому струилась золотая лепнина, с изваяниями в  разнообразных стилях и видах искусства, надлежало, я говорю, внести свой пусть и малый, но посильный вклад в дело его создания. Итак, время летело, Город все разрастался и золотой Храм посреди него становился все прекраснее и прекраснее.