***

 

Вернувшись в спальню, Орион  подтащил Лезандера к своей кровати. Когда они присели, он спросил:

— Лез, что произошло на озере? Все это время ты ведешь себя ужасающе тихо.

Вампир неуверенно взглянул на него.

— Это сложно объяснить. Я… я видел сон, наверное. — Он нахмурился. — Но  я не должен был видеть снов, если они наложили на нас сонные чары… Когда мы выплыли из озера, все прекратилось, и поначалу я очень запутался: не мог вспомнить, что происходит и где я был.

Орион  с облегчением улыбнулся.

— Так это был всего лишь сон? Ну тогда не о чем беспокоиться, Лез!

— Возможно, — неловко произнес Лезандер, а потом пронзил  Ориона обеспокоенным взглядом. — Но что, если это было нечто другое? Я не должен был видеть снов… — тихо прибавил он.

Орион  проникся беспокойством парня  и решил его успокоить.

— Ладно, о чем был этот сон?

— Он был кошмарным, — вампир отвел взгляд. — Я видел заполненное телами поле битвы. Я мог чувствовать витавшие в воздухе ароматы крови и трупной вони… было так темно… и столько криков боли, столько вспышек заклинаний повсюду…

Орион  взволнованно схватил парня за плечи.

— Думаешь, это было видение? Что ты видел битву, которой еще суждено произойти в будущем? Темные победили?

Глаза Лезандера вспыхнули и он строго ответил:

— Здесь нечему радоваться, Орион! То поле боя было пропитано запахом смерти, но даже не это волнует меня, не это приводит меня в такой ужас… Я и раньше видел смерть, она ничего не значит для вампира… — Он решительно схватил парня за плечи. — Это тебя я там видел. И ты был абсолютно другим…

— Что ты имеешь в виду? — Орион  нахмурился. — А ты видел рядом со мной кого-нибудь еще? Наших друзей? Воландеморта? Дамблдора?

Вампир покачал головой.

— Нет, среди многих я смог различить только тебя. Битва была такой ужасающей… маг против мага, еще и магические существа, но никого из них я не мог разглядеть четко… Я видел только тебя… — Он сильнее вцепился в Ориона и решительно произнес: — Ты изменился, ты перестал быть собой… ты убивал и смеялся! Я видел, как, смеясь, ты уничтожаешь сотни людей! — Лезандер встряхнул его и сказал сердито: — Ты был сумасшедшим! Я видел, как ты использовал ужасающие темные заклинания, о существовании которых я даже не подозревал, и ты наслаждался этим… все твое существо выражало полное удовлетворение, тебе это нравилось! Твои глаза были абсолютно черными, полностью черными… Ты был полон тьмы, я чувствовал это внутри тебя, как будто что-то завладело тобой… — Вздрогнув, он продолжил: — Твоя аура была абсолютно черной, ошеломляюще мощной, но совершенно черной… и ты не останавливался… все продолжал и продолжал убивать…

Нахмурившись, Орион  выпустил плечи Лезандера. Он взглянул на парня и неуверенно произнес:

— Это был всего лишь сон.

— А если нет? — раздраженно огрызнулся вампир. — Такого не случалось со мною раньше. Может, это все сонные чары… погрузили меня в некое состояние транса. Не знаю… но то, что я чувствовал… — Он покачал головой. — Это не было похоже на сон, Орион. Я абсолютно ясно воспринимал окружающее… я мог чувствовать вкус крови, слышать крики, ощущать магию… А если я видел один из вариантов дальнейшего развития событий? Как предупреждение, во что ты можешь превратиться?

Орион  только равнодушно пожал плечами, хотя и сам был крайне обеспокоен. Что бы это значило? Неужели это было настоящее видение? И что произошло с ним? Почему, по словам Лезандера, он изменился? Убивал и смеялся? Наслаждался происходящим? Был окружен черной магической аурой?

Лезандер жестко схватил его за плечи.

— Нельзя так просто пожимать плечами, Орион! Если это настоящее видение, то все это очень серьезно!

— А что еще я должен сделать? — раздраженно ответил тот. — Ты только и можешь сказать, что я изменился, что перестал быть собой. Я вряд ли смогу сделать хоть что-нибудь без какой бы то ни было информации! А еще, намного важнее знать, победили ли Темные! Ты можешь сказать, кто выиграл?

— Нет! Черт побери! — прорычал вампир. — Это абсолютно не важно!  Важно предотвратить то, что может с тобой произойти!

Вздохнув, Орион  осторожно произнес:

— Скорее всего, все это ничего не значит, Лез. С чего бы мне превращаться в нечто подобное? Я никогда бы не стал смеяться во время поединка, а относился бы к этому серьезно, и я не стал бы наслаждаться убийствами. — Он неуверенно нахмурился: да, он действительно не любил убивать, но зато ему нравилось использовать свою темную магию, пусть даже и в разрушительных целях. И чем темнее были заклинания, тем больше удовольствия они приносили… но ведь это происходило со всеми темными магами. В конце концов, в этом и состояло очарование Темных искусств… и, разумеется, в этом не было ничего плохого, если маг умел себя контролировать.

— Я знаю, — Лезандер немного успокоился, — но прошу, будь осторожен. Мы не знаем, что все это значит. Может, это был всего лишь сон, а, может, и нет. Но, в любом случае, сейчас ты обо всем знаешь и можешь внимательней следить за происходящими в тебе  изменениями.

Орион  улыбнулся.

— Хорошо, я прослежу за этим. Ну, в самом-то деле, Лез, ничто не в состоянии изменить кого-то подобным образом. Не беспокойся.

Лезандер неуверенно вздохнул и вернулся в свою кровать. Орион отбросил в сторону навязчивые мысли о его загадочном сне и  нырнул под одеяло. Набросив заглушающие заклинания, он вынул медальон Тома.

Кратко пересказав ему события второго испытания и приняв в свой адрес гордые поздравления, он наконец-то смог поведать Тому о том, что произошло между ним и Воландемортом после совещания Темных союзников. На зимних каникулах он перечислил только обсуждаемые в ходе встречи вопросы, но был слишком взволнован, чтобы рассказать о поцелуе. Теперь же он смог полностью открыться ему, не скрывая ни единой детали. Он хотел расспросить Тома о некоторых вещах, но такой реакции на свои откровения он никак не ожидал.

— Ты любишь меня? — тихо спросил Том, выслушав нервный рассказ Ориона.

Тот уставился на него дикими глазами и выдавил из себя только изумленное:

— Что?

Том молча рассматривал его, а потом сказал:

— Там, в Тайной комнате, когда ты гневно высказывал мне свои обвинения, ты проговорился. Ты сказал, что заботился обо мне. — Взглянув на парня, он тихо добавил: — Что ты практически полюбил меня.

Орион  заерзал и отвел взгляд от темно-голубых глаз Тома, а потом нерешительно произнес:

— Я забочусь о тебе… возможно, даже больше, чем о ком-либо еще, за исключением моего отца. Э-э… ты мой самый старый друг…

— Но любишь ли ты меня? — более настойчиво спросил Том.

Орион  повернулся, чтобы взглянуть на него, и увидел, как пристально следят за ним глаза Тома, призывая к честному ответу.

— Это абсолютно неважно, люблю я тебя или нет, — нахмурившись, тихо ответил он.

Прищурив глаза, Риддл сердито огрызнулся:

— Это важно для меня! Почему ты не можешь просто произнести это? Почему ты не можешь быть честным с самим собой?

— И что, если я люблю тебя? — так же сердито выпалил Орион. — Тебя нет на самом деле, не так ли? Ты просто запертый в медальоне кусок души! Даже если бы я любил тебя, то все равно мы никогда бы не смогли быть вместе!

— Я существую! — яростно зашипел Том. — Я — Лорд Воландеморт! И если ты хочешь меня, то вполне можешь меня заполучить! Просто признай, что именно ты чувствуешь ко мне! То же ты испытываешь и к нему!

— Я ничего не испытываю к НЕМУ! — рассерженно выплюнул юноша. — Только к ТЕБЕ!

— Что ты чувствуешь? — Том продолжал нетерпеливо давить на него. — Скажи мне! Ты любишь меня или нет?

— Да! — сердито рявкнул Орион. — Да, люблю, в некотором смысле! И из-за этого я тем более жалок! Ты как плод моего воображения, который никогда не станет реальностью! Хочешь, чтобы я по уши погряз в этом, Том? Чтобы осознавал, что страстно желаю того, кого у меня никогда не будет? Хочешь, чтобы я страдал из-за тебя? Потому что я и так страдаю, с тех самых пор, как узнал о твоей настоящей личности, поняв, наконец, что все это время я хотел того, кого никогда не существовало, а реальная версия никогда не полюбит меня в ответ. Но я поклялся себе забыть об этом! Я знаю, что никогда не смогу быть с тобой, поэтому похоронил это желание!

Том, торжествующе ухмыляясь, смотрел на него, что еще сильнее разозлило Ориона. Он яростно выплюнул:

— И по какому поводу ты ухмыляешься? Считаешь, что это забавно? Что мои жалкие чувства к тебе дают повод для веселья? Что…

— Орион, я тоже хочу тебя, —  мягко прервал его Том. — Я уже давно понял, что мы должны быть вместе, но, наконец-то, ты признался в этом самому себе.

— И в чем разница? — юноша  покачал головой, не желая ничего слушать, уже заранее смирившись с бедственным положением дел. — Ведь ты — все лишь медальон…

— Я — Темный Лорд, — сурово произнес Том. — То, что ты чувствуешь ко мне, ты должен чувствовать и к нему, потому что мы одно и то же. И если ты любишь меня, то любишь и ЕГО! Потому что я — там, глубоко внутри него. Он — это тот же я, приобретший  несколько десятилетий опыта, которые изменили его, но его душа — это моя душа, и моя сущность — тоже его.  И если уж ты смог пробудить эмоции во мне… — Он замолк, а потом тихо продолжил: — Если даже я полюбил тебя, то ты сможешь заставить и его влюбиться в тебя. Если ты будешь с ним, мы сможем быть вместе.

Орион  взглянул Тому в глаза и неловко спросил:

— Э-э… ты меня любишь?

— Да, — с теплой улыбкой тихо ответил тот.

Сердце парня сделало кульбит, но, покачав головой, он в отчаянии воскликнул:

— Но он не будет! Он не способен чувствовать хоть что-нибудь! Он уже слишком далек от этого!

— Тогда заставь его увидеть! — раздраженно сказал Том. — Заставь его хотеть тебя, заставь его заботиться о тебе! Я тоже не был способен испытывать эмоции, но я изменился. И он тоже еще может измениться.

Орион  залился безрадостным лающим смехом.

— Лорд Воландеморт, который заботится обо мне? Да он скорее запытает меня до смерти, чем почувствует ко мне хоть что-нибудь. И чтобы я полюбил убийцу своей матери? Одно дело — быть на его стороне, и совсем другое — любить того, кто причинил мне так много боли!

Проигнорировав выпадку, Том строго произнес:

— Он не станет любить тебя ласково или нежно. Я бы тоже не стал. Но он вполне способен на чувства. Конечно, он может не показывать их, скрывая свою истинную сущность за холодным и равнодушным внешним видом, но он может любить также по-настоящему, как и любой другой, если не больше, потому что его любовь будет всепоглощающей. Если ты сможешь пробудить в нем эти чувства, эмоции, которых он никогда и ни к кому не испытывал ранее, он никогда тебя не покинет. Он сделает так, чтобы ты безраздельно принадлежал только ему. Не этого ли ты всегда так хотел? Вечной любви?

Юноша вздохнул и запустил пальцы в волосы.

— Да, Том, но я не хочу неразделенной любви. Даже если я смогу обмануть себя мыслями о том, что он еще не безнадежен, что я смогу изменить его, чтобы он стал более похожим на тебя, только из-за моих чувств к тебе… — Он проглотил ком в горле. — Если я окончательно разрушу барьер между вами, который воздвиг в собственных мыслях, и позволю себе перенести мои чувства к тебе на него… Что случиться, если он обнаружит, что я могу к нему что-то испытывать? Что произойдет, когда он начнет использовать это против меня? Да он меня высмеет и раздавит!

Том осторожно вздохнул.

— Это будет не просто, но со временем он сможет признаться в этом самому себе. Я очень долго боролся со своими чувствами к тебе, но, в конце концов, принял их. То же самое произойдет и с ним. — Немного помолчав, он тихо прибавил: — А если я смогу поделиться с ним своими воспоминаниями, он поймет это быстрее.

Взгляд Ориона мгновенно вцепился в глаза Тома.

— Что значит, поделиться воспоминаниями?

— Когда ты отдашь меня ему, он начнет меня расспрашивать. Я и так планировал отдать ему все свои воспоминания о тебе, да и он, уверен, попросит того же.

— И ты можешь это сделать? — глаза Ориона расширились.

— Да. У нас одна душа, и я — его… — Том запнулся, а затем сказал: — Есть заклинание, с помощью которого он сможет перенести к себе все мои воспоминания.

Юноша  нахмурился. И тут в его мыслях промелькнул лучик надежды.

— Том! А ты можешь… может ли твоя душа объединиться с его? Он уже объединял часть души из дневника с другой частью, с тобой ведь он может сделать то же самое! — взволнованно произнес он.

Покачав головой, Том строго сказал:

— Он никогда не пойдет на это, и я тоже этого не хочу.

— Что? А почему нет? — спросил Орион в замешательстве.

— Потому что я — его бессмертие, Орион, — спокойно ответил портрет. — И пока я существую, он не умрет, у него останется способ снова вернуться к жизни. Я не хочу объединяться с ним, потому что знаю свою ценность. Ты должен понять, что я воспринимаю его не как какое-то постороннее существо. У меня даже в мыслях никогда не было вытеснить его или начать отдельное существование. Он — это я, и поэтому я хочу, чтобы моя душа осталась в медальоне. Кроме того, даже если мы объединимся, он все равно не изменится. В его душе — самой старой, самой сильной — содержатся самые  свежие и цельные воспоминания. Если мы объединимся, он получит только мою память с момента нашего разделения, и это не изменит его личность. Он останется таким же, как и сейчас. А свои воспоминания я могу передать ему и без объединения, так что в этом нет никакой выгоды.

Юноша разочарованно вздохнул.

— Чудно. Не стану притворяться, что хоть что-то понимаю в этом расщеплении душ, да и ты в свое время отказался рассказать мне подробнее… — Взглянув на Тома, он решительно произнес: — Я забочусь о тебе, Том. Это не изменится.  Но ты просишь слишком много. Я не стану обращать к нему эти чувства, если найдется хоть единственная возможность этому воспрепятствовать. Это только ослабит меня, а ему даст возможность манипулировать мной. И чтобы я изменил свое отношение к нему, ему придется самостоятельно пробудить во мне какие-то чувства. — Он фыркнул. — А я искренне сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет.

Том нахмурился и глумливо произнес:

— Неужели ты такой правильный и благородный, что не можешь даже допустить мысли о том, чтобы полюбить  такого, как он? Разве я того не стою? Разве он этого не стоит?

— Ты — стоишь, — огрызнулся Орион. — Но он — совсем другое дело. Я просто совсем ничего к нему не испытываю…

Фыркнув, Риддл усмехнулся:

— О, разумеется, совсем ничего. И когда он тебя целовал, ты тоже ничего не чувствовал, да? А когда он прикасался к тебе, по телу не проходила дрожь? Когда он прижимал тебя к своему телу, разве ты не хотел его?

Юноша отчаянно покраснел и взволновано выпалил:

— Это… это всего лишь физическое влечение.

— Это желание! — нетерпеливо оборвал Том. —  Это стремление принадлежать ему! Он привлекает тебя! Признай же это!

— Это подростковые гормоны! — сердито возразил Орион. — И этого мало!

Риддл ухмыльнулся и хитро произнес:

— Но больше ни с кем ты не испытываешь того же, не так ли? Больше ни у кого нет такой притягательной магии, от которой твоя кожа так приятно покалывает. И это чувство единения, которое ты ощутил во время поцелуя, что заставило тебя почувствовать: ты принадлежишь ему. И то удовольствие, от которого ты застонал, когда он насильно тебя целовал, а ты охотно позволял ему это. Больше никто не вызывает у тебя такой реакции.

Каждое слово Тома будоражило юношу все сильнее и сильнее, оставляло все меньше уверенности в собственной правоте, но одна фраза заставила его сощуриться.

— Я никогда не говорил, что то странное секундное ощущение единения во время поцелуя заставило меня чувствовать, будто я принадлежу ему. На самом же деле я всего лишь сказал, что почувствовал, как что-то внутри пробуждается, будто пытается объединиться с чем-то еще, — огрызнулся Орион. Его глаза превратились в тонкие щели, и он с подозрением произнес: — Ты знаешь, что именно это было. И это не моя магия, так?

Приподняв бровь, Том ехидно улыбнулся.

— А чем еще это могло быть?

— Я не знаю, поэтому и спрашиваю у тебя, — отрезал юноша. Нахмурившись, он задумчиво прибавил: — Однажды ты сказал, что если я слишком долго буду вблизи него, он сможет обнаружить, что я — Гарри Поттер. Ты имел в виду физическую близость? Потому что, если так, то поцелуй определенно попадает под категорию близости, и… — Глаза Ориона расширились, и он в отчаянии выпалил: — И так он может узнать, что я и есть Гарри Поттер… Но как? Я не понимаю, как такое вообще возможно. — Пронзив Тома зелеными глазами, он выплюнул: — Ты обязан рассказать мне, Том! Довольно секретов! Что ты скрываешь от меня? О чем умалчиваешь?

Глаза Тома были полны веселья, и он вкрадчиво произнес:

— Почему же, Орион, у меня  нет от тебя секретов.

— Хватит лжи! — юноша был крайне раздражен. — Разве ты не видишь, как это опасно? Раньше ты беспокоился, чтобы он не узнал о моей истинной личности. Почему же теперь тебе все равно?

— Принимая во внимание последние события, я думаю, что для всех будет лучше, если он как можно скорее обо всем узнает, — ухмыльнулся Риддл. — Просто посмотри, что происходит, когда ты знакомишься с кем-то. Взять того же надоедливого Валуа, не говоря уже о твоем парне. — Гадко усмехнувшись, он произнес победоносным тоном:  — Когда Воландеморт узнает правду, он не выпустит тебя из поля своего зрения! Он наверняка заявит о своих правах, и ты никуда от него не денешься! И он заставит тебя признать, что ты принадлежишь исключительно ему!

Орион  озадаченно на него посмотрел.

— О чем это ты? Во имя Мерлина, что ты имеешь в виду? Почему он заявит о своих правах, когда узнает, что я — Гарри Поттер? — После секундной паузы он рассерженно огрызнулся: — И почему это тот факт, что я — Гарри Поттер, вдруг означает, что я принадлежу ему?

Том молча разглядывал его, удовлетворенно ухмыляясь.

Юноша сердито на него взглянул и глумливо произнес:

— Хорошо, Том, спасибо тебе, в любом случае.  Оставайся при своих секретах, но ты просто дал мне лишнюю причину, чтобы, черт побери, держаться подальше от Воландеморта. Будь уверен, что он и близко ко мне не подойдет, никогда! — Затем он в сердцах выпалил: — А что насчет поцелуев? Ха! Пока я жив, этого больше никогда не повторится! А насчет заботы о нем, потому что он — это ты, то можешь забыть об этом! В любом случае, сейчас ты мне не так уж и нравишься!

Взгляд Тома потяжелел, и он рассерженно зашипел:

— Говори, что хочешь, но, по правде говоря, у тебя просто нет другого выбора. Ты принадлежишь МНЕ, и Воландеморт заставит тебя это признать…

— Ох, Том, перестань молоть чушь! — яростно зашипел Орион. —  У вас с ним серьезные проблемы! Забудь все, что я тебе рассказал. Ты — всего лишь жалкий клочок души, который сам же и запер себя в медальоне, а он — не более, чем помешавшийся волшебник, который уже давно свернул не в ту сторону. Теперь-то я вижу, что вы абсолютно одинаковые, одержимы ложными представлениями о праве собственности на меня. И неважно, как сильно я о тебе забочусь, я не стану терпеть эти безумные заявления. Я просто буду жить дальше с тем, кто меня по-настоящему любит, даже не вспоминая о тебе или Воландеморте.

Он попытался закрыть медальон, когда, яростно сверкая темно-голубыми глазами, Том неистово закричал:

— НЕ СМЕЙ! Мы еще не закончили!

— А по мне, так закончили, — холодно произнес Орион, закрывая медальон и закидывая его на дно сундука.

Юноша свернулся калачиком, горло душили рыдания. Каким же он был идиотом. Когда Том тихо спросил о его чувствах, а потом сам нежно произнес, что любит его, он поверил. Но Том постоянно перескакивал с ласковых тонов на сердитые. Это сейчас было абсолютно ясно, что он просто хотел направить его мысли в желаемое русло. Так уже было в самом начале их отношений, когда Том внезапно становился нежным, когда хотел в чем-то его убедить. Воландеморт делал то же самое. Разумеется, они оба одинаковыми способами добивались от него желаемого, ведь, в конце концов, они были единой личностью. Он стал сердито размышлять о том, как Том призывал его заставить Воландеморта заботиться о себе. Орион  фыркнул. Том просто хотел, чтобы он находился под каблуком Воландеморта. О, он не сомневался в глубине чувств Тома по отношению к себе, потому что видел все по глазам в те редкие и короткие моменты, когда они не скрывались за тщательно контролируемой маской. Но Том бы ни за что не признался ему в любви кроме как ради собственных манипуляций. Все его нежные заверения о том, что они могут быть вместе, если он согласится быть с Воландемортом, были ничем иным, как обычным продуманным ходом. Это стало абсолютно ясно, когда Том торжественным тоном заявил, что Воландеморт объявит о своих правах на него, а он не будет в силах этого предотвратить, или когда он сердито сказал, что Орион  принадлежит ему, и у того, в сущности, нет иного выбора.

Он фыркнул. Покладистость Тома в самом начале разговора порядком удивила его, и в то же время ему захотелось честно рассказать Тому о своих чувствах. Ему также захотелось найти способ быть вместе, ведь в планы Тома как раз и входило убедить его покориться Воландеморту. Разумеется, вся эта мягкость была фальшивкой. Том же сам говорил, что не стал бы любить нежно. По мнению Ориона, тот вообще не имел ни малейшего понятия,  что в действительности означает это чувство. Стремительно скачущие мысли заставили Ориона нахмуриться. Любил ли он Тома? В некотором роде, да, ведь это никогда не могло быть беззаботной привязанностью, только не к Тому, иначе это дало бы тому возможность использовать его, причинять боль. Но то, что он чувствовал к Тому, было таким запутанным. Можно ли это действительно называть любовью? Он испытывал к Тому очень сильные чувства и так привык к его компании, что будет невыносимо скучать по нему. Это была своего рода нужда, то, без чего он просто не представлял свою жизнь. Но ему хотелось избить Тома так же часто, как и приласкать его. И как бы странно то ни было, на этот вопрос не существовало простого ответа. Даже несмотря на истинную личность Тома, он все равно ему нравился. Понравилась ли ему та мягкая и, казалось бы, любящая манера, в которой Том говорил с ним в самом начале? Определенно, это была приятная перемена, но он просто не мог представить себе такого Тома. Хотелось ли ему этого когда-нибудь? Не особенно, ведь сладкая любовь — это, конечно, хорошо, но со временем приедается. Да и Том был совсем не таким. Но Орион  предпочитал честность и не выносил, когда им играют, а Том постоянно делал это, когда ради собственных целей внезапно становился мягким.

Именно это он и любил в Лезандере: тот всегда был честным и прямолинейным, никогда не скрывал ни своей привязанности, ни гнева, и никогда не пытался им манипулировать. Но любил ли он Лезандера? Орион  вздохнул. Он тоже не особенно много знал об этом чувстве. Единственным человеком, которого он по-настоящему любил, был Сириус. Кроме отца, больше никто и никогда не выказывал ему такой преданной заботы. Но Лезандер демонстрировал ему такую глубокую привязанность, да и сам он чувствовал, что может быть открытым только с ним. Орион  мог рассказать ему о своих чувствах, не опасаясь, что это будет использовано против него, и без всяких сомнений окунуться в приятные ощущения. С Томом такого никогда не произойдет. И он даже не рассматривал  подобную возможность с Воландемортом, потому что это было просто смехотворно. Темный Лорд был еще более опасным, чем Том, более холодным и жаждущим беспрекословного подчинения. Ха, Том рассказывал, что Воландеморт способен на любовь. Неужели он и вправду считал Ориона настолько тупым?

Юноша  вздохнул. Он хотел быть с тем, кто любит его по-настоящему, но просто не мог себя обманывать. Том беспокоился за него и, возможно, даже думал, что это любовь, потому что раньше ни к кому подобного не испытывал, и, по мнению Ориона, это было вполне нормально. Но Воландеморт был равнодушен. Возможно, Лорд и хотел его, пусть  в качестве последователя, фаворита, подчиняющегося каждому его слову, по крайней мере, на данном этапе. К тому же, внезапно открывшееся у Тома собственничество по отношению к нему тоже хорошо иллюстрировало чувства Воландеморта. И то, что Том скрывал эту отвратительную часть себя, сильно разозлило Ориона. Это делало Тома гораздо более похожим на Темного Лорда, намного больше, чем он в действительности был готов признать. Что ж, он предоставит Тому возможность повариться в собственной ярости, и не станет открывать медальон еще очень долго. А еще он продолжит общаться с Лезандером, и будет наслаждаться тем, на что должны быть похожи настоящие любящие и честные отношения. Когда же придет время, он заведет наследника с каким-нибудь подходящим темным волшебником. Так что Том может подавиться своими нежными заверениями о любви и россказнями, что Воландеморт способен чувствовать хоть что-то.