Шесть лет назад я придумал себе музыкальный проект. Назывался он "100 плохих песен". Идея была в том, чтобы не переписывать постоянно песни, а на вдохновении быстро их заканчивать и больше не трогать, чтобы не впадать в ступор перфекциониста. Проект не удался, я написал только 45, но разрешив себе писать плохие песни, я сдвинулся с места и наконец-то сделал что-то... Даже если это просто куча мертворожденных набросков. Впрочем, некоторые из них получились действительно неплохими.

Иногда мне кажется, что я пошел несколько дальше и разрешил себе также делать некоторые плохие вещи. Представьте себе такое: текущая жизненная ситуация тебя не устраивает, но ты не знаешь, чтобы такого сделать, чтобы из нее выбраться. Никакого внятного разумного и хорошего действия нет, кругом сплошной цугцванг -- ничего не делать плохо, а все что приходит в голову сделать тоже плохо. В такие ситуации я, конечно, попадаю -- но теперь я просто беру и делаю плохие вещи, чтобы разорвать цугцванг. Даже если я отдаю себе отчет в том, что это сделает мою жизнь хуже. Просто приняв решение и сделав что-то, я понесу ответственность за последствия, и, таким образом, буду больше контролировать ситуацию.

Это запись номер сто. Она специальная. Сегодня нам нужно поговорить о Рокантине и Илье.

Рокантин

Когда мы встретились с Рокантином, он уже был вполне себе поломанным молодым человеком. Во всех смыслах. Кличка его взялась, как вы догадываетесь, не просто так. Он то вечно конфликтовал со всеми, то попадал в опасные для жизни драки, то употреблял все "влажное питерское", что можно было достать в городе. Короче был парнем наглухо отбитым, но очень творческим и интересным -- писал, говорил по-итальянски и французски, делал очень странную музыку и никогда не боялся высказывать общественно порицаемые идеи. Сошлись мы на том, что я пошатнул его агностичиские взгляды и начал переманивать на сторону атеизма.

История его была очень странная -- он был нормальным парнем, просто немного с придурью. Но однажды ему как-то проломили череп, и он лежал в коме бог знает сколько. А вернулся из комы совершенно отбитым, и, кажется, совсем потерял способность следовать каким-либо правилам. Он вообще стал настоящим анархистом и перестал подчиняться кому-либо. Эта его способность меня и привлекала. Неудивительно, что он со всеми конфликтовал и постоянно попадал в драки -- однажды мне пришлось самому вступать в переговоры с "реальными пацанами", которые его хотели отмутузить.

Когда он попадал в драку, он мне всегда слал фотки: вот сломанная рука, вот нос, вот какие-то фингалы под глазами. Я слал ему в ответ фотки голубого неба.

Помимо прочего он написал книжку про нелегальные путешествия поездами по Италии. Автостопа в Италии нет, так что всяким вольным путешественникам остается только безбилетный проезд и упражнения в красноречии. Про Италию и путешествия с пустым карманом он знал очень много, и я договорился с ним летом поездить немного по Европе. Без нарушений законов и правил такого бы точно не получилось, и мне хотелось посмотреть, как это у него работает -- берешь и делаешь плохие и неправильные вещи. Потому что можешь.

Никуда поехать летом у нас не получилось. Рокантина сбил поезд.

Про некоторые вещи мне больше не у кого спросить. Про некоторые -- больше некому рассказать. Когда я захожу в поезд или трамвай, я всегда оплачиваю проезд. Если со мной пьяные друзья, которые не заплатили за проезд, я украдкой плачу за них.

Осталась только вот одна видеозапись, где мы с ним вместе играем и поем Чижа "О любви". Песню эту, конечно, полагалось бы спеть где-нибудь на вокзале в Порто, Барселоне или Риме, ну или хотя бы в Милане. Но теперь мне уже не хватит духу.

А не спеть ли мне песню о любви?

Илья

Вместо тусовки с Рокантином я поехал по Европе сам. Немного спал на вокзалах, немного на набережных, немного в автобусах, но ничего экстремального: всегда покупал билет, снимал хостелы и имел запасной план. Так я добрался до Амстердама.

В Амстердаме я встречался с В, чтобы выпить с ней кофе. В этом и был смысл моего путешествия через всю Европу. С ней у нас было что-то странное -- когда-то мы вместе ходили на джазовые вечера в Петербурге, пили вместе вино, оба врывалась в науку и профессионально уважали друг друга. Ничего особенного я от нее не хотел, хотел просто встретиться и выпить кофе, поболтать о жизни. И вот, спустя четыре года, я вижу ее всю задерганную, суетливую и раздавленную. Я вижу испуганную и забитую тень вместо настоящего человека. Как дела -- да все нормально, как обычно, делаем то, делаем сё, вот публикуем статьи, вот думаю подавать на гражданство, вот живем с мальчиком... Мы с ней ходили в парк, она рассказывала про микродозинг лсд для эффективной работы, про публикации, про отношеньки, про деньги, про работу, а я слышу только: стресс, стресс, стресс, наркотики, стресс, стресс, наркотики.

Илья был ее бывшим мальчиком. Помимо прочего он был моим товарищем, крутым ученым и очень талантливым чуваком. От него я узнал фразу "непростительная ошибка".

-- Я признаю, я сделал неправильно, это непростительная ошибка.

-- Все нормально, Илья, все ошибаются.

-- Нет, это непростительно. Я сейчас же все исправлю, прошу прощения. Не понимаю, как я мог допустить такое.

-- Расслабься, это же мелочь. Все в порядке.

-- Да, разумеется. Я прямо сейчас все исправлю и больше этого не повторится.

Мы с ним вместе работали два года. Работать с ним никто особенно не хотел, потому что собственную требовательность к себе он распространял на и на других тоже. Когда другие не соответствовали его ожиданиям, он в очень аккуратных выражениях деконструировал собеседника. Выражался он точно, изысканно и немилосердно. Если вас так критикуют -- ох, держитесь. Держитесь и повторяйте про себя "моя работа -- это не я, моя работа -- это не я", а то можно принять все на личный счет, не выдержать и расплакаться от обиды.

Впрочем, меня он почему-то особенно не критиковал. Может, потому что я соглашался с критикой и старался исправить. А может, потому что я помогал ему думать. Иногда у меня получается задавать хорошие вопросы. Так мы и работали -- он изобретал, а я задавал ему наводящие вопросы, чтобы он мог изобрести на них ответы.

Помимо этого, он был серьезно болен. Действительно серьезно болен. И вот мы сидим с В. в парке, а я беспокоюсь за здоровье Ильи и спрашиваю ее, как он поживает. Она спокойна. С ним все в порядке, вот только-только переписывались, он бросил аспирантуру в России и едет куда-то в Европу. Тоже уезжает из России... Почему ученые уезжают из России? Почему так плохо приживаются там? Почему ищут что-то?

Мы горим, как спички.

Глаза у В. такие, будто она то ли все время плачет, то ли за ноутбуком по 16 часов в день. На следующий день я просыпаюсь с похмельем, а она уже работает. Если бы я верил в бога, я бы помолился за то, чтобы у нее перестали дрожать руки, чтобы ее тихий, надтреснутый голос опять обрел силу. Чтобы ее суетливый, блуждающий взгляд стал сильным, прямым и честным.

Больше с В. мы не встречались. Я вернулся в Париж, а оттуда поехал домой. Неделю не выходил из дома. Через некоторое время она мне написала, что Ильи больше нет.

-- как?

-- сам.

Как и положено рок-звезде, ушел он в 27 лет.