…ну не умею я дружить. Да, я что-то про это слышала, про дружбу, про «встречаюсь с другом в эту пятницу», про «плечо друга», про «зафрендить» и многое другое, но суть сего явления ускользнула от меня явно и, видимо, на совсем уже. Нет, я тоже встречаюсь с кем-то по пятницам, кого-то выслушиваю по телефону, даже что-то делаю «по дружбе», и на работе меня считают компанейским человеком, но если эти люди вдруг все куда-то пропадут, я не замечу. Делать понимающее лицо, кивать в нужный момент, а в другой нужный момент даже произносить заранее установленный набор приличествующих случаю выражений – это я научилась делать еще в школе на уроке химии, в которой не понимала ни бельмеса. Вот и по сей день практикую делание дружеского лица, да так ловко, что не отличить от настоящего. Зачем? Ну, людям приятно, а с меня не убудет. Да и надо же что-то делать, чтоб говорить не разучиться и совсем не одичать, ибо инстинкт велит.

Хотя одна подруга у меня была. Даже Подруга. Со школы, со второго класса. Школу я не помню. Файлы не найдены, информация удалена. А вот Подругу помню. Она поддерживала. Она понимала. Она утешала в истериках. Ходила в аптеку даже. С ней можно было спорить, обсуждать прочитанное и мужиков, вместе строить планы и реализовывать их. Сбегать ночью гулять по ночному Уралмашу из-под родительского ока. Выбирать туфли. Она единственный человек кроме моего мужа, про которого я могу сказать: «Близкий человек». И, блин, с ней можно было говорить честно. Доверять. Сейчас-то я уже и не помню, как это – говорить честно и доверять. Мы даже в один вуз поступали после школы. Правда, с разными результатами – ее не приняли, а меня приняли. И я помнила об этом все время своего студенчества. Я даже тот корпус, где экзамены шли, ненавижу до сих пор, и ни разу в то здание не заходила за все шесть лет. И стыдно мне было страшно.

Вот, по ходу дела, с этого вуза-то все и началось. У меня учеба, у меня работа, у меня бесконечная борьба за существование. И рабочий день заканчивается, когда заканчивается эфир «Нашего радио». Потому что надо заработать именно все деньги, до которых можно дотянуться, и пофиг, что гроши пока. Некогда мне, мне бы выжить.

Сначала мы встречались просто реже, чем в школе. Потом еще реже. Потом раз в год. Потом…ё-моё, да я ее даже с днем рождения в этом году лично не поздравила. И с Новым годом. И я не помню, где она работает. Ну да, конечно, у меня есть сотня оправданий. Очередной детектив с пропажей номеров сотовых и даже адресов е-мail, новая работа, поезда – самолеты... И вдруг до кучи не работает ее домашний номер, который был мне знаком лучше, чем моя фамилия.

Ну вроде бы, ну бывает, ну разошлись. Вроде бы естественно. Но тут начинается просто какая-то паранормальщина. Я чувствую (вот ей-богу, хотя чувствовать – вообще не по моему профилю) что у нее что-то происходит. Что-то важное. Что ей нужна поддержка. Голова говорит – ну нах ты ей, да от общения с тобой голова болит и во рту кисло делается, у нее ж муж, родители. Нормальная жизнь. Возможно, даже со смыслом. И даже компания довольно близких институтских подруг, чего тебе надо? Я даже не могу просто так к ней приехать, потому что робею – а вдруг некстати. И не зачем. Да и невежливо как-то. Я даже разослала какой-то спам всем людям, у которых данные хоть отдаленно напоминали ее данные. А не ответил никто. Заткнись уже, голова, я же чувствую – что-то важное происходит. Что-то нужно сделать.

Я, кажется, проскочила, не заметив, мимо человека. Я дрянь, да?

- А то, блин, сама не знаешь, поры бы уже перестать удивляться, вообще-то. У тебя ж это выбито на визитке, на щите и даже на лбу уже проступает. Ты в России уже почти два месяца, и то и поболе, и что? Ведь ничего не сделала…

- Ну пусть, но что болит-то тогда, а? Надо что-то съесть? Или заклинание прочитать? Или пересилить себя, и просто приехать по ее адресу?

А вообще, телеграф-то у нас еще работает в стране?