Странное ощущение. Уже давно знала, уже, пожалуй, не один год знаю, но только теперь, когда появилось желание говорить о себе, это стало настолько ясно. У меня нет музыки, отражающей меня. Просто возмутительно: есть пугающие несколько десятков песен про Кенни из БК, Тони Маккормика, Бэндит, когда она изменяет, Мэтта, когда он пьёт, Бэзила, когда он осознаёт своё одиночество, или Юэна, когда его щёлкают по носу. Но нет песен про меня. Вот меня, какая я есть в данном периоде жизни или хоть в какой-то своей эмоции. Есть, конечно, старые песни или те, которые я зову вечными, которые вроде как говорят обо мне статичной и неизлечимой, но ведь не будешь же слушать Placebo - Teenage Angst или там Агату Кристи - Чёрная Луна прямо сейчас, чтобы лучше понять, о чём думаешь.

Они не помогают. Они, напротив, обманывают, выставляя вперёд то, что в данный момент не нужно, то, о чём было сказано прежде не один раз, или же уносят в воспоминания, как и песни-старьё, не вечно актуальные, но вечные фотографии.

Как искать свои текущие отражения в музыке, если музыка всегда сама меня находила? Да и нужно ли? Может, я попросту переросла тот этап, когда требуется говорить чужими словами о своих состояниях и ценностях. Может, уже не будет позыва крикнуть душой: "Вот оно! Верное!" и петь строчки от своего лица и имени, ничего не вспоминая и ни с чем посторонним их не ассоциируя. Если так, то оно, конечно, не грустно до безысходности, но мне всё же хотелось бы ещё хоть раз испытать это чувство слияния с чем-то, сотворённым не мной, но подходящим мне, точно сшитое по моим меркам платье.

Из платьев вырастаешь. Это с первого взгляда похоже на одну из очевидных, не нуждающихся в озвучке истин, которые я так страстно не перевариваю. Но если вдуматься, это и удивительное, и сомнительное утверждение. Из одежды вырастает ребёнок или любой человек, если это духовная одежда, но мне почему-то всегда казалось, что моё тельце, хоть физическое, хоть духовное, не меняется в размерах лет с тринадцати. Неправильно так думать, это даже опровергается реальными фактами, ибо сегодня я влезла в юбочку, которую запрятала в глубину шкафа года два назад, потому что она дико давила моё пышное пузо. Носить угнетающую одежду я не люблю, будь то официальный белый верх-чёрный низ, или юбка для стройных, или туфли со слишком маленьким каблуком, в которых мои ноги-колбаски хочется отправить голодающим детям в Сомали. 

Ни при каких обстоятельствах я стараюсь на такой мазохизм не решаться. Ведь это огромная, если, ссылаясь на классика, не сказать дьявольская разница: когда в школе Перехода толкает тебя на лестнице, и ты одета в примерную блузочку с пиджачком, или когда он делает то же самое, но ты одета в свою длинюще-бесформенную клетчатую рубашку. В обоих случаясь ты понимаешь, почему он так поступает - потому что ты ему отвратительна. В обоих случаях понимаешь, что именно в тебе для него отвратительно. Но ведь ключевое здесь не понимать, а переносить. А перенести получается по-разному. В ситуации с блузкой и пиджаком ты застываешь в жалкой позе на этой лестнице и хочешь умереть, умереть, умереть навсегда и бесследно, и, конечно, не от того, что какой-то дурачок тебя шуганул, но от того, что твоё внутреннее с ним соглашается: ты действительно отвратительная, нелепая, жирная уродина, находящаяся не на своём месте, не в своё время - от того, что ты не своя для самой себя. Убивает ведь не посторонняя ненависть. Убивает желание вылезти из противного самой себе тела и оставить его в куче прочего удушающего дерьма. Можно сколько угодно задаваться вопросом "Почему все могут ходить в школу и не быть тошными ни себе, ни другим, а я не могу?", но ведь его безответность лишь сильнее будит желание вскрыться.

Куда лучше, когда подобных раздумий не возникает совсем. В случае с рубашкой ты поднимаешься гордо и улыбка рвёт губы. Конечно, это не очень здоровая улыбка, улыбка, прячущая отчаяние и многие родственные предыдущему вопросы, ведь ты по-прежнему опозорена, ты изгой, ты ничтожество, и ты всё так же согласна с этим. Но тебе есть, что всему этому противопоставить.

Ты чувствуешь себя собой. Знаешь, что не лжёшь и не притворяешься, не делаешь глупых попыток вписаться и угодить. Ты в мерзком месте, среди мерзких людей (или это всего лишь твоё специфическое восприятие), но ты знаешь, что честна с ними. Осознание своей честности - вот спасательный круг даже в самых безвыходных ситуациях. Я уже говорила, как важно не терять себя перед собой, но столь же важно не терять себя перед другими.

Да, ты уродливая и жирная, ходишь по-пингвиньи и говоришь, будто гелием надышалась. Зачем отрицать, если так оно есть, и оно действительно отвратительно? Но у других - прыщи, короткие ноги или вечный насморк. Все мы не без изъяна. Ты не хуже их, ты равна им, а ещё - ты не врёшь, нося школьную форму. Ты показываешь честно: она тебе неприятна, и пусть тебя ругают за неповиновение, пусть высмеивают за ещё более нелепый и уродливый вид, ты не делаешь того, за что не будешь себя потом уважать, а всё остальное - берёшь на себя и смотришь смело в недовольные глаза. Честность лишает страха перед ответственностью, ответственность порождает новую честность. Это светлый и чистый круг. Та самая колея, которой я никогда не хотела бы лишиться и которую я всегда пытаюсь показать тем, кто утверждает, будто только без колеи можно жить свободно и счастливо. 

Самое время сказать, что нормальные и по-настоящему уверенные в себе люди чувствуют себя собой в любой одежде, а устраиваемые мною бунты - напротив, признак болезненнейшей закомплексованности. Ибо тот, кто в чём-либо убеждён, никогда не бесится из-за противоположного. Он вообще не бесится. Агрессия - симптом внутреннего недуга. Тут у меня аргументы кончаются. Но честность-то остаётся, именно в такие загоняющие в угол моменты о ней не следует забывать. Я не говорю, что я нормальная ("нормальная" не обязательно имеет положительную семантику, но и "ненормальная" - не лесть себе). И не отрицаю, что мои комплексы ростом с Кенни из БК. Но я нахожу правильной ситуацию, когда не чувствую их. То, что помогает мне их не чувствовать, нахожу правильным и здоровым. 

Да и кто сказал, что уверенному комфортно всегда? У любого человека есть то, что зовётся вкусами, и даже страшнее - то, что зовётся заёбами. Разумеется, я понимаю, что можно иметь в виду под непритворным комфортом в любой одежде или там, в любом обществе или месте. Но ведь здесь идёт речь о преодолении себя. Причём очень сложном преодолении - себя без потери себя. Добродушное смирение с происходящим, убеждение своего внутреннего в иных истинах и отказ от ненужных совершенно никому заёбов - до дрожи пугающий процесс. Наверное, результат его прекрасен. Наверное, это то, к чему необходимо стремиться. Но пока такая мысль пугает меня настолько, что я даже не могу сообразить, нужно мне это или нет. Что меня пугает? Очевидно: шанс всё-таки опять потерять себя. Вдруг мне не понравится то, что выйдет? Вдруг не выйдет вообще ничего хорошего? В случае провала, это будет просто новая ложь себе и другим, и тогда случится самое отвратительное: исчезнет мой щит - моя честность. Вероятно, для таких преображений нужно больше сил и ума. Но ведь даже попытки вознаграждаются... Я совсем не знаю, что делать. Да и более того - 

Я не умею даже того, о чём говорю. Когда я там по-настоящему честна перед другими? Я невольно строю что-то перед окружающими. Чаще всего - то, что строить ни в коем случае не хочу. Само строится. Контроля - нет, как и короля в моей голове.

Вот они, отвратительные и прекрасные несовершенства.

Недавно прочла в дурацкой американской СМИшке, что самые глубокие из написанных Джерардом слов скрываются в Prison: Life is but a dream for the dead. Они якобы остались незамеченными из-за гомосячьего оттенка этой песни. В самом деле, я раньше не особо обращала на них внимание. И, несомненно, звучит невероятно смысловым открытием: "Жизнь - это просто сон мёртвого". Кальдерон сказал так века на три раньше, но ведь я не люблю Кальдерона, а вот Джерарда - более чем. 

И всё же не эту высокую и оттого малофункциональную фразу я нахожу самой ценной из его мыслей. Куда ближе душе не особо популярный киллджойский девиз - Stay beautiful, but keep it ugly. Вот здесь действительно всё, о чём я пытаюсь сказать.

Прекрасное и уродливое. Прекрасное, даже когда уродливое. Прекрасное, но всё равно уродливое.

Хочется и спорить, и кивать, и думать. А в остальном, я истинно не люблю киллджойское и дэнджердеевское. Оно лжёт. Но подробнее - в следующий раз.

Начиналось-то всё с музыки, которой у меня нет, и с духовной, прости Господи, одежды. Вернее, для простоты сравнения я себе сначала про обычную одежду объясняла. Решила я сегодня влезть в старую, жавшую прежде юбочку. Обычно не трачу время на некомфортную одежду, но сегодня из отчаяния и сдержанного интереса натянула. И обнаружила, что она больше не жмёт и круто смотрится. Значит, что-то всё же меняется в моём теле. 

Про духовное, должно быть, ещё очевиднее. Я удивляюсь так, будто живу в лишённом мыслей вакууме, потому что действительно там живу. С многочисленными "мне почему-то всегда казалось" и "я-то думала" сама над собой смеюсь.

Так вот, мне почему-то всегда казалось, что размерчиками моё духовное тельце не меняется. Меняется то, что внутри него. Духовная печень, духовные почки. То духовные лёгкие полны воздуха, то они его весь выплёвывают. Всё такое. Моя эволюция за прожитые годы - это "глубже-глубже вниз", "ой, мамочки, как глубоко и страшно", "надо выкарабкаться" и "лишь бы только не свалиться обратно". Не похоже на прямой протяжённый путь. Потому я, наверное, и песен, как шесть лет назад, требую. А песен нет.

Последняя была летом 2012. Это Nirvana - Lithium. И, несмотря на то, что она так хорошо отражает мою любимейшую шизофрению (I'm so happy, 'сause today I found my friends, they're in my head. I'm so ugly, that's ok, 'cause so are you), посвящалась и адресовалась она Тайлеру.

I like it - I'm not gonna crack
I miss you - I'm not gonna crack
I love you - I'm not gonna crack
I killed you - I'm not gonna crack

Тогда в этом было что-то родственное. Я тебя и так, и эдак, и я вовсе не собираюсь свихнуться.

Туда же можно отнести Come as you are. Она вообще ничего не выражала. Просто под неё я ждала Тайлера у подъезда, и мне очень хотелось, чтобы он наконец пришёл. Такой, какой он есть. Такой, каким он был. Такой, каким я желала бы его видеть. Хоть запачканный грязью, хоть пропитанный отбеливателем. Друг или враг, старая память. В то время я уже принимала его любым и простила ему всё-всё. И, разумеется, у меня не было ружья. Но что-то, очень на то похожее. Что-то режущее. Его и меня. Моя ложь.

До сих пор в этой песне - свежесть тёплого летнего вечера. Ещё светлого, такого оранжевого и зелёного. Мне было очень хорошо стоять там, у его подъезда, у машины его родителей. Я сфотографировала внутри себя тот момент. Внутри меня всё грелось и проветривалось. Мы должны были уезжать. В багажнике машины его родителей лежал скутер. На этом скутере под дождём я видела такие эпизоды БК, которых никогда-никогда не было.

Остальные песни Нирваны, открытой в то время, принадлежали уже долговязому Кенни. Под них Бэндит рисовалась страшной (she eyes me like a pisces when I'm weak), пропащей (my girl, my girl, don't lie to me, tell me where did you sleep last night) девушкой, а сам Кенни - сдержанным страдальцем с очень низким, куда более низким чем на самом деле голосом. Мне до сих пор упорно кажется, что он курит и играет на гитаре одновременно, хотя такого просто не может быть. Он вообще не играет на гитаре так хорошо, как мне видится. А видится ну прямо очень хорошо. Дыма слишком много, сигаретный дым, в нём задыхаешься.

Хотя что-то я завралась... Песни, обращавшиеся ко мне, я ещё слушала и в одиннадцатом классе. Осенью вышел потрясающий альбом Билли Тейлент, и я хныкала перед Кенни, мол, show me the way, show me the way, why do my dreams keep slipping away? Про "Расскажи мне о смерти, мой маленький принц" я вообще молчу. В начале года была прекрасная Down от Thousand Foot Krutch, она вселяла веру в свои силы, а весной перед Ломоносовской олимпиадой по журналистике я слушала Muse - Butterflies and Hurricanes, правда, делила её с БКшным Кенни. Чем закончилась та олимпиада и вспоминать смешно. Не зря я никогда не любила Мьюз. А вот для Кенни она действительно подходит. В тот момент, когда он готовится писать альбом или его пишет. Здесь - всё.

Change,
Everything you are and everything you were
Your number has been called
Fights and battles have begun
Revenge will surely come
Your hard times are ahead

В самом деле, ну какие у меня битвы и войны? Какая ещё месть должна была ко мне прийти? А вот с Кенни прекрасно, с ним - будто саундтрек.

Don't let yourself down
Don't let yourself go
Your last chance has arrived

Best,
You've got to be the best
You've got to change the world
And you use this chance to be heard

Your time is now.

Так и уходят песни в чужие руки. Окончательно они ушли с уходом моего К. Чуточку раньше. А может, я опять забываюсь.

В общем, много всего хочется сказать, когда очень давно не говорил о себе.

Что-то перевернулось во мне, что-то заставляет меня отбрасывать персонажей и не обращать свою болтовню к стенам. Понравилось вставать рано, нравится чувство сонливости и боль в желудке от голода. Ничего не хочется. Хочется всего. 

Немного напомнило строки из эпизода про Кенни, который я никогда никому не показывала:

Хочется всё разрушить. Хочется всё получить.