Одна кошечка часто оскверняла поверхности, что не могли быть осквернены. Не то, чтобы она даже не признавала лотка, но была у неё такая вредная привычка: она ссала на подоконнике, посреди комнаты, на чужие сумки, под ёлочкой. Периодически ей за это приходили внушения и серьёзные разговоры; в процессе их кошечка молчала, она же кошечка. Её тыкали носом в место преступления, её наказывали - ничего не работало. Кошечка не желала перевоспитываться.
Капли на клавиатуре ноутбука оказались последней каплей. Был найден выход: кошечка лишилась внимания. На протяжении двух-трёх недель она жила в прихожей, среди людей - но в глубоком одиночестве. Всем приходящим наказывалось: кошечку не трогать, не гладить, не разговаривать с. Все двери закрывать, из комнат и с кухни гнать тактично, но шваброй: на ВСЕ прикосновения табу. Свои вещи прятать, дабы не соблазнять. Должно было сработать.
Кошечка СТРАДАЛА. Поначалу пыталась ластиться ко всем подряд, потом уже апатично лежала на вешалке. Как душераздирающе она царапала двери комнат! Дверь кухни была со вставкой твёрдого стекла, полупрозрачной; любой мог наблюдать ужасающую картину: "Paws resist him", "Лапки сопротивляются ему". Передний план подкачал, но лапы, молотящие из темноты по стеклу, выходили отменно, отменно.
Прошло время, кошечку вернули в высшее общество. Весь срок наказания она вела себя, если не ошибаюсь, хорошо: всегда ходила только в лоток. Но, разумеется, немедленно по возвращении, привычка возобновилась. Воспитание - не удалось.
Каким искренним непониманием светятся глаза кошечки, когда её выгоняют в прихожую после очередной лужи! Как она просится обратно! Что вы от меня хотите? За что снова прогоняете меня? Что я сделала вам плохого?!
Кажется, она никогда не свяжет лужи и гнев хозяев.

Эта кошечка подобна доктору Ватсону, видящему все причины и следствия, но не способному связать их. Она же даже так и не поймёт, за что её наказывают, никто не сможет ей объяснить. Мне сложно её осуждать.
Ну, по крайней мере, я всегда вовремя скидывал её со своего рюкзака.