Самми смеялась звонко, переливчато и вдохновенно. Она смеялась ночью, когда была пьяной, смеялась утром, когда, учитывая всё выпитое, должна была лишь стонать от головной боли. Он не уставал удивляться её выносливости и следил за ней так же пристально, как и она следила за ним. Он имел целью, понять, почему после стольких коктейлей её не тошнит и не тянет на откровения. Что имела целью она, оставалось непроглядной загадкой.

Дружеского сближения не случилось. Слишком неуютно он себя чувствовал под её болотно-зелёным взглядом. Однако почему-то никогда не злился на эту слежку. Не хотелось. Раздражения не возникало, возникали лишь вопросы.

Входили в привычку вечерние попойки прямо в студии. Когда все расходились, оставались они, утомлённые работой над альбомом-судьбой, и можно было с интересом наблюдать, как с каждым новым бокалом обычно бледные щёчки Самми наливаются цветом, симпатично розовеют. Отмечая, что она, пожалуй, первая в мире девушка, которая пьяной не выглядит отвратительно, он ходил за ней тенью без идеи для разговора.

И однажды - повезло - застал сидевшей на полу у выхода из студии. Всё типичное было при ней: и горящие щёчки, и блуждающий взгляд, и мальчишечки короткие волосы. Она улыбнулась. Ласково и беспечно, так, как улыбалась сотни раз за день, и почему-то эта улыбка никогда не надоедала.

- Ты не похож на Робина, - сказала Самми, разливая странное обволакивающее тепло своим нежно-пьяным голосом.

Он задумался. Хотел было спросить: «Какого Робина?», но личность успела напомнить о себе через беглые воспоминания. Робин - их бывший солист. Именно он создал группу вместе с Самми.

- Это логично, - заявил он с пьяной серьёзностью, - Я не могу быть похожим на Робина. Я похож только на Кенни, - и присел рядом, так же обхватив руками колени, - Ну и немного, самую малость - на Мэнни Чейза.

Она рассмеялась. От неё веяло сладким алкогольным духом.

- Мэнни... - протянула ласково, с ноткой такой умилительной нежности, с какой никто – он готов был поклясться – никогда не произносил его глупого выдуманного имени. И замолчала, точно именно к этой ласке и сводилось её обращение. Лишь потом, спустя почти минуту добавила: - Мне ужасно нравились твои видео.

Стелилась летняя ночь. Стелилось время предвкушений и волнения. Они писали альбом. Ещё только писали, и никто, кроме Бэнди, ещё не любил его. Никто, кроме пары сотен подписчиков, его не слушал. Каждый, казалось, был на своём месте. Бэнди – на бескрайних фестивальных площадках.  Он – в студии звукозаписи с её крутым отцом и загадочной группой, чьим фронтменом оказался так незаслуженно и неожиданно. От ощущения этой необъяснимой правильности в воздухе царило спокойствие. Достаточно непринуждённое, чтобы завести с Самми глупый и возвышенный разговор о сегодняшнем тёмном небе, будущем и вечности.

Отвечала она с удовольствием. С придыханием грезила о том, как чудесно сложится всё у Straight to Heaven.

- Ты очень талантливый, - говорила она со страстным блеском в глазах, - Ты тонкий лирик и потрясающе поёшь. Ты - лучшее, что я могла бы пожелать для нашей группы.

- Да, спасибо... - мямлил он, чувствуя, как краснеет, - Ты тоже очень...

- Лекс и Нейт тебя, Кенни, не подведут! - перебила она, - Они оба - отличные парни. Ты слышишь? Отличные! Они прекрасные музыканты, надёжные друзья. Они всегда поймут тебя и поддержат.

- Да-да, я знаю... Самми, ты тоже очень хорошая басистка. И... твой вокал...

- Брось! - она резко махнула рукой и произнесла неожиданно строго: - Средняя я басистка. Не лучше и не хуже многих. Найти мне замену будет легко.

- Да любому можно найти замену... - вяло отозвался он, но вдруг выдал: - А зачем искать?

И едва не вздрогнул от её взгляда. Болотная тина сияла и билась током. Улыбка её была оскалом неподдельного счастья.

- Я хочу уйти.

Он не понял:

- Из группы?

Сотни вопросов едва не разорвали голову за ту сдавленную минуту. Как так? Самми больше всех влюблена в группу. Она - основательница. Она - если не душа, то сердце!

Самми улыбнулась ещё шире, ещё счастливее. Взгляд её ласкал и резал.

Он понял:

- Нет! - хотел схватить её за плечо, но она сорвалась с места молниеносно.

Бросилась бежать туда, где музыка отдавалась особенно чётким ритмом, залилась смехом, таким звонким и радостным, что назвать его можно было не иначе как безумным.

- Выпьем за моих мальчиков! - восклицала она, обнимая Лекса и Нейта, - Я вас люблю! Всех троих! Обожаю!

Звенели бокалы. Лекс и Нейт млели от её похвалы. Он пытался поймать, но она летала по студии бабочкой. А потом усмехнулась, злобно прищурившись:

- Слышала, ты можешь много выпить… Ну же, Кенни! Попробуй победить меня!

Их окружили. Музыка била в висок с кулака, а он считал, что им и так уже давно хватит, но принял вызов. Потому что опьянение Самми давало хоть какую-то возможность заглянуть в неё глубже.

Свет вскоре поплыл, поплыла и темнота под тяжестью сомкнутых век. Самми смеялась, облизывая свои алкогольные губки. Искажался и сливался с шумом её голос:

- Ке-енни, ещё раз! Ты ведь не сдался?

Он цеплялся за стол, осушая рюмки-фужеры-кружки. И совсем не заметил, в какой момент Самми сдалась, а он вышел во второй тур, в третий...

В итоге - выиграл. И заснул, где сидел, на радость басистке-бабочке.

- Кенни, чувак. Как насчёт поехать домой? - заботливо шептал Лекс, отрывая от стола его тело.

- Самми... хочет умереть, - сказал он, борясь с крутящейся чернотой перед глазами.

Рядом усмехнулся Нейт.

- Самми? Да ты чего, чувак! Самми никогда не умрёт.

 

На следующий день его не ждали. Но он пришёл, чтобы сказать непринуждённой басистке:

- Неплохо сработано, но я всё помню.

Впервые она смотрела на него так недобро. Впервые её улыбка дала трещину. Даже её короткие волосы, казалось, электризовались от враждебности.

- Что с того? Ты ничего мне не сделаешь, - произнесла она так, словно он угрожал ей. И мелькнуло в её позе нечто неестественно опасное. Но лишь на мгновение. В ту же минуту она вернула себе дружелюбие и приятный огонёк в глазах, - Почему ты так уверен, что правильно меня понял? Я могла иметь в виду что угодно.

Улыбка её начинала ужасать. Весёлость вросла ей в вены. Он содрогнулся от внезапного осознания: от людей эту девушку-метр-пятьдесят-восемь отделяет не маска - стена.

В тот момент шанса нормально поговорить с ней не было ровно так же, как и не было на то сил. Смех её нещадно стрелял в голову. Он отступил на шаг. Она сказала:

- Ты неважно выглядишь, - и тотчас кинулась к Джерарду, - Мистер Уэй, давайте отпустим Кенни домой? Смотрите, какой он у нас больной…

Джерард смерил придирчивым взглядом.

- Иди, Кенни. Только крепкими напитками не лечись.

Лекс с Нейтом переглянулись и усмехнулись заговорщически, как дети, устроившие взрослую шалость.

- Но я... - протянул было он.

- Я как раз тоже домой иду. Могу подвезти. Пошли! - хлопнул по плечу один из ассистентов и подтолкнул к выходу.

- Пока, Кенни, - взмахнула ручкой белокурая басистка.

Она имела чертовски сильное влияние на людей.

 

Задаваться вопросом, почему ему столь страшно за неё, не приходилось. Ответ умещался в одном слове: Такер.

Такер ушёл, оставив в нём дыру такого размера, что её и спустя два года не удавалось выплакать песнями. Такер грыз душу упрёком в безразличии и бездеятельности, и это стало уже неизлечимо-хроническим, это нападало внезапной паникой, чувством утраты и жажды исповеди, состоящей только из его имени.

Вот почему у него так сдавали нервы, когда тем же вечером Нейт и Лекс пришли в бар по его приглашению. Он понимал - нужно держать себя в руках. Нельзя проболтаться о её тайне. Но не мог, просто не мог не дрожать всем телом, требуя:

- Расскажите, что случилось с Самми.

Они отбивались справедливым негодованием.

- Чувак, может, ты сам у неё спросишь? Это не очень вежливо.

Ему хотелось стукнуть кулаком по столу, заорать. Но вместо этого он улыбнулся так широко и натянуто, что разболелись скулы, виновато почесал голову и произнёс, оглядевшись:

- Понимаете, какое дело... Она мне уже всё рассказала. Вчера, в перерывах между "соревнованиями", - он сглотнул, добавляя в свой образ ещё больше сожаления, - А я нажрался и всё забыл. И теперь мне неловко. Постоянно кажется, что сейчас ляпну что-нибудь, а это у неё больная тема и типа того… Можете хоть примерно напомнить, а? Я уже догадался, что Робин был её парнем. И раз вы взяли меня на его место, история с ним вышла хреновая. Это - единственное?..

Пухлый и всегда разговорчивый Лекс сжал губы и сдвинул брови так враждебно, будто прямо сейчас готов был его убить. Нейт покачал головой:

- Чувак, если бы на этом всё заканчивалось...

То, что услышал он дальше, следовало бы записать на диктофон. Составить конспект, зарисовать, положить на музыку, это - он спрятал лицо в руки - походило на ампутацию целой жизни.

«И вы действительно думаете, что она искренне веселится?!» - хотел закричать он в бешенстве, но произнёс:

- Вы говорили с ней? По душам.

- Она не говорит об этом.

«Разумеется, она не говорит!» - вопил он в своих мыслях, но в реальности - лишь поднялся из-за стола.

- Дайте мне её адрес.

Улицы плавились от калифорнийской жары. Плавился и он, но закурил вместе с Лексом. Сутулясь под его тяжёлым взглядом, задыхался в дыму, и казалось, будто в душу ткнули окурком. Что он должен был делать? Что? План, чудовищный в своей сущности, хватал за горло и разливался стыдом по щекам.

- Сказанное тобой вчера - правда? - спросил Лекс очень грубо и твёрдо.

- Ты о чём вообще? - он сделал мутный взгляд человека с похмелья.

- Ты сказал, что Самми хочет умереть. Это правда?

- Я... говорил такое? - солнце слепило глаза, и он хмурился, болезненно щурясь.

Лекс, всегда так трогательно державший Самми за плечи, отвозивший домой вечерами и пытавшийся контролировать её попойки, молчал, глядя на него, как на врага. И плавали в дыму те самые слова, что говорит один нормальный парень другому нормальному парню в подобный момент.

«Не трогай её. Даже не пытайся».

«О чём ты? У меня есть Бэндит. Расслабься!»

И улыбки на их лицах стали бы искренними.

Только Лекс ничего не сказал.

 

Можно было бы выпить для храбрости, но тогда он рисковал разрушить нужную атмосферу. Руки тряслись, пока звонок разливался писком по квартире Самми. Он ненавидел себя за то, что оказался не способен избрать иной путь. Не с его мозгами. Не с его бездарной оригинальностью.

Открыла она не сразу. Но открыла, не глядя. В руках у неё были белые шнурки от кед, и он не успел разглядеть выражения её лица: страх ослепил, оставив лишь звук собственного голоса в голове.

- Привет, Сэм. Петлю подбираешь? - невидящим взглядом он окинул её сжатую в кулачок руку и усмехнулся, - Я бы не советовал использовать шнурки, они не выдержат.Ты не десять килограмм весишь, верно?

Улыбка рвала губы. Бросило в жар. Сквозь предательскую тьму начинал проступать контур квартиры. Он прошёлся по коридору, продолжая неестественно громко:

- Ты бы лучше галстук взяла. Психи и преступники его любят использовать. У меня, кстати, есть один. Могу одолжить, всё равно не ношу.

Наконец, решился взглянуть на нее. Второй раз в жизни Самми так походила на Бэндит этой отчаянной готовностью защищаться.

- Чего тебе надо? – спросила она мрачно, а он глубоко вдохнул и невольно закашлялся.

В квартиру солнечной Самми не проникал свет. Все окна были занавешены, пахло пылью и грязью. Квартира неунывающей Самми демонстрировала картины затяжной безнадёжной депрессии.

Он споткнулся о что-то в полумраке коридора, рассмеялся, выругался, цепенея от ужаса. Скользнул ладонью по ближайшему шкафу, растёр на пальцах тёмную пыль.

- Да-а, Сэм. Даже у меня дома почище будет.

Самми скрестила на груди руки. Смотрела на него из-под золотистых прядей, упавших на лицо, и казалось, она уже при смерти. Она в гробу.

- Чего тебе нужно? – повторила она чуть настойчивее.

Он прошёл в единственную комнату, задыхаясь от знакомого вида моральной смерти. Уселся на незаправленную кровать, покрутил в руках пустую бутылку виски, улыбнулся до боли.

- Плохи дела, да, Сэм?

- Ты пьяный? - Самми вошла следом. Её слабый голос по-прежнему не имел ничего общего с восклицаниями восторженной басистки.

- Я? Ну что ты! У меня давно нет проблем с алкоголем. Мне и без него весело, - заявил он и запел так развязно и непринуждённо, что стало самому от себя мерзко.

Вот уж не ожидал, что умру в одиночестве

Я смеялся громче всех - кто же мог подумать?

Голос был хриплым из-за страха. Самми задала какой-то вопрос, угасший в песне, заходила по комнате, сплетая пальцы, накрыла голову руками, защищаясь от его безумия.

Он тянул, развалившись на кровати:

Я слишком подавлен, чтобы идти вперёд

Вы ещё раскаетесь, когда я сдохну!

Она закричала с ноткой ярости, но не страдания:

- Прекрати уже!

Он смерил её недоумевающим взглядом.

- Что тебе не нравится? Это моя любимая песня Blink-182. Хотя я ещё такую люблю: «Я хочу трахнуть собаку в задницу...»

Она едва не подскочила.

- Заткнись!

Он пел:

Я хочу трахнуть собаку

Самми задышала чаще, сквозь зубы. Ему показалось, что он понял, почему мерзкая, но никак не унижающая песня вызывает у неё столько паники. Скоро, очень скоро слова, от которых она закричит…

Я хочу натянуть твою мать

В ужасе она впилась пальцами в волосы. Он пел, содрогаясь. Пел, преодолевая головокружение.

И чертовски хочу натянуть твоего папашу

Она закричала с истеричной пронзительностью:

- Заткнись! Заткнись!

Он закинул одну ногу на другую.

- Интересно, когда мои родители умрут, я тоже буду сходить с ума от подобного?

Лицо её исказилось невнятной эмоцией: смесью отчаяния, смирения и - желания исчезнуть.

- Я тут узнал кое-что про тебя, - заявил он, предупреждая немой вопрос, - Большего пиздеца, если честно, ещё не слышал.

Самми начинала задыхаться, это можно было понять, даже не глядя на то, как нервно она оттягивает от горла воротник кофточки.

- Зачем ты пришёл?

Вопрос отдался выстрелом в груди: «Я пришёл делать тебе больно». Тело странно пружинило, дрожь не походила на привычные отзвуки волнения. В том чудовищном луче серого света Самми казалась призраком мёртвого ребёнка, и курить хотелось просто до боли в лёгких...

Достав из кармана непочатую пачку, он откинул липнувшую к рукам плёнку на другой край кровати. Плотную серую бумагу швырнул за спину.

- Что ты себе позволяешь? - возмутилась было сломленная Самми, но он в очередной раз усмехнулся в стиле одержимого маньяка и медленно вынул сигарету.

- Будешь?

Она помотала головой.

- А зря. Успокаивает ведь.

Руки тряслись вместе с рыжим огнём зажигалки. Он затянулся неестественно глубоко, глотнув щедрую порцию горечи. Попытался красиво выпустить дым, но не смог. Беловатые нити, извиваясь, сгущались под потолком.

- Прекрати, - потребовала Самми.

Он сладостно потянулся, сбросив песчинки пепла ей на постель.

- Почему? Разве я не вдохновляюще выгляжу?

- Ты считаешь, что имеешь право? - голос её становился влажным. И впервые - дрожал.

Но он снова перебил. Заскрипев пружинами, поднялся. Ещё раз стряхнул пепел. Хотел плюнуть на пол, но не решился.

- Ладно тебе, ладно! Я веду себя, как хороший мальчик, видишь? - он обратил к ней ладони, сжимая сигарету с отвращением, - Обо что можно затушить?

Она неопределённо мотнула головой. Он нашёл пустой альбомный лист.

- Курить плохо, я знаю, Сэм. А ещё пить плохо, ты знаешь? - глаза её никогда ещё не были такими бездонными в своей тёмной зелени. У него кончались слова, но тут - взгляд коснулся фотографии в рамке, - О, это ты и Гейб? Или ты и Робин?

Он схватил снимок со стола. На нём парень в кожаной куртке закинул руку на плечо пухленькой Самми-школьнице с золотистой чёлкой до самых бровей, с красной помадой на губах, с улыбкой, отдававшейся в ушах смехом.

- Это Гейб, - заключил он с абсолютной уверенностью, - Вы похожи. Не то что мы с Карен. Красивый парень. Мёртвые всегда очень красивы на фотографиях.

- Гейб не мёртв, - хрустальным звоном отозвалась Самми.

Он встал вполоборота, чтобы лучше видеть, как она прижимает руки к груди. Из глаз её исчез оттенок гнева, и снова мутное болото было тихим, совсем не опасным.

- Знаю. Я немного другое имел в виду.

Показалось, у Самми дрогнули губы. В отличие от Бэндит, она тотчас забывала любое зло. Потому сердце рвалось с такой убийственной болью, когда, расслабив пальцы, он уронил рамку на пол. Брат с сестрой взвыли единым стеклянным хрустом. А вместе с ними - взвыла реальная Самми.

Ему не хватило духу расслышать всё, что кричала она, упав на колени перед своим разбитым прошлым. До сих пор она не плакала. Лишь стонала, будто её насиловали.

Он сделал голос ровным и уверенным.

- Сэм, я не нарочно, честное слово. Прости.

- Убирайся! - вскрикнула она, вскочив на ноги, - Убирайся немедленно! - она задыхалась, трагедия уже схватила её за горло, - Ты сумасшедший! Прочь из моей квартиры!

- Полегче, Сэм, - он отмахнулся от её бессильно взлетевшей в воздух руки, - Я же сказал: случайно вышло, - и вновь присел на кровать, вновь закурил, наполняя дымом душную комнату, - Я не сумасшедший, а тонкий лирик.

Хуже не было греха, чем улыбнуться в минуту, когда золотистая Самми корчилась от боли, со сдавленным криком хватая ртом воздух. Она много всего говорила. Она проклинала его, а с ним - целый мир. Стояла напротив, но не решалась приблизиться. Жалась к стене, и в том была её удача и его внутреннее стыдливое счастье. Потому что если бы она попыталась ударить его, он бы ударил её в ответ.

Осознание жестокости пригибало её к полу. В ужасе она смотрела на него, повторяя отчаянно:

- Ты пользуешься тем, что я не могу тебя выгнать? Я не могу, ты же видишь. Ты сильнее меня. Ты ворвался в мой дом и сидишь тут. Я ничего не могу тебе сделать. Но зачем тебе всё это? Я думала, ты чудесный, Кенни, а ты...

- Ублюдок, - перебил он её самодовольно, - Полный ублюдок. Как Робин. Как Гейб.

- Не смей! - она вскинула руки так, будто вовсе не владела своим телом, - Я убью тебя!

Он протяжно затянулся. От страха все движения стали смехотворно медленными.

- Это вряд ли. Хотя я бы тоже себя убил. Я ведь предатель. Много тебе в жизни досталось предателей.

Она выла, содрогаясь:

- Зачем? Зачем ты это делаешь? - но быстро сбивалась на злостное: - Убирайся!

Вскоре он попросту замолчал, а она выбежала из комнаты, чем-то резко грохнула в кухне.

Он застыл, размышляя: что ещё можно натворить? В дом ворвался, разбередил прошлое, обвинил, посмеялся. Озарение:

- Сэм! - крикнул он, направившись к кухне, - Давай займёмся сексом! У тебя сейчас нет парня, а у меня... Бэндит на гастролях. Мне уже невмоготу! Сэм!

Он так и не понял, что она хотела сделать, и хотела ли. Выглянув из-за угла, застал её тихой, совсем воздушной.

- Сэм, - ухмыляясь, коснулся кончиками пальцем её плеча.

А она – задохнулась всем воздухом в мире, сорвалась на вопль, смахнула с подоконника пустой цветочный горшок.

 

До сих пор он не знает, кто же из них был в тот день более сумасшедшим.

Радужная девочка-лето билась с диким криком в его тисках, проклиная весь мир, срываясь на уверения, будто только освободившись от жизни, она перестанет страдать. Страшные кучи мусора возвышались над ними. Тёк кран, кружили мухи над липкими тарелками.

Она кричала об одиночестве. О вакуумном одиночестве. О безграничном, чёрном одиночестве. О кошмарах. О том, что Гейб - убийца и животное. О том, что Робин - предатель. О том, что родителей - нет. И она больше не может терпеть боль.

Она кричала, пока совсем не ослабла. Она, вероятно, вовсе забыла, в чьих неловких объятиях находится, потому что, замолчав и задышав как-то тягостно, будто через силу, смерила его слегка удивлённым взглядом.

А его трясло крупной дрожью и казалось, руки по локоть в крови. Ведь он разделал её душу. Ему хотелось закричать тоже. Открыть новую серию криков, но голоса хватило лишь на тихое:

- Ты не одна. Ты никогда больше не будешь одна. Я с тобой. Я всегда с этого дня буду с тобой. Вместо всех. Ты слышишь?

Она молчала, глядя в пустоту. Тело её будто вмиг стало кукольным, потеряв всякую упругость.

Слёзы всё никак не могли перелиться через уголки её глаз, и болото казалось серым. Даже черты её лица как-то странно преобразились. Впервые она походила на взрослую девушку, а не на мальчишку-подростка.

- То есть, ты пришёл сегодня ко мне, чтобы выразить свою поддержку? - спросила она хриплым сорванным голосом, по-прежнему глядя сквозь него.

- Да, - он кивнул, раздираемый стыдом и радостью, - Я ужасно тупой, и не придумал иного способа разговорить тебя. Но ты же поняла, что я притворялся? Ты поняла?

С улыбкой, слабой и замученной, Самми запустила руку ему в волосы, и безмолвно заплакала. Он притянул её к себе. Ни одно его переживание не шло в сравнение с её горем, и он стыдился. Самми просто упала ему на грудь, и он гладил её по волосам, её рука обхватывала его шею.

До сих пор он считает, что если в том их духовном единении крылась измена Бэндит, то этот мир устроен ни капли не справедливо.