В сущности, обладающей свойством божественности,
Ничего необычного нет, непривычного:
Я играл с нею в кости, играл в меш и исповедь и
На костре из даров её жарил яичницу:
Не нужны, госпожа моя боли, подачки ничьи,
Что с тобой говорить: ты не знаешь даэдрицу.
Мы с Оном (я есть Эго) тебя потеряли, прости
Мне попытку коснуться чела безразличного.

Ну и пусть тебя нет, но ты знаешь, ещё кого нет?
Верно, знаешь: твой взгляд измеряет вселенную,
Изменяет вселенную взгляд твой, ты слышишь меня?
Мой сосуд злых чудес оказался лишь ящиком.
Я не ведал, что в нём и как быстро; звучала возня,
Обернулась серебряным сфинкса образчиком.
Показала язык егоза, мне в ответ промурчала «Привет»,
Принесла сигарет, речь вела вдохновенную.

И ведёт репортажи из пледа, уставясь в окно,
Тут и там в темноте сигаретным сверкнёт огнём.
Неотъемлемой частью вселенной покажется мне,
Но в свой ящик уйдёт — и сочтётся химерою.
И, конечно, однажды, в какой-то густой пелене,
Нарушаю запреты, ломаю, ищу её, верую…
Извлекаю без жизни следов тельце кошечкино.
Вот и всё. Но ведь ящик не пуст? Что осталось в нём?

Как же, оказывается, ресурсозатратны мероприятия, потенциально направленные на качественное улучшение жизни. А уж совмещать их во времени — и вовсе гиблое дело. Сложнее только признавать вслух этакую их эгоистическую направленность.
Короче говоря, если планировать свою жизнь заранее, то лучше разнести по срокам поиск новой основной работы и ещё одну (неразделённую) любовь-всей-жизни. Может статься, что роковое совмещение может сказаться на качестве обоих предприятий.
Я, конечно, со всем справлюсь и расту семимильными отметинами на дверном косяке, но иногда хочется куда-нибудь покричать; например — туда, где не прочитают ни потенциальные работодатели, ни любовь, ни те, кому уже накричался и сколько можно-то.
А впрочем, впрочем, с потенциальными работодателями я погорячился — и если кому-то в Петербурге срочно нужен замечательный работник, успешно показавший себя уже на дюжине нив (ей-богу, не вру), то только сообщите. Стрессоустойчивость, многосоставность и богооставленность включены.

Кому-то здесь очень не хочется спать, кто-то заполнит миллионлетний флэшмоб о списке дел на жизнь.
1. Полюбить жизнь.
АХАХАХАХАХАХАХАХА
то есть с одной стороны АХАХАХАХАХАХАХА, а с другой — да. Даже не один раз.
2. Не спать всю ночь.
Очень остро чувствуется, что флэшмоб писался для очень молодых граждан, да ещё и в раннеинтернетную эпоху. Очень много раз «да»!
3. Съездить на море.
Вы знаете, на два: Белое и Чёрное. Во втором купаться приятнее, а в первое даже солнце опускаться не рискнёт.
4. От избытка чувств обнять человека.
Обнять, пожать руку, поплакать в плечо...
5. Убегать от огромной собаки.
Разумно обходить по большой дуге большую собаку! В крайнем случае — налаять на неё в ответ.
6. Вырастить кактус.
Засушить кактус! D:
7. Купить мр3 плеер.
Вы имели в виду: скачать?
8. Завести двух кошек.
Двух воображаемых кошек — пойдёт?
9. Гулять во вьюгу.
Постоянно такая фигня.
10. Выиграть в гляделки.
Да.
там ещё дофига

Очень тёплый и ламповый опросник, родившийся задолго до всех этих пружинок и аскэфэмов, пропахший двухтысячными, вебодиннолем и медленным интернетом. Написанный, конечно, для очень молодых граждан, для которых всякая фигня может оказаться воспоминанием на всю жизнь, а гордиться принято чем-то, что хоть как-то разбавляет рутину жизни.
Просто окунание в прошлое. С переосмыслением жизни имеет очень мало общего. :)

...Неужели я не рассказывал эту историю? Замечательный, хоть и несколько искусственный пример того, как игры влияют на людей.
В игре нашей, которая длится уже тринадцать с половиной месяцев, профессия моего персонажа — травник. Это как алхимик, но только попробуйте его назвать алхимиком! Он немедленно обидится на вас и назовёт пятнадцать различий этих сущностей, а потом, увлекшись, начнёт объяснять, отчего его кожа имеет такой странный оттенок... Хотя главное отличие травничества состоит в том, что для варки снадобий используются, хм, травы. В широком смысле — растения и только растения, которые можно разве что разбавить водой и для вкуса посолить.
Исходя из этого, проблема именования имеет в моей Имперской Травяной Академии первостепенную важность. Если какой-нибудь лесной леший больше не захочет считаться растением, то травники не смогут варить зелья из его чешуи! И за своё они держатся отчаянно. Но лешие — это не самое страшное. Самое страшное — грибы.
Грибы — это огромное и невероятно разнообразное... подцарство простейших растений. И всё тут. На этой нашей Земле, между прочим, до шестидесятых годов двадцатого века считалось так же. Я Большую Советскую Энциклопедию читал! А вот в научной среде мира нашей игрушечки это общепринятая точка зрения, и думать иначе — позор. Особенно весело мне было попасть в страну Морровинд, где вместо деревьев, еды и местами домов — гигантские грибы! Лорды-маги грибам чуть ли не поклоняются, а мой сопартиец, по национальности ящерик, и вовсе считает себя разумным грибом. В отместку я считаю его растением, как и все грибы, и тут-то начинается конфликт интересов. Растением ящерик быть не хочет. Хочет быть отдельным царством.
В общем, за несколько месяцев такой игры мысль о том, что грибы — растения, закрепилась и в моей пожизнёвой голове. И я подумал: отчего же уже много лет я их не ем? Они определённо не животные и не испытывают боли, когда их срезаешь. Да, на вкус они немного странные. Но если это единственная причина, то отчего я отказываюсь от такого полезного источника... эээ... белка?
И я стал пробовать грибы. В первом пирожке с картофелем и грибами я их не почувствовал. В рабочем супе они были очень крипотными... но съедобными. Потом я купил грибную лазанью и половину выбросил. А потом был крем-суп из шампиньонов... Пища богов!
На мой день рождения, через полгода, друг мой Корнел приготовил две офигительные лазаньи, и одна из них содержала грибы. Он всегда готовит выше всяких похвал, и именно тогда, думаю, я окончательно примирился с грибами.
Грибы не вызвали в моём организме отторжения — хотя бы потому, что я истово называл их растениями. Со временем они стали обычной частью моего рациона. Теперь я ем грибы.
Теперь я нормальный вегетарианец, который ест хотя бы грибы.

Послушайте историю о великом потопе!

Намедни забегает в наше заведение гендиректор и кричит: отдать швартовы! задраить люки! отставить панику! что какие швартовы ничего не брал

Всякая система стремится к упрощению, к неподвижности, к положению равновесия и покоя. Как царь природы и венец творения, человек способен преодолевать естественную тягу к бездействию. Как индивид, наделённый возможностью и правом выбора, он имеет право её не преодолевать.
Если честно, я не помню, зачем завёл этот блог. Я мог бы найти ответ на этот вопрос, просто изучив старые записи, но я не люблю читать свои тексты, тем более — написанные так давно. С тех пор я очень изменился. Мне сложно оценивать, в какую сторону. Сложно получить данные о системе, находясь внутри.
(«Оцените своё состояние по десятибалльной шкале»)
Быть может, мне казалось правильным иметь сетевой дневник, а уж имея — вести его более-менее регулярно. Быть может, мне правда было необходимо сливать куда-то накопившиеся эмоции. Я же никогда не был человеком, способным к нормальной социализации. Мало общался с людьми, и ещё меньше — раскрывал им глубины своего сознания. У меня было несколько друзей, которым я рассказывал больше, чем прочим (и которые соглашались слушать меня), но мы не могли встречаться достаточно регулярно. И некоторые «безумные» мысли я не мог и не хотел обсуждать вслух.

Потом у меня появился твиттер.
Я перешёл туда по простейшей причине: вести его было гораздо легче. За твит ты несёшь как бы меньшую ответственность, чем за целый пост на лирушечке. Вместо того, чтобы раскрывать пришедшую в голову идею, ты максимально концентрируешь её, чтобы уместить в 140 символов. Нормально написать полсотни постов за день и тут же о них забыть. Не нужно беспокоиться, поймут тебя или нет: в большинстве случаев люди просто проходят мимо непонятных им твитов. Трансляция сырого потока сознания — вот что это было. Иногда мне приходилось платить (себе же) за то, что я не успевал вовремя остановить этот бурный поток. Раскрывал что-то, чем не имел права грузить знакомых или незнакомых. Но как же просто это решалось: удалил твит — и будто ничего не говорил! Это гораздо менее обидно, чем стирать из черновиков выстраданный дневниковый пост.

Теперь у меня появились люди, которые меня понимают.
Как понимаете, с ними пришёл конец и твиттеру. Так уж вышло, что я живу с замечательными людьми, и чем бы мне ни хотелось поделиться с миром, я могу сказать им, сразу, вживую, и не говорить никому больше. У нас есть сотни общих тем для разговора, и в некоторые из них в принципе не сможет вникнуть никто, кроме нас, — так много у нас общего опыта. Мы можем сказать друг другу всё, что угодно, и пока всё шло хорошо. Так зачем после этого нужны абстрактные сетевые люди? С конкретными же можно и встретиться. Рано или поздно, так или иначе.

Нет, наличие более удобного общения не мешает вести блог или микроблог. Но в них пропадает острая необходимость. Я могу иногда смешно или не очень пошутить в твиттер. Я могу подумать над некоторыми вопросами аскэфэма. Я могу раз в несколько месяцев написать сюда о том, почему же я сюда не пишу.
Но зачем?

Я рассказываю о старых и славных днях лирушечки тем людям, кто с ней, возможно, вовсе не был знаком. Я скрупулезно читаю все ваши посты, всю ленту сообщений моих здешних фрэндов. Редко комментирую, конечно. Очень редко. Потому что легче пройти мимо, не нужно думать о том, как не оказаться неуместным.
Хорошо это или плохо, большую часть своих мнений я научился держать при себе. Потому что проще молчать, чем говорить.

Настроение сейчас - мне хочется написать пост на каждую из меток дневника

А меня как будто нисколько не задела кончина Терри Пратчетта. Он же давно об этом мечтал. Пытался добиться эвтаназии. Он прожил правильную жизнь, оставил после себя прекрасное наследие. Не вижу, в каком месте нужно скорбеть! Когда об этом стало известно, я... расстроился.

К годовщине смерти ГУВХа в его дневнике опубликовали пост о встрече, об очередных поминках. Так странно, когда на почту приходит уведомление о новом посте давно умершего человека! Пост был озаглавлен «Здравствуйте». Так ненормально.
(хотя инициатива несомненно хорошая)
У поста пара отметок «Нравится». Но ГУВХ же сто раз просил не лайкать посты его дневника. Кто теперь об этом напомнит?

С неделю назад меня отпустили домой с ночной смены! Потому что в ночную смену в будний день я там нафиг никому не нужен. Последние посетители расплатились в полночь и ушли в час ночи; новых не то, чтобы не предвиделось — но не более пары-тройки человек. Времени была половина первого, и в ближайшей перспективе светили разве что книжки с телефона и дешёвый чёрный чай. И так — до шести. Так почему бы не отпустить?

TOO MUCH

А у нас кошечка появилась. Все зовут её Няшей, я называю Веней (потому что разве мы имеем полное право на жизнь существа, даже если купили его). Веня — это также сокращение от Вендетта; я нашёл это имя в списке хороших кличек для кошек и просто не смог пройти мимо.
Говорят, это ангорская кошка, но в сети они выглядят совершенно иначе. Но было бы очень хорошо, если бы она доросла до тех красавиц, тонких, грациозных; пока она ещё совсем дитя.
Носится как бешеная, забирается на людей, отучивается кусать за пятки. Постоянно падает со стульев и кроватей. Пока ещё не отзывается на клички, но поворачивает голову на "кис-кис-кис".
Мелкая ещё, глупая. Забавная.
Фотачге:

Уважаемые знатоки! Против вас играет Анморис из Подольска.
Недавно он поймал себя на том, что в его голове крутится песня, пародирующая творчество барда Михаила Щербакова. Не нужно быть тонким знатоком музыки, чтобы по одному названию восстановить авторство этой песни. Мы не просим вас называть автора, но попробуйте, не обращаясь к дискографии Михаила Константиновича, как можно точнее угадать это название.

Я же не во всех соцсетях картинку о дне Святого Патрика (на самом деле нет) выложил!
[500x500]

Всё, что мне хотелось знать об аналитике, я понял во время Летней математической школы в Гузерипле.
Там все необычно активно следили за каким-то тогдашним футболом. А российской команде, как назло, везло. И в один момент на доске объявлений оказался вывешен документ анонимного авторства, озаглавленный: "20 причин, по которым Россия точно победит в суперкрутом чемпионате материка-2008", и все причины — как на подбор. Логичные, умные, не вызывающие никаких сомнений.
На этот их финал подруга дней моих суровых, тоже болельщица, даже почти затащила. Я посмотрел пять минут, а потом оставил её и ещё полшколы и отправился спать. Ну далёк я от любого спорта и азарта, так получилось.
...И оказался разбужен в час ночи вернувшимися громкими соседями. Громкими и недовольными.

И понял, что любое предсказание может быть успешно заменено обычной монеткой.

По сравнению с обычными ужастиками, Стивен Кинг ужасно пренебрежительно относится к спойлерам. Как правило, уже через несколько страниц после начала книги становится понятно, что произошло со всеми этими людьми. Остаётся только вопрос — как? — и он-то и раскрывается на протяжении книги. Ненавижу такой подход! Если он где-то и оправдывает себя — то только что у Кинга.
На самом деле, я всегда знал, что Кинг мне понравится, но всё не начинал и не начинал читать — ждал, чтобы понять больше. Теперь же начал, просто по порядку. И, знаете, не пожалел.
Печально только, что любое кино по Кингу оказывается намного и намного хуже оригинала. Исключением можно считать "Сияние", но, во-первых, я пристрастен и люблю фильмы Кубрика больше прочих, а, во-вторых, "Сияние" скорее по мотивам, так много в нём отступлений.
Может быть есть какие-нибудь ещё хорошие экранизации, не знаете? Без потерянной к лешим атмосферы.

В казуальной онлайн-игре ввели бессмысленную систему кланов, и я создал свой. Он называется "о ДАЛЬТОНИКИ о" и посвящён всем, кто любит кружочки и не понимает, почему никому не нравятся некоторые сочетания цветов. Например, фиолетовый и оранжевый. Или красный и зелёный. И эмблема у него — концентрированные кружочки, красный и зелёный. По правде сказать, эмблема появилась раньше названия и идеологии. Но мы не о том.
Кроме трёх моих же персонажей туда случайно затесался живой человек! Не представляю, откуда он обо мне узнал — но теперь он в моей власти, муахахаха! И даже сдал на нужды общего дела тыщу игровых денег. Теперь я (с двумя альтер-эго) несу за него ответственность.
Какое бесконечное счастье — иметь последователя.

Когда кто-то из моего окружения начинает любить игры Айс-Пик Лодж, читать "Чуму" или слушать Щербакова (знакомьтесь, мастер ассоциативных рядомрядов), во мне рождается один котёнок. Очень странная ассоциация, забудьте про котёнка. Щербаков тоже слишком известный, хоть и в своей сфере, так что общий подразумевавшийся общий признак выскажу вслух: очень приятно делиться никому не известным контентом. Под "никем" в данном случае подразумевается случайно вырванный с улицы человек... Слушайте, давайте я просто и без предисловий дам вам ссылку, не выходят у меня сегодня предисловия!

Вкратце: сие есть очень хорошая экранизация хорошего фантастического рассказа. Она наглядно показывает, что получить диплом режиссёра сложнее, чем снять фильм, который будут крутить в кинотеатрах. Прочитать о ней можно ЗДЕСЬ, и там же оно впервые показано публике. Вы — примерно вторые, кто это видит. Ну, если потратите на это полчаса жизни; или больше, если считать мысли после просмотра.

Режиссёр: Ильшат Рахимбай.

Первоисточник: Леонид Каганов, "Гастарбайтер", 2010

И сюда ещё.
Я давно собирался реанимировать свой старый добрый недокомикс, но всё как-то руки не доходили и смешных шуток не придумывалось. То есть не то, чтобы придумалось в этот раз что-то оригинальное, но конкретно в такой трактовке я не встречал.
[600x700]

1) Жадные взгляды ощупывают меня с ног до головы так, что хочется морщиться. Люди, самые разные, самые обычные люди собрались в этом тёмном зале. Они больны. А я — а я объявил им со сцены, что умею лечить.
Мне хочется сказать, что я ошибся, что меня с кем-то перепутали, но я продолжаю улыбаться. Мне больно от надежды, загорающейся в недоверчивых тусклых глазах, но у меня нет пути назад. Я машу рукой, я их последний шанс. Я должен хотя бы попытаться.
Прохожу по рядам, пересиливая внутреннее сопротивление. Нельзя вечно убегать! Нужно что-то сделать — но что? Люди молча смотрят на меня. Они обречены. Или нет? Возможно, болезнь пройдёт сама. Кто-то, конечно, не выздоровеет — но тут уж как повезёт. В старину бессильные доктора оставались неразоблачёнными, потому что даже от чумы, даже от проказы умирали не все. Кто-то всё равно вылечится — и мне не останется ничего больше, чем взять на себя заслугу чьих-то сильных организмов.
А даже если никто не вылечится, если погибнут все — это будет не скоро. Что-то может произойти. Я могу исчезнуть. Правда?
Я хожу по рядам и касаюсь людей. Я кладу руки им на плечи и заглядываю внутрь. Такие разные люди, такие разные плечи! Они тоже касаются меня, протягивают руки, и мне приходится вспоминать, что болезнь не передаётся касанием, приходится успокаивать себя — потому что на моём спокойствии держится вера этих людей. Эффект плацебо, слышали о таком?
Я держу плечи и заглядываю пациенту внутрь. Я вижу лёгкие и всю дыхательную систему: зараза там. Дышать аккуратно! Багровые комки, которые затрудняют дыхание и жрут изнутри, которые уничтожают лёгкие — я обращаюсь к ним. Я прошу болезнь уйти, прошу оставить в этот раз её жертв. Я не имею силы приказывать — я только прошу.
...Больных оказывается гораздо меньше, чем мне запомнилось. Несмотря на то, что казалось, что я не делал ничего: и со стороны, и мне — я бесконечно устал. Почти падаю от усталости. Я сделал для этих людей всё, что мог. Их жизни не в моих руках и не были в них. Я могу лишь дарить фальшивую надежду.

2) Бег, бег, бег. Мы бежим по лестнице вдвоём, но двое врагов преследуют только меня — не знаю почему, просто так получилось, или даже знаю, это не важно. Вот предпоследний этаж высотного дома, здесь, на лестничной площадке без квартир стоит письменный стол, а на нём — чёрный дисковый телефон. Здесь мне приходится остановиться и вступить в потасовку. Наконец, я скидываю одного преследователя вниз; он цепляется за штанину отставшего на пролёт второго, хватается за бетон, поднимается снова. Двое дерутся со мной, но _она_ помогает мне; преследователи будто не замечают _её_, и _она_ может наносить им слабые удары, помогать мне. Наконец, мы сбрасываем вниз обоих. Вдвоём мы поднимаемся на последний этаж и выходим на крышу здания. Мы победили? Но что же дальше?
Надрывно, металлически снизу звонит телефон.
_Она_ в ужасе, да и я чувствую себя неуютно. Я даже не уверен, что телефон к чему-нибудь подключен! Мы так долго поднимались сюда — и ради чего? Или этого было достаточно — подняться? В любом случае, нам снова нужно вниз. Я предлагаю спуститься по деревьям или водосточным трубам, но _она_ отвергает это предложение. Снова лестница! Потому что мир сейчас не на нашей стороне — если рисковать, то мы сорвёмся. Это научно доказано.
А на выходе нас, разумеется, поджидают. Те же люди, теперь их намного больше, и главный теперь с ними — нахальный, наглый, красивый. Лохматый.
_Её_ снова не замечают, а в меня вцепляются десятком рук. Вырываюсь, вырываюсь — вырываюсь! Тяжело бегу, оставляя им обрывки плаща. Один из них хватает саквояж — и у меня в кулаке остаются только ручки. Могу лишь скрипеть зубами: без саквояжа — никак, только и вернуть его сейчас не получится. А если отвлечься — будет так, что никакой саквояж не понадобится.
Мы бежим вдвоём, и встречаем третью, светлую, тонкую, призрачную. Она начинает выспрашивать, но времени нет. Остаётся только бежать дальше; наша цель — четыре высотных дома, стоящие квадратом. А нас снова догоняют; свежие, отдохнувшие. Мы сражаемся за всё; мы всё поставили на кон, но и они — тоже.
Мы вбегаем в дом, и, стоит пробежать лестничный пролёт — как врываются преследователи. Мы не успеваем! Я бегу вперёд, потому что дело должно быть завершено; даже если _её_ и вторую схватят — я должен добежать. Если их схватят — мы выиграем время.
Врезаюсь в случайного человека, жившего здесь, и приходится толкать его вниз — под ноги преследователям.
Я устал, ноги ватные. Я не могу бежать, тем более — по лестнице. Меня скоро догонят — но я не имею права останавливаться.
На последнем этаже я вырываюсь из окна — и прыгаю на окно дома напротив, стоящего очень близко. Мои преследователи сзади, стёкла осыпаются — но во втором доме тоже есть кто-то из их группы! Они предусмотрели моё поведение. А _она_ — в их руках. Я понимаю, что даже не знаю _её_ имени. Могу кричать ей только — "Самозванка!" Это слово давно потеряло первоначальный смысл.
Я ползу по карнизу, а руки изнутри дома пытаются схватить меня. Я с Читать далее...

На моей работе (в продуктовом магазине) в конце лета начали продавать обогреватели. Всё лето продавали вентиляторы, горы вентиляторов, огромные пирамиды из коробок с вентиляторами — а потом подул восточный ветер (простите), и людям стало нужно тепло. Вообще-то тепло было нужно и раньше, и люди нередко приходили в его поисках — но некие внутренние правила позволили начать вручать обогреватели только во второй половине августа.
За несколько дней до увольнения, когда я работал почти один, пришёл некий человек и заявил, что его обогреватель недоукомплектован. Отсутствуют какие-то металлические усики, мельчайшая деталь для крепления, без которой агрегат есть просто совокупность кусков железа; чтобы он хоть как-то держался без этих креплений, его нужно в лучшем случае обмотать скотчем. Термостойким, ага. А у человека такого скотча не было, и он желал себе положенных усиков-креплений.
Вопрос сей был болезненный и нерегламентированный, решённый разве что для мультиварок. Если в мультиварке чего-то нет — для неё есть запасные детали в ящике магазинного стола. Случается такое. А с обогревателями — скорее нет. То есть да, очевидно, но об этом обычно молчат. Обычно требуется спросить разрешения у каких-нибудь руководителей, и те всегда разрешают; но как же без него? С другой стороны, покупатель прав, и без креплений ему не прожить. С третьей стороны, любой может прийти и сказать, что у него не было усиков, и с этим ничего нельзя сделать, потому что техника никак не проверяется, а наличие усиков гарантируется. И вот чего из этого следует.

Для помощи покупателю крепления пришлось оторвать от другого обогревателя; и так было и будет всегда, только обычно спрашивается добро у руководителя, а мне пришлось страдать самостоятельным решением. Покупатель ушёл радостный, теперь у него будет тепло. Но.
Следующий покупатель возьмёт следующий обогреватель — но у него тоже не будет креплений. Они унесены предыдущим, разумеется. И у следующего — без каких-либо манипуляций — тоже не будет тепла. И хочется ещё верить, что у него хватит духу заявиться в магазин и попросить себе усиков, потому что у меня вот бы могло бы не хватить, потому что ну любой ведь может и как я докажу. А если духу всё-таки хватит, то эта цепочка продолжится, потому что см. выше. И отсутствие тепла будет передаваться.
(Наверно, правильно в такой ситуации не продавать очередной безусый обогреватель, и заявить какому-нибудь производителю о недокомплекте, но это же убыток, а вечный цикл — нет. Кажется, я нашёл пробел в своей логике, но поздно. В любом случае, кара может снизойти на того, кто оформит очередной обогреватель в брак. По крайней мере, без разрешения руководителя)
Как хорошо, что через несколько дней я ушёл оттуда и не принял дальнейшего участия в перерождении усиков.

Во всём этом гарантированно есть высший смысл, но я его объяснять не буду, потому что меня и так уже в спгс обвиняют, позор какой.
Просто включу наш обогреватель, ибо дует и холодно ногам. Интересно, каково здесь будет при минус тридцати? Наверно, обогреватель уже не будет справляться.

Помню, как собирался на парад Дня Святого Патрика, в одиннадцатом ли году или двенадцатом, но вряд ли — раньше. Помню, изготовил значки с четырёхлистным клевером, и был их десяток. Большие значки, заметные.
Помню, как тогда, в одну из первых ещё поездок в Москву встретился со всеми, с кем хотел встретиться, и не встретился только с одним из них. И всем, кому хотел, подарил по значку, хоть бы мы с теми людьми и не были знакомы — точнее, они меня не знали. И у каждого был такой значок, и бейдж этот должен был принести удачу.
Последний, девятый, предназначавшийся тому, с кем не удалось встретиться, я отдал человеку, показавшему мне дорогу до МКАДа. Он в шутку попросил тот, что носил я, и не ожидал, что я отдам такой же. А мой квест в столице был завершён.

Десятый значок я долго носил на себе. Не знаю, принёс он мне удачу или нет. Но однажды, уже в Питере, во время прогулки с ещё одним замечательным человеком, значок соскользнул и исчез — предположительно, на Исаакиевской площади. Мы даже вернулись и искали, но значок уже выбрал себе нового хозяина.

Не знаю, исчезла ли с ним часть моей удачи. Думаю, что всё-таки нет.
Интересно, сохранился ли у кого-нибудь четырёхлистный клевер?

Болезнь... Болезнь чрезвычайно заразна.
В данный момент сыворотки в городе нет.
Сыворотка и другие средства ожидаются только с регулярным поездом.
Будьте осторожны!
Обращение к жителям города
Болезнь неизлечима. Сыворотки не существует. Скорее всего, из столицы сыворотку не пришлют.
Секретная нотация для врачей и представителей всех уровней власти

Когда собираешься в импровизированный морг, да ещё и морг начала двадцатого века, интуитивно ожидаешь увидеть мрачные подземелья с закопчённым потолком, тесноту и антисанитарию. Сапогами, густо обмазанными осенней слякотью — по сухим саванам в жёлтых разводах. Но нет.
Здесь же раньше был театр... Здесь и сейчас театр, слишком неестественны позы и слишком быстро чума пожирает город. Всё же понарошку, верно?
Лепрозорий разместился в помещении бывшего театра. Впрочем, поговаривают, что ночью здесь всё ещё проводятся представления, на которые не пускают детей. Больница, не морг — распорядитель не устаёт напоминать, что мы всё ещё живы, что мы всего лишь зачумлённые.
Потолок теряется в облаках, окна огромны и пропускают через себя солнце, а саваны белоснежны, за редким исключением. И всё медицинское оборудование стерильно.

Ещё до того, как мы заразились (нехудожественная часть, которая всё объясняет, но многабукафф)

Так я здесь и оказался.
Наконец, пришёл и мой черёд.
Это история о том, как я заразился чумой.

Ты лежишь, накрытый до подбородка тонкой простынёй, на твёрдом полу, и любое движение причиняет тебе боль. Ты чувствуешь справа и слева чужие руки, тёплые, дёргающиеся, болезненно-мягкие, но не можешь даже повернуть голову, чтобы узнать, кому они принадлежат. Когда они перестанут шевелиться, ты не сможешь понять, заснул их обладатель или... или нет.
Всё твоё тело болит, его покрывают кровавые язвы, красные и чёрные. Ты был рабочим фабрики или продавцом в мясной лавке, твой дом выходил окнами на самый красивый в городе сквер, и в нём всегда звучал детский смех. У тебя была жена, дети... а сейчас и ваш дом, как тебя, покрывают гнойные пятна. Дом болеет, земля болеет, город болеет... Но тебя это уже почти не беспокоит, ты не можешь думать ни о ком, кроме себя, и о себе тоже не можешь. Боль стала тобой.
Очень твёрдо лежать.
Вокруг шуршат лёгкие шаги врачей и сестёр милосердия, а за ними — тяжёлая поступь инквизиции, надзирателей. Деревянные доски резонируют от ровной поступи солдат, и тебе от этого не очень удобно. Как будто это ещё имеет какое-то значение.
Пожалуйста, пожалуйста, не подходите ко мне, просишь ты, но из твоей глотки вырываются только хрипы и стоны. Я ещё живой, и я выживу, только не трогайте меня. Пожалуйста.
Ты не видишь ничего, кроме узкого серпа деревянного потолка, сквозь полу разомкнутые веки. Давно, ещё в одной из прошлых жизней, на нём был квадратик солнца, отражения отражения, но солнца больше нет.
У них нет больше лекарств, но он(а) походит к тебе. Ты чувствуешь тепло рук — живых, здоровых, защищённых — даже через перчатку. Руки трогают твою шею, и это приятно, руки, двигают твои веки, но картинка не меняется. Рукам не понравился твой пульс. Руки вздыхают, хотя давно могли бы привыкнуть, тут же везде такие, как ты. Руки накрывают тебя твоим саваном полностью. И уходят. Ты списан со счетов и довольствия.
Доктор вдали, уже другой, что-то кому-то объясняет, диктует обращение к жителям — что им нужно делать, чтобы не стать такими, как ты.
Ты видишь только белый полотняный потолок, очень низкий и мутный. Всё более мутный.
Ты хочешь кричать, но твои лёгкие согласны только на стон.

Epilogue

ИЗОБРАЖЕНИЕ