Сьюзен хотела даже застрелиться. Бэзил видел это сквозь проём смежной комнаты. Дориан видел через окно, как она поднесла пистолет к виску и закрыла глаза. Он смотрел с интересом: хватит ли ей мужества спустить курок и пасть замертво, ничего никому не сказав, не вскрикнув и не заплакав. Сьюзен простояла так с минуту, потом опустила оружие и долго, минуты две, вглядывалась в дуло. Она что-то произнесла одними губами, слово было двухсложным. Затем нервно обернулась, в лице её мелькнул стыд и страх, но не перед своим желанием, а перед мыслью, что кто-то мог заметить её намерение. Она пришла к выводу, что никто не мог, хотя Бэзил и Дориан даже взглядов не опустили. Так и смотрели на неё: один сквозь стекло, другой - сквозь проём смежной комнаты. 

Бэзил состоял из смольных волос, бледной кожи, длинной клетчатой рубашки, свободных джинсов и ботинок с самой твёрдой подошвой. Кенни говорил, чем обувь тяжелее, тем лучше, но и не скрывал, что сам носит лёгкую. Бэзил сидел недвижно целыми днями, опустив связанные руки на колени, и изредка встряхивал головой от боли в ухе.

- Сынок и папочка теперь ещё больше похожи, - сказала Сьюзен, бросив в конверт его отрезанную мочку.

Конверт пропитался кровью. Запечатанное в нём письмо рисковало размыться, но её это не беспокоило, она в это даже не верила. Ничто не сумело бы уничтожить такие важные слова.

Не вернёшь Кенни - следующей посылкой будет рука. Можешь выпустить в меня сколько угодно пуль, но прежде я вылью весь мозг из башки твоего сынишки.

Бэзил молчал. Когда ему резали ухо, он почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, но удержал их. Это были не слёзы боли и страха, а слёзы безысходности и тоски. Ради освобождения Кенни он готов был отдать и руку, ему не было жалко себя, просто казалось, что всё это не поможет. Он задавался вопросом: "Как до такого дошло?", и именно от вопроса хотелось всхлипнуть.

Пальцы Сьюзен были в крови. Её нож был в крови. Она оставила множество кровавых отпечатков, закрывая конверт. Кровь стекала по шее Бэзила под рубашку, ползла по груди. Он склонил голову набок и зажмурился.

Когда Сьюзен связывала ему запястья и лодыжки, Бэзил попытался убедить её:

- Я не убегу. Я заодно с вами.

- Я знаю, - сказала она, на миг подняв на него глаза, - Потому и связываю несильно. Чтобы твои конечности не затекали.

Бэзил благодарно кивнул. В этом тоне Сьюзен ему послышалось дружелюбие, даже забота, и он вновь уверился, что она не держит на него зла. Просто хочет вернуть Кенни. Просто использует его как единственный козырь. Бэзил был не против быть этим козырем. Он понимал её.

- Но если ты побежишь, - вдруг прибавила Сьюзен, - я догоню тебя и выколю тебе глаз. Может, оба глаза. Я буду отрезать тебе всё, что только можно отрезать, чтобы ты при этом не умер, тебе понятно?

И Бэзилу стало так больно, что пришлось сдержать уже не слёзы, а позыв к младенческому рыданию. Сьюзен смотрела на него как на омерзительный кусок мусора, который хочется швырнуть в канаву и поджечь, но нельзя. Она душила в себе не доброту, а ненависть к нему. Потому её руки и не дрожали, лишая его мочки уха. Бэзил кивнул опять. Сьюзен вышла из комнаты.

Она ходила из угла в угол, заламывая руки и повторяя:

- Кенни ранен и у Жерара. Трейс пропала. Кенни ранен и у Жерара. Трейс пропала. 

Она говорила это на вдохе и выдохе. Громко и про себя. Запрокидывая голову, она молилась этими словами: "Кенни ранен и у Жерара. Трейс пропала". Иногда она резко замирала на месте, обхватывала руками голову и медленно, с недоумением, будто спросонья произносила: "Кенни ранен и у Жерара? Трейс пропала?" В такие мгновения Бэзилу казалось, что она до сих пор не может осмыслить случившегося, что сколько бы она ни повторяла эти слова, ей не удаётся поверить в них.

Дориан говорил, надо питаться, иначе она ослабнет. Сьюзен вскрикивала: "Кенни знал это!" Она что-то вспоминала, но не рассказывала.

Дориан освобождал Бэзилу одну руку, и они ели, сидя почти плечом к плечу. Им было не о чем разговаривать, и они молчали, наблюдая за Сьюзен. Лишь однажды Дориан объяснил ему: "Кенни и Трейс - это то, из чего она состояла". Несколькими часами ранее он спросил Сьюзен за стеной другой комнаты: "Это всё, из чего ты состояла?"

Иногда она стонала, а иногда выла. Бэзилу становилось страшно, особенно по ночам, когда тьму вдруг прорезал жалкий человеческий вой из самого мрачного угла комнаты. Сьюзен ложилась на пол, прижимала колени к груди, заковывая себя в позу эмбриона, и издавала скорбный звук умирающего в муках больного. Если Дориан находился рядом, он топал на неё ногой, как на собаку, и шикал: "Прекрати, Сьюзен!" Не сразу, но она замолкала, а вот спала ли она хоть иногда, не знал никто. Порой Бэзил просыпался ночью и видел, как луна освещает её глаза. Ночью она говорила другое - "Как?"

Как это вышло? Зачем это всё?

Это очень походило на вопрос самого Бэзила, но всё-таки принципиально отличалось. Бэзил спрашивал, как так вышло, что его отец изломал жизни неплохих людей, а неплохие люди теперь ломают его отца. Сьюзен спрашивала, как так вышло, что Трейс свернула не туда при побеге из штаба, и она ничего не смогла сделать, а Кенни пронзили пулей, и она опять ничего, ничего не смогла, не смогла даже остаться с ним, даже умереть.  

Чаще всего Бэзил бывал с ней наедине. Дориан искал Трейс в лесу, говорил, что оставляет ей условные знаки, врал, что выходит к шоссе и даже, что разъезжает на машине, наплевав на вероятность быть пойманным. Сьюзен верила ему, но не верила в спасение Трейс, и когда он возвращался, даже не оборачивалась. Она представляла, каково им - одинокой девочке среди ходячих и мальчишке с огнестрельной раной во вражьем штабе, и в том было самое ужасное её страдание. Сам Бэзил ничего не представлял, лишь верил, что Кенни получает лучшее лечение. Отец не мог оставить его истекать кровью, хотя бы потому что его смерть грозила бы смертью Бэзилу.

Сьюзен обвиняла Дориана: "Ты помешал мне остаться с ним!" Она даже оторвала пуговицы с его рубашки, и Дориан упёрся ладонью в её лицо, отвернув от себя её голову. Однажды Сьюзен спросила: "Какова вероятность, что он жив, если пуля попала ему куда-то сюда?" и приложила ладонь к своему животу, как показалось Бэзилу, в область желудка, точно он не знал. Дориан ответил: "Такая рана была у Рейчел, и тебе известно, чем всё кончилось". Сьюзен рассвирепела: "Ублюдок! Долбаный козёл! Я убью себя!" и вцепилась ему в волосы. 

Бэзил хотел сказать Дориану, что Сьюзен не в порядке, не в себе, но никогда не решался. Это и так было очевидно, и никто ничего не мог поделать. Сьюзен прижимала руки к груди и стонала: "Боже, милый Боже, пожалуйста", её лицо страшно кривилось в плаче, но она ни разу не проронила слезы. В Сьюзен не было смирения, она уповала на Бога и боролась с Ним одновременно. Бэзил понятия не имел, откуда у него такие мысли, он ведь даже никогда не задумывался о религии, но всё же это знание билось в нём, и он раздражался, глядя на неверные мольбы Сьюзен. В такие моменты он едва удерживался, чтобы не оскорбить её, хотя и не знал, что собирается сказать. Он чувствовал боль в пояснице и говорил: "У меня затекло тело, можно я встану?" Сьюзен отзывалась: "Вставай", и он поднимался, долго гнулся в разные стороны, делал около пяти шагов вдоль дивана и обратно. Сьюзен никогда не диктовала, насколько далеко он может уйти, разминаясь, но Бэзил боялся отходить от места своего плена, он слабо передвигал свободно связанными ногами, пока это не лишало его сил, и валился обратно. 

Сил у него было ничтожно мало, хотя он сытно ел, много спал и почти не тратил себя морально. У Сьюзен их было так много, будто она заряжалась от своей трагедии. Она наматывала круги по комнатам от рассвета и до заката, убивала ходячих, если в отсутствие Дориана они приближались к дому, как-то раз пошёл дождь, и она набрала воду в ёмкости. Бэзил боялся, что однажды она не сдержится и исполосует его ножом, или изобьёт, или задушит. Но она, напротив, иногда сама кормила его и спрашивала, болит ли ухо. Бэзил отвечал: "Совсем немного", а потом сокрушался: надо было говорить "Нет"!

Он не знал, сколько именно прошло времени, и даже с трудом удерживал в голове то, что время делится на два: несколько безысходных дней до того, как их нашёл отцовский патруль и его отрезанная мочка упала в конверт с запиской, и новый отрезок - вечная вечность ожидания ответа. Дориан боялся и не скрывал этого: "Здесь и пяти человек достаточно, чтобы изрешетить нас, как Бонни и Клайда. Если мы хотим спастись, надо бежать".  Бэзил сглатывал. Именно этого он хотел, и этого же не имел права хотеть. Он заставлял себя радоваться тому, что не побоялся уйти из штаба - иначе Сьюзен никогда не смогла бы забрать Кенни. А так шанс был. Бэзил представлял, как вернётся к отцу, а Кенни - к Сьюзен, и хотя он совсем не хотел возвращаться, такова должна была быть его прекрасная жертва и счастливый исход. Он чувствовал в этой фантазии какую-то неполноценность, но не искал её, уверяя Дориана, что в их текущем плане всё правильно. 

Сьюзен ничего не боялась, потому что в случае провала ей не было жалко ни Дориана, ни Бэзила, ни себя. Она выла о Трейс, ожидая ответа про Кенни. Дориан как-то раз поймал её за локоть и спросил: "Без них ты не чувствуешь смысла своей жизни?" Бэзил знал, что таким образом он пытается понять, существует ли хоть один процент вероятности, что Сьюзен бросит это всё и просто начнёт спасаться, пока Жерар не явился расстреливать их. Но она не поняла вопроса, не поставила верного ударения, согнулась пополам и простонала: "Я чувствую вину перед двумя маленькими детьми, которые на меня положились!"

Время шло, а ничего не приходило: ни ответ от отца, ни он сам. Может, переговорщик погиб по дороге, думал Бэзил. Дориан, напротив, будто физически ощущал что-то неминуемое и уже практически не делал вида, что ищет Трейс, а держался близко к дому, вглядываясь, вслушиваясь, напрягаясь всем телом, точно кошка перед ураганом. Когда Сьюзен не бывало рядом, Бэзил опускал голову на грудь и пел себе под нос: "I'm a kid that no one knows, I live a life I never chose". На этих словах он начинал чувствовать себя невообразимо жалким и никак не понимал, почему. Он пел ещё несколько строк, а потом: "I'm face to face with the unknown, my scary movie will be shown", и вдруг заражался настроением Дориана, его охватывала паника перед чем-то неумолимо разрушительным, заглядывающим ему прямо в лицо, ведь это его фильм ужасов.

Тогда Бэзил начинал часто дышать и нервно раскачиваться, а если приходил Дориан, он смотрел на него безумным взглядом человека, которому чтобы спастись, нужно убить друга, даже нескольких друзей, и он знает, что не имеет на это права, он не хочет этого, но часы тикают. Он безмолвно кричал Дориану: "Сделай что-нибудь! Я готов!", а потом так же судорожно: "Нет-нет-нет! Нет!" Дориан слышал его внутренние вопли и не совершал никаких движений. Бэзил вскоре успокаивался и опять представлял, что всё кончится счастливо. Сьюзен не выльет мозг из его черепной коробки, а Кенни будет здоров. Он попросит отца отпустить этих троих с миром, они разойдутся, никогда больше не встречаясь, и эта история станет просто страшным воспоминанием.

Бэзил верил своим фантазиям, а по ночам ему снилась мать, которая уговаривала его не плакать и вставать на ноги, как когда он в детстве падал с велосипеда. За спиной у неё сияло яркое солнце в зените, хотя кататься они обычно ходили вечером. Бэзил брался за её протянутую руку и улыбался, чувствуя, как болят от этой улыбки губы, ещё секунду назад дрожавшие от подступающего плача. Он просыпался от настоящей боли в губах, ему было светло от такого сна, но светло скорее до слёз, чем до смеха. Он ощущал удивительную смесь грусти и радости в своей груди. В эти моменты он лишался страха перед чем бы то ни было. Он ощущал смирение.

Но так бывало лишь по ночам. Утром Сьюзен опять принималась ходить, бормотать и ломать руки, Дориан - вглядываться и вслушиваться, и Бэзил опять боялся её, боялся за себя, боялся дать Дориану неверный знак.

И когда Сьюзен поднесла пистолет к своему виску, Бэзил не дёрнулся и не вздрогнул. Он смотрел со страхом сквозь проём смежных комнат на её низкорослый силуэт и надеялся, что ей хватит сил спустить курок. Он видел Дориана в окне и знал, что его сдержанный интерес, его насмешливое "Слабо ли тебе?" так же прячут судорожную постыдную надежду. Сьюзен что-то произнесла, глядя в дуло. Бэзилу показалось, это было "Кенни".

Дориан резко обернулся и вдруг побежал. Через секунду он ворвался в дом, но в комнату прошёл спокойным шагом. В руках у него была тонкая палка - сук от дерева.

- К нам направляется штук десять ходячих, - сказал он Сьюзен, - Убери их. Иди. Только не стреляй. 

- Я? - спросила Сьюзен.

Дориан улыбнулся углом рта.

- Тебе надо развеяться.

Сьюзен смотрела прямо перед собой, она перехватила палку двумя руками и вышла из дома боевым шагом зомбированного солдата. Дориан проводил её до двери. Взглянув на Бэзила, он сказал:

- Подойди сюда.

Его глаза уверяли: "Не бойся, ты можешь свободно передвигаться, это же я тебя зову". Бэзил встал, то был первый раз, когда он покинул комнату с диваном и вошёл в комнату с кроватью. Его слабо связанные ноги шагали тихо и нерешительно, точно могли подвернуться. Дориан сидел на краю кровати и пил воду из бутылки, хотя казалось, жажда его не мучила. 

- Там действительно так много ходячих? - спросил Бэзил, чувствуя, как по спине ползёт холод.

Мертвецы по-прежнему пугали его, и дрожь невольно охватывала тело от мысли, что они близко.

- Немного больше, чем я сказал, - ответил Дориан, положив закрытую бутылку между ними.

- Сьюзен точно справится?

- Всегда справлялась.

В повисшей тишине Бэзил кусал губы и смотрел на свои связанные запястья. Он искренне беспокоился, но был согласен с Дорианом: Сьюзен требовалось развеяться. До сих пор он не понимал, каким образом убийство ходячих может исцелить нервы, но видел, что Дориан сам часто рубил их, чтобы успокоиться. "Это выпускает негативную энергию на свободу, и оттого человеку становилось легче, да?" - хотел спросить Бэзил, но, подняв глаза на Дориана, сказал другое:

- Но ведь Сьюзен, должно быть, сейчас ослабла.

Он почувствовал, как его страх сместился с оси. Прежде он боялся Сьюзен и за себя, а теперь - себя и за Сьюзен.

- Она давно не ела, - пожал плечами Дориан.

- Ты вооружил её палкой от дерева. Разве такой палкой можно перебить ходячих? Она показалась мне хрупкой.

- Можно, если захотеть.  К тому же, у неё есть пистолет и нож. Но стрелять нежелательно, она это понимает.

Бэзил не выдержал. Подержал голову опущенной несколько секунд, а потом резко вскинул и спросил с отчаянием:

- Что будет, если она не вернётся?

Дориан прислушался к резкому звуку его голоса, а потом к тишине, последовавшей за ним. Вновь лениво открыл воду, сделал несколько неохотных долгих глотков. Бэзил вспомнил, что в школе у него был приятель, который постоянно пил, если нервничал. Он пил перед контрольными, даже во время контрольных, однажды опрокинул воду на свою работу, но что удивительно: сколько бы он ни пил, никогда не носился в туалет, будто вода впитывалась без остатка в его волнение. У Бэзила нервно дёрнулись углы губ, он ощутил, что заливается краской. Молчание Дориана стыдило, его вопрос был слишком красноречив, хоть и достаточно обтекаем. Этим молчанием Дориан, вероятно, давал понять, что, отправляя Сьюзен развеяться, не имел в виду абсолютно ничего постороннего. И пил он, потому что переживал за неё, потому что хотел видеть её живой, иначе он бы и вовсе не стал спасать её, а дал умереть ещё там, рядом с Кенни.

"Я тоже ничего не имел в виду. Нам нельзя без Сьюзен, как же..." - Бэзил не додумал фразу, которую готовился сказать. Дориан перебил его, швырнув бутылку себе за спину.

- Если она не вернётся, мы смотаемся отсюда. Будем вилять, чтобы запутать людей твоего отца. Нас всего двое, это преимущество. Мы можем раствориться, не оставляя следов. Как только оторвёмся, возьмём машину и рванём в другой штат, потом ещё в один. Будем вести жизнь вольных путешественников-охотников.

Бэзил улыбнулся от восторга и взглянул Дориану в глаза. Они были ясные, хоть и тёмные. "Ты ведь научишь меня всему? Я уже почти научился. Я обузой не буду, только чуточку меня поддержи", говорил Бэзил этим глазам, но голос его выдал иную фразу:

- Но как же... Кенни? И Трейс.

- О судьбе Кенни остаётся только рассказывать легенды, - отрезал Дориан с раздражённой гримасой, - Точно так же, как и о Трейс. Или они умрут, или справятся без нас, а мы не можем помочь. При встрече с твоим отцом речь не будет идти о Кенни. Нас со Сьюзен - в лучшем случае - сразу же расстреляют. Ты окажешься по горло в нашей крови и навечно - в штабе. Этого ты хочешь? Этого ты хотел, когда убегал?

Сердце Бэзила больно билось в груди, ему нравилось слышать, что Кенни нельзя помочь. Он собирался ответить, но лишь бессильно приоткрыл рот. Дориан заговорил вместо него.

- Нет. Вовсе не этого ты хотел, а того, что я описал. Ты хотел свободы, хотел здорово проводить время в том мире, что нам достался. Ты хотел убежать подальше от своего ублюдка-отца и его уродливой системы, чтобы это не причиняло тебе боли. У тебя был единственный шанс, и ты воспользовался им. Так почему бы не пойти в своей мечте до конца?

- Я... - выдохнул Бэзил, теперь тоже вслушиваясь в тишину, прозрачную, но готовую в любой момент помутиться, - Сьюзен давно нет, - произнёс он строго и встревожено.

Дориан понял его тон и ответил так, будто разговора не было, вновь вернув себе угрюмость и отрешённость.

- Если бы она не справилась, ходячие уже подошли бы к дому.

Бэзил подался ближе к нему, матрас хрустнул под его телом; захотелось пить. Он вспомнил, как на его глазах застрелили тётю Дженни и представил, как из головы Сьюзен вместе с пулей вылетает нечто влажное, буро-серое.  

- Мне кажется, ты должен помочь Сьюзен, пока не поздно, - его лицо свело судорогой от злости, отвращения и безысходности, - Своим пистолетом.

Дориан смотрел на него оценивающе и так долго, что Бэзил вздрогнул, выпустив испуганное: "Что?"

- Ты сейчас был очень похож на отца, - объяснил он, спешно поправившись, - Внешне. Я помогу ей.

Он встал, Бэзил замер на кровати. В голове его билось: "На отца. Внешне", и невинный прыжок, который совершил голос Дориана на этих словах. Он почувствовал, что падает и что ему на самом деле некуда бежать. Он подумал, что мать больше никогда не будет ему сниться после этого дня. 

А потом вошла Сьюзен, столкнувшись с Дорианом в дверях. Её одежда и лицо были в крови, она непонимающе улыбнулась. Впервые после потери Кенни и Трейс.

- Тебя долго не было, - тотчас заговорил Дориан, - Ты в порядке?

- В порядке. Я быстро с ними кончила, просто прогулялась немного, - отвечала она длинно и осмысленно.

- Выглядишь куда лучше.

- Вот прямо сейчас? - Сьюзен выразительно скривилась, - Дай мне умыться.

Она задумчиво прищурилась, заметив Бэзила в другой комнате, но ничего не спросила. За спиной её возник Дориан.

- Я же говорил, что нужно развеяться.

Бэзил смотрел на обоих с ненавистью, но на сердце у него было светло.