Я проснулась в шесть вечера, окно светило оранжевым. Мои ноги усыпаны мелкими порезами, кровь застыла, превратившись в корку. Это кажется мне сексуальным, но я не больна. Рядом спала электронная книга, она хранила в себе тайны Раскольникова. Как бы я ни старалась, всё равно, не получается много читать.
Переполняясь отчаянием до такой степени, что не хочется чувствовать собственной кожи, я всего лишь хотела найти свой смысл.
И компьютерные строчки забирают силы у глаз, всегда казавшихся слишком обыкновенными. Они разъедают зрачки, обжигают непонятностью и бездарностью. Сердце бьётся, а эмоции пропадают. Я никогда не умела плакать, если больно.

Он винит меня в бесчувственности. Каждый день. Каждый свежий час. Он, и ещё тысяча людей до и после, заявляет, что не прочь швырнуть зажжённую петарду мне в лицо.
- Для чего?
- Чтобы ты заплакала.
Чтобы крошечный взрыв уничтожил к чертям мои глаза и окатил болью подобно метеориту, упавшему на голову.
Но я не могу. И потому приходится изредка терзать тело ради страха, винить себя в грехах, что отвратительны и неизбежны.
Иногда мне кажется, что моё существование не несёт ничего, кроме грязи. Иногда не хватает сил даже попытаться это исправить.

Но вернёмся к тому дню, о котором так давно хотелось рассказать, и теперь, словно очередная фатальная уловка, подвернулась идеальная возможность.
Я возненавидела себя, и голова пошла кругом. Никогда не могла описать это чувство, когда кажется, что ты - сумасшедший. Точно сумасшедший. Меня не пугают голоса, разрывающие недоступные мысли. Никогда не пугали картины супергероев за накрытым столом. Ничего не способно сбить с толку, кроме... Заперта в квартире. Задыхается в городе. И нет сил бежать, нет смысла бежать, ровно так же, как и жаловаться, ведь одиночество не давит, давит вес...

Ещё прежде чем провалиться на дно и заполниться прохладной внутренней дрожью, я сидела за столом и шептала прямо как сейчас, только ярче: "Rape me, rape me my friend. Rape me, rape me again"
Да, это была та самая песня. Песня, которую я взяла, чтобы передать ему в наследство. Чтобы зажечь его - пошлого и отвязного среди сигаретного дыма перед лицом прыгающей камеры.
Я не могла, просто не могла не закончить историю, не начать. Боже, это так безмерно пугает, когда не знаешь, чем пахнет в той кафешке. И тогда я прошу её: "Дай мне принюхаться. Подскажи", и она старается, моя бедная мрачная детка.
Многого мне пока не понять и не выявить. Но уже сейчас, вернее, в тот день я сказала своему изорванному разуму: "Оставь это". Легла на диван, прижала книгу, чтобы было спокойнее, но... Достоевский - явно не тот, к кому стоит обращаться за поддержкой.
Пробуждение неминуемо. Сколько ни спи, а рано или поздно оно настанет, и тебя снесёт водой в океан, лишённый соли, ведь ты не плачешь.
И ты можешь игнорировать своё безумие, верить в предсказания и молчать. Можешь не выходить на улицу, молить о помиловании.
Но тебе не избежать приговора. Самого сладкого и кровожадного из всего, что только можно придумать. Ты ненавидишь его и большинство из них, потому что на контакт ещё никто не вышел. И кажется, всё потеряно.
Проклиная себя, белый цвет, музыку. Ты опускаешься на стул и поднимаешь крышку, он кряхтит и демонстрирует файл. И ты кусаешь губы, сбиваешь дыхание, твердишь сама себе: "Про наркоту. Про наркоту".

Я тогда отказалась слушать. Потому, что он не хотел играть мне. Но плевать, на всё это плевать.
Если даёшь второй шанс, зная, что тем самым разрушаешь не просто клочки нервов, а полигоны собственного разума, не приходится мечтать о лучшем. Забываешь и не понимаешь многих вещей, а он берёт дело в свои прохладные руки и запрещает писать про наркоту. И всё снова идёт по наклонной, идёт не так, но теперь он управляет правдой. Потому что он там был, он всё видел и готов показать.
Он поёт мне. Вернее, ей. И даже не в живую, но не суть... Мои пальцы загораются, словно неоновые батарейки, оживают, впитывают энергию и бегут, бегут, бегут, как в той песне.
Слышно, как хрипло пискнула гитара, как она собрала вещи и закричала. Слышно всё. И надежда такая робкая. Надежда на очередной короткий день. И поток...
Здесь моё смехотворное счастье.