Нет, я не вижу...я более не замечаю и буду сильной. Я не буду терпеть эти выходки. Хватит, пора бросать пить...Из-за неё ведь регулярно...Мартини, кальяны, Абрау Дюрсо.
Я не буду больше, слышишь меня? Дай, Господь достучаться до небес, разве ты не видишь, как я кидаю фуражку под хрусталь облаков. Нет, небо застыло...тебе всё равно на того, кто бросил тебя ещё с рождения, отрёкся от тебя ещё на крещении.
Тебе всё равно на Канцлера, душу которого рвут скорпионы с святыми крестами поперёк ядовитого жала.
Я не оспариваю. Я не прошу прощения. Я всё так же кидаю фуражку в небесный купол, стремясь разбить оной искуственное небо и потушить наконец то яркое светило, одну из батареек великой системы, которую люди называют Солнцем.
Пора, прошу. Тушите свет над останками моего самолюбия. Его слишком много, оно высоко надо мной и я никогда больше не вспомню об этой стерве.
Об этой любимой твари, которую я люблю до дрожи в бледных, искусанных от злобы руках. Мечты о которой я лелеяла столько времени и которые каждый раз демонстративно падали в бездну из-за одного лишь её слова.
Ты бесишь меня, ну услышь же, лицемерно-улыбчивое небо! Услышь! Спусти свой гнев, разбей электрическим разрядом остатки моей гордости!
Сделай слабой! Попробуй...Сделай.
Ты ставишь на колени столько лет подряд, прямиком на грязный песок, окуная губами в помои человеческого хамства и двуличности. И чего же ты добилось, святое небо? Что же ты воспитало из того монстра, который затем отпрянул от твоих изнеженных рук, встал и вонзил сталь когтей в твоё поднебесной сердце, вырвал его с корнем и назвав Луной разбил... Разбил на куски...Взыв ярым криком. Она же моя Луна...которой я молюсь каждую ночь.
Но она слишком далеко, чтобы услышать, слишком высоко, чтобы понять.
Нет, не стоило этого писать...
И он лежит...Чудовище с очами волка воет на великолепие Луны душимый собственным сознанием. Так глубоко, так ярко этой ночью.
Я не жажду Их крови. Тех, кого так любит моя Луна.
Я жажду её крови...порвать, размести останки, собрать всё вновь и снова развеять и так до конца. пока когтистые лапы не врежутся в землю, пока осколки гордости не вонзятся в глотку, пока весь мой гнев не изрыгнётся потоком пьяной брани.
И я пойму...что так нельзя, но будет слишком поздно... Слишком.
И Луна будет истекать серыми бликами, потускневшей болью подо мной...Пока в истеричном припадке моё самолюбие вновь не выпрямит спину и метким выстрелом снайпера не переломит моего хребта. Напополам. Чтобы точно и сразу. Чтобы мучительно больно и метко. Чтобы воем на Луну мёртвую. Чтобы остатками гордости да росой по почерневшим розам.
Нет, не могу.
Молчу.
И зверь спит.
И пусть себе спит.
А если что...в кольте всегда на одну пулю больше.