Слова рвут грудь уже которую неделю.

Я смеюсь очень несдержанно, чувствую боль в венах, чувствую себя грязной, кем-то облапанной, кем-то принятой не за ту, кто я есть.

Ты мне совершенно не нужен, ведь ты не приходишь на помощь.

Я никому не позволю оставить себя умирать.

Пусть умираю я тысячу раз на дню.

 

Кенни смеётся очень искренне и очень знакомо. Я отвыкла от его смеха, как и от него самого, но легко узнаю это взвизгивание.

- Ты... будешь дизайнером?!

- Дизайнером СМИ, - поправляю я мрачно, хотя на самом деле мне тоже смешно.

У меня приподнятое настроение, позади солнечно-пошлая пятница, и это пока ещё тот момент, когда кажется, будто всё чертовски легко и просто.

Я лежу на полу, закинув на кровать ноги, жвачка во рту придаёт мне развязности. Запрятанная в капюшон голова Кенни смешно светится русо-оранжевым. Он перестаёт хохотать и смотрит даже с некоторой серьёзностью.

- Сколько профессий ты уже сменила?

Я слышу потенциальный ответ в его мыслях: "Три". Видимо, он спрашивает, потому что ностальгически помнит, как я щупала у него лимфоузлы. Тогда мне казалось, что вся жизнь будет под контролем. Я верила, будто смогу помогать. Но однажды это просто взяло и рассеялось.

Я смеюсь уже очень грустно:

- Я ни одной профессии не получила. Может, и не получу, если поступлю на дизайн.

- Но тебе разве нравилось когда-нибудь... 

- Никогда, - предупреждаю я его вопрос, - Но мне ничего не нравится, Кенни. Я иду туда, где у меня меньше всего шансов, потому что туда, где шансов было много, я уже сходила. Это понятно?

Он хмурится.

- Ну не тупой же я, - и болтает ногами.

- Мне не привыкать тащиться сзади.

Он молчит и хмурится ещё сильнее, даже подаётся вперёд, точно в напряжённой попытке что-то вспомнить.

Может, хочет процитировать "The last in line is always called a bastard". Впрочем, на такое не хватит памяти.

Мне хватает, что в его глазах я по-прежнему Настя Эндворд, почти не отличаюсь от той пухленькой красноволосой изгойки, девушки Тайлера, истеричной абитуриентки и выпускницы, мучимой моральными рвотными позывами. Даже если я сама себя такой не вижу. Я жива в нём, а это - почти вечность.

- Я похожа на художника. Я странная. Нелепо выгляжу. Меня должны принять на дизайн.

- Твоя подруга горячая, - заявляет он с демонстративным равнодушием к моей теме, роясь в тех воспоминаниях, где я трогаю её грудь, сравнивая наши размеры.

 

Разумеется, никакого дизайна.

Просто хочется иногда подумать о себе по-наглому много и до слепоты радужно.

Будто мечты - вовсе не мечты, а дальнейшие планы. Иногда хочется дерзить.

Но никогда

Не скончаться мне в славной битве среди отцов или типа того.

Моя участь - находить себя в отвратительном герое "Записок из подполья" и молчать.

Забываться в глупых шутках и пустой болтовне, чтобы хоть как-то утешить то, что во мне вопит.

 

Мне страшно жить здесь.

Я боюсь, что стану бесноватой и буду утробно выть во время службы в церкви. Как вернуться, если ты бесноватый? А если мой ребёнок станет бесноватым из-за того, о чём я думаю?

Я боюсь, что сброшусь с крыши, когда мне будет двадцать три или двадцать два.

Я сойду с ума и примусь преследовать какого-нибудь маленького мальчика.

Сопьюсь, в конце концов. 

Надо срочно составить в план.

Если в двадцать три я пойму, что моя жизнь не обрела смысла, я не буду бросаться. Обещаю.

Я пойду получать права. Поеду волонтёром в Индию. Всего десять тысяч - и ты на полгода в трущобах, рай.

Я отправлюсь по городам искать Кенни из БК, Тони и Мэтта.

Найду лёгкую работу для недалёких. Например, официанткой.

Буду писать.

Если в двадцать три моя жизнь не обретёт смысла, и я окажусь на грани суицида, обещаю, что напишу об этом. Неважно, как. Вообще-то давно знаю, что я не талант. Просто это держит меня живой.

И так я выберусь.

Можно сдаться в монастырь.

Просто зафиксируй в уме.

 

Просто я устала. 

Просто я уже нашла смысл жизни.

И мелькнул вдали мой идеал.

Радоваться бы мне. Хочу всегда радоваться и никогда не падать духом, потому что всё можно пере...

Только я не умею, это уходит в детство. 

 

Посоветовали тут хорошего психиатра и жрать ночами.

А почему бы и не улыбаться? Правда, не в тридцать два - у меня зубов меньше.