Настроение сейчас - чуть-чуть злое, в основном недоумевающее

Это становится невыносимым, однозначно. Кто-то еще удивляется, почему я все время себя веду так, будто нахожусь в перманентной истерике. Да я, собственно, в ней и нахожусь, родимой.

А не надо прибегать ко мне со всеми своими проблемами, выливать их как ведро, простите, помоев на мою бедную голову и еще ждать разумных советов. Потому что настал тот момент - я просто отказываюсь вас понимать.

Хорошо. Хорошо. Возьмем отдельную пару "мучеников". Вас слишком много на меня одну, так недолго запутаться в ваших бедах.

Лёля и Гвоздь. Чудеснейшие люди, когда не вместе. Когда вместе - предвестие локального Апокалипсиса.

Я даже не хочу вспоминать в подробностях все, что происходило в их личной жизни за истекшие три года. И истерики, и рукоприкладство, и пинки по НАШИМ дверям, и попытки скрыться у нас дома, ложь, обвинения, сотни клятв "Я изменюсь, я стану такой, как ты хочешь", сотни обещаний "Я найду работу, я буду зарабатывать, чтобы ты могла быть спокойна за наше будущее"... Все это было не раз, и даже перестало впечатлять. Было и хорошее, конечно. Не бывает так, чтоб его совсем не было, этого хорошего. Иначе б не продержались три года. Но хорошее остается между ними, моими дорогусиками, а говнецо-то льется, льется в наши с Золотым уши.

Эпилогом всего этого, на мой взгляд, стал октябрь прошлого года. За девять дней до моего дня рождения произошла изумительная по своему накалу сцена - куда там Чехову, Достоевскому и Лермонтову. И банальная до оскомины, конечно. Никто меня не убедит, что нормальный человек не поставил бы точку после такого, особенно принимая во внимание все сказанное в предыдущем абзаце - про ложь, клятвы, etc. Ладно хоть измен не было.

[453x301]Но оказалось - были! Были измены-то! Гвоздь, нажравшись, простите, до состояния "ни петь, ни рисовать", заявился к нам домой, когда мы втроем - ваша покорная слуга, мой Золотой и Лёля - мирно коротали вечерок за разговорами, бутылочкой амаретто и плюшками. Так как его возлюбленная не захотела с ним беседовать, аргументировав свою позицию - "Проспитесь, сударь, полегчает, поговорим, когда начнете понимать, что Вам говорят", он решил добиться ее внимания методами шумными и деструктивными. Попросту говоря, начал пинать ногами по железной двери подъезда. Квартиру мы снимаем, время было за полночь, у соседей с первого этажа маленькая дочка трех лет - картина маслом. В общем, внимания-то он добился, только моего - чрезвычайно разъяренного. На улице шел дождь, было холодно, я выскочила в тапках и халате, поэтому прервав его излияния на тему "как можешь быть ты так слепа, зачем оставила их там, оне разврату предаются, над нами гаденько смеются" и все в том же духе, вежливо, скрипя зубами, попросила его подняться к нам домой, чтобы все это высказать самим "развратникам" в лицо. Согласился. 

От своего лучшего друга мой Золотой такого подвоха не ожидал и на протяжении всей прочувствованной речи оного что называется "делил на ноль". А речь была - заслушаешься: сначала проехался по Лёле, мол, шалава ты неблагодарная, я все для тебя, а ты со мной вот значит как (чего уж там "все для тебя" я, если честно, не поняла, потому как он палец о палец не ударил, чтобы найти работу, на которой задержался бы дольше, чем на две недели), затем по Золотому - и ты еще называл себя моим другом, а сам с моей единственной шашни крутишь (сдалась ему твоя малолетка, которая, будучи на эмоциях, в общественных местах матерится как пьяный боцман, а вдобавок еще и ипохондрией страдает в тяжелой форме), ну и меня не забыл - строишь из себя самую умную, а дальше своего носа не видишь, веришь этой овце и этому козлу, а может и вообще им потакаешь, сводня ты зловоспитанная. Ширинка расстегнута, волосы взъерошенны, мокрый как карась в пруду, рубашка вся вкривь-вкось - красота. Объяснений слушать не стал, заявил, что все мы тут как есть злодеи и Бог нас покарает, бросил мобильник Золотого, которым пользовался уже давно по причине отсутствия своего (симку вытащить не забыл), развернулся и вышел вон. Далее немая сцена, в лучших традициях Гоголя.

 В итоге: передо мной Гвоздь извинился в мой день рождения, перед Золотым через полгода (буквально), перед Лёлей не извинился вообще. Решил, что все между ними кончено раз и навсегда теперь уже точно, и хватит им мучиться. Я поаплодировала, ибо решила, что это наилучший выход. За все три года они расставались "насовсем" раз двадцать шесть точно, но чтобы с таким треском - никогда. Казалось бы, делайте выводы, господа, утрите скупую слезу и начинайте строить новую жизнь - друг без друга.

 Как я ошибалась.

В мае, после продолжительных непонятных переговоров, условий, проб и ошибок, эти люди снова сошлись. В течение времени, которое [289x360] они пребывали в разрыве, оба нашли себе на стороне сексуальные утехи - дело вполне обычное, тело молодое и бла-бла-бла. И все вроде бы было у них начало налаживаться. Однако их отношения мне напоминают темный узкий низенький сарай в один квадратный метр, где прямо по центру лежат грабли, причем так, что как ни повернись - один хрен на них наступишь.  

Оказалось, что у Гвоздя секс был один раз, а у Лёли два. Причем сначала она сказала ему, что секс у нее был один, потом сказала, что "сексов" было четыре, но с одним и тем же парнем, потом оказалось - секс все-таки был один, но в четыре подхода, а в итоге то ли два по два, то ли два на два, то ли черт разбери сколько. Никто из нас этого так и не понял, она сама, по-моему, тоже.

Гвоздь сказал, что она разбила ему сердце. 

Он заливался слезами, хотя в принципе к этому не склонен абсолютно, кричал, что она ему солгала, зачем она так с ним поступила, неужели он такого достоин и все такое прочее. Закончил свой реприманд словами "ты проститутка, я тебя ненавижу" и куда-то исчез.

Лёля пришла забирать книгу, которую мы подарили ей на именины, и, как заведено, начала жаловаться и просить советов. Кое-как мы продрались через ее рассказ, изобиловавший указанными выше подсчетами постельных утех, и чего-то там насоветовали. Причем мой Золотой от всех этих нелепиц уже начал уставать и дергаться, меня спасло только припасенное заранее пиво, которым я подкрепляла броню спокойствия. 

Гвоздь звонил своей возлюбленной раз десять, пока она сидела у нас в гостях. Договорились встретиться и поговорить. Дело шло к ночи, он приехал изрядно пьяный, она спустилась вниз - беседа началась. Через три минуты зазвонил домофон, Золотой открыл, но никто не зашел. Еще через пол-минуты под окном раздались Лёлины душераздирающие призывы о помощи. Оказывается, Гвоздь начал ее душить. Шекспир слабенько хихикает и нервно затягивается.

В общем, сошлись они на том, что она с ним никуда сейчас не пойдет, она тварь паршивая, сука двуличная, проститутка дешевая и все прочее такое же "ласковое", а он пойдет кинется с моста. Нет, ляжет под машину. Нет, не ляжет и не кинется, а пойдет домой и повесится. Или еще что-нибудь придумает. И начал умолять ее пойти к нему домой, потому что он без нее, шлюхи, не может. Когда я все это слушала, у меня глаза на лоб лезли.

Она взяла с него клятву, что больше он ее унижать не будет, руки не поднимет (он пообещал), и поехала к нему. На следующее утро оказалось, что они подрались, и Лёля написала заявление в полиции. Мы с Золотым старательно обходили эту тему молчанием, потому что это начало вызывать рвотные позывы.

Что в итоге этой африканской страсти? Еще через день Лёля и Гвоздь мирно лежали в обнимку на диване, смотрели телевизор и ласково друг над другом подшучивали. О драках, шалавах и заявлениях никто не вспоминал. Alles.  

Я понимаю, что бывают люди, которым в жизни не хватает страстей, и тогда они разыгрывают ДРАМЫ. Но, пожалуйста, не надо в своих драмах отводить мне второстепенные роли, хорошо? И даже статистом в них я быть не хочу. Меня устраивает моя жизнь. 

И не просите меня понять вас. Вы делаете друг с другом такие вещи, которых я бы не простила. Не просите - я не пойму.