До 1917 года в России в системе высшего образования существовала определенная неразбериха как в системах оценки знаний учащихся так и в самих формах её проведения (годовые, полугодовые испытания и пр.). Например, Московский университет использовал «николаевскую» школу оценок от 0 до 5, которой не пользовались в других университетах. Правила Санкт-Петербургского университета устанавливали шкалу от 1 до 5 (со значениями слабые, посредственные, достаточные, хорошие, отличные успехи на полукурсовых испытаниях и словесную шкалу – весьма удовлетворительно, удовлетворительно и неудовлетворительно – для поверочных испытаний, которым подвергались только стипендиаты. Подобное одновременное существование двух шкал – цифровой и словесной продолжалось до 1906 г., когда были утверждены новые правила о зачете полугодий, которые вводили предметную систему в университетах. Согласно этим правилам, на полукурсовых экзаменах следовало также пользоваться трехбалльной словесной шкалой*, а для получения диплома первой степени необходимы были более половины всех отметок, как полукурсовых, так и окончательных испытаний, «весьма удовлетворительно»
*-Правила о зачете полугодий для получения выпускного свидетельства на факультетах: историко-филологическом, физико-математическом, юридическом и восточных языков (12 июня 1906 года). // ЖМНП, 1906, ч. IV, с. 71.
В рассказе ниже, помимо “реалий” сдачи экзамена, мы видим применение словесной шкалы оценки на экзамене (по всей видимости, на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета, где в свое время учился автор).
Весьма! (1908 “Сатирикон” № 25 Специальный студенческий номер )
Билет попался из первых, но от этого было не легче, так как Юркий начал читать курс с середины, а первые страницы только перелистал.
Профессор обидно-равнодушно посмотрел на билет, записал номер с легкой иронией, как показалось, пробормотал : „пожалуйста, присядьте и обдумайте!" и сейчас же обратился к сидящему через стол прыщеватому студенту в оливковом сюртук : „ну-с , продолжайте!.."
Юркий механически с л и погрузился в программу: „Понятие юридического лица. Важнейшая теория о юридическом лиц . Теория, принятая господствующим мнением . Теория Бринце, Иеринга, германистов "...
В башке чисто! Ни одной мало-мальски приличной ассоциации...
Стало слегка жутко, но студент , бывавший и не в таких переделках , быстро овладел собой.
Профессор , что-то набрасывая на программке карандашом , вяло говорил тому же оливковому сюртуку:
— Так вы, значит , не можете припомнить, что такое actиonesиnremscrиptae? Жаль, у вас имеется в 11 билете ... Этот иск необходимо знать юристу...
„Режет !—пахнуло холодом на Юркого.—Чёрт ! авось, кривая вывезет !"—и сделал знак , чтобы ему подчитали. Хотя он отлично разбирал ловкий шёпот товарища, но уловить общую последовательность мысли и особенно собственные имена никак не удавалось.
Между тем на столике лист с фамилиями пододвинулся под рукав профессора, перо замерло над уготованной ему клеткой, а порезанный студент со страдальческим, сморщенным лицом тянулся к заклателю и что-то шептал:
— Нет, извините, никак не могу,—с ужимкой соболезнования и покорности пред велением долга говорил профессор ,—я вас по всему курсу спрашивал и вы почти ни на один вопрос мне толком ...
...„Экзаменатор сам писал о природе юридических лиц “, — несся шёпот , — его теория... способность быть субъектом , есть социальное качество...
У Юркого нервно обострился слух , и память записывала все точно с безукоризненностью фонограммы...
— Господин Юркий... Всеволод , пожалуйста!
Юркий мгновенно приняв бодро-небрежный вид , поднялся со стула и сел против профессора.
— Что у вас?
— Юридические лица.
— Вот прекрасно! Ну, что вы скажете о юридических лицах ?
— Способность быть субъектом прав , есть социальное качество.
— Прекрасно! И что же, все ученые с этим согласны?—и у профессора выплыло хорошее чувство к этому чистому, слегка нервному лицу,—Нужно с ним поласковей...
— Нет, далеко не все, — быстро отчеканивал Юркий. — господствующая теория...
— Совершенно верно, ну-с , а вы согласны со сделанным вами определением ?
Видите-ли, профессор , я, собственно, интересовался этим вопросом "... по неведомому наитию соврал Юркий,—когда еще занимался философией права...
Ну, так что же, вы согласны с моим определением, высказанным в вашем курсе?
— Я, собственно, — овладевая зыбкой почвой, продолжал вести Юркий раз подвернувшуюся колею,—сначала долго колебался.
Профессор стал заинтересовываться...
— Вы обращались к литературе предмета?
— Да, я имел под рукой Дернбурга,—наугад пустил Юркий.
— Видите-ли: у Дернбурга в его „Pandekten", хотя и трактуется этот вопрос , но не с надлежащей пространностью, необходимо пользоваться еще „SistemdeshtutigenRomishenRechts”…
Профессор вошел в свою сферу, оживился и, как горохом , стал сыпать фамилиями и заголовками на разных языках ...
Пропорционально его ажитации и углублению в святая святых науки, росла и крепла уверенность и бодрость Юркого: набегали волны свежей радости, пронизывали все существо, и сердце весело окуналось в теплую кровь. Юркий преобразился, вырос в собственных глазах , и вдруг почувствовал прилив такого лихого нахальства и безграничного всенаплюйства, что, поймав на лету какое-то мудреное немецкое название специального труда, запальчиво заявил:
— Извините, профессор , — я безусловно не могу согласиться с автором , несмотря на все его с первого взгляда логически убедительные аргументы!
Улыбка симпатии зазмеилась под обвислыми седыми усами ученого.
— Я вполне разделяю ваше удачное замечание,— мягко сказал он : — в пятом , еще не вышедшем в свет , дополнительном томе к моему магистерскому труду, вы, collega, прочитаете разбор этой немецкой работы. На пространстве ста страниц я шаг за шагом разбираю аргументацию автора, попутно иллюстрируя изложение цитатами из подлинника, и на стр. 257 высказываю почти тождественное с вашим заключение. Это вас должно мило поразить!...
Под усами опять зашевелилась симпатия.
Юркий окончательно чувствовал себя победителем и уже внутренно смотрел свысока на эту ученую мельницу, так любовно махающую крыльями всякому удачному ветру. Он отложил программку в сторону и с легкой усмешечкой подавал реплики вроде: „как вы находите, выдерживает-ли критику логическая паутина такого-то" или „не поражает -ли вас половинчатость и робость мысли того-то“, а ученый профессор выгружал перед ним целые возы библиографических названий, приобретенных десятилетиями кропотливого, самоотверженного труда...
Случайно окинув взором аудиторию, профессор , наконец , спохватился: „Извините, мы устроили здесь целый диспут , а меня, как видите, ждет неприятная обязанность — формальная проверка знаний ваших коллег ". Он сделал жест в сторону толпившихся вокруг стола подслушивателей и натаскивателей, изучающих „коньков " и манеры экзаменаторов .
Я вполне убедился, что вы не ограничились пределами учебника и широко интересовались литературой предмета... Позвольте ваш матрикул ..
Красивое „весьма!" заполнило клеточку против догмы Римского права...
Юркий, еле сдерживая спазмы смеха, натянуто-медленными шагами направился к двери, но едва приоткрыл ее, смех , как лопающие пузыри в воде, зафыркал и забурлил из горла. Юркий затрясся, свалился на пол и замолотил ногами.
Сторожа едва отпоили его водою...
Красный.
Антипов Константин Михайлович, а это он обычно подписывался псевдонимом “Красный”, не по наслышке знал студенческую жизнь. В 1901-1903 гг. учился сначала на физико-математическом, затем на юридическом факультетах Университета Св.Владимира . Был отчислен за участие в студенческом движении. Член РСДРП. В 1903-1909 гг. учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Свидетельство об окончании курса получил в Киевском университете в 1910 г.
“Весьма” – означало наивысшею оценку на экзамене в университете – “весьма удовлетворительно”. Другие варианты - «неудовлетворительно» и «удовлетворительно». Другин вариантов не было.