I am Jack's wasted life

 

Кто сказал, что секс и котики -- это банально?

Сначала мне приснилась экстремальная работа в должности палача-дуэлянта, держащего на мушке одержимых дьяволом кошек в самую трудную, последнюю ночь перед казнью, когда чуя близкий конец, животное способно проявить недюжинную сообразительность, ловкость и реакцию и легко убить тебя.

Потом -- просто скромное наряжание новогодней гостиничной елки в качестве ролевой прелюдии перед сексом со шлюхой. Кажется, она стеснялась намекнуть мне, что прелюдия затягивается. Бывает же такое.

 

 

Идиотов не посещает вдохновение.

Вдохновение умирает вместе с последним дендритом. Он отчаянно пытается дотянуться хоть до чего-нибудь, но мы с незримым наблюдателем только тихо напеваем:

-- Есть еще здесь хоть одно дендритное дерево?

 

Дергаясь в спасительной агонии, последний дендрит прорастает, прорубая путь из ниоткуда в никуда.

И за углом его поджидает вдохновение.

То ли божественное вмешательство, то ли скромная награда за первобытную волю к жизни.

 

 

Внимание -- эта часть написана с закрытыми глазами.

Чтобы правильно понять задумку автора, читать необходимо тоже с закрытыми глазами.

 

Удивленно скривившись (я -- лицо недоверия), критически оглядываю происходящее и вновь зову на помощь скептика.

Ухмыльнувшись набок, он позволяет мне сжечь в пепельнице и текстовый редактор, и его содержимое вместе с ним, а сырой прах свежей прозы рассеять по рабочему столу и комнате.

Он залетает во все углы, в кружки на столе, оседает на рубашке и заполняет мои легкие.

Он заполняет мою жизнь.

Иными словами, прах свежей прозы -- это то, чем я дышу.

 

Он разрешает сделать еще одну вещь -- жить с закрытыми глазами. Может быть, когда ты перестанешь наконец обращать внимание на эти глупые зрительные образы, твой мозг проснется, потянется и продолжит многолетнюю дуэль с живой изгородью сознания. Мы с незримым наблюдателем только содрогаемся, глядя, как бритвенный терн разрывает мягкую поверхность его кожицы.

Но это единственный путь к тому, чтобы удовлетворить собственное желание перестать быть бесполезным.

И к праву думать о том, что я в силах отказаться от зрительной какофонии во имя чего-то настоящего.

 

И тогда, быть может, безумный интервьювер спросит меня, как я умудряюсь так гениально попадать в ноты.

А я отвечу, что всего-навсего не имею ни права, ни возможности ошибиться, потому что мой выбор уже был совершен.

И он предопределяет мое поведение.

 

Уже был совершен.

И уже предопределяет.