"Двадцать четвёртого декабря детям советника медицины Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник. Фриц таинственным шёпотом сообщил сестрёнке (ей только что минуло семь лет), что с самого утра в запертых комнатах чем-то шуршали, шумели и тихонько постукивали..."
"...Мари только сейчас заметила что-то, чего раньше не видела: когда выступили гусары Фрица, до того стоявшие в строю у самой елки, очутился на виду замечательный человечек. ...Внимательно вглядываясь в славного человечка, который полюбился ей с первого же взгляда, Мари заметила каким добродушием светилось его лицо"
"Ах, что она увидела! Из-под пола с противным шипением и писком вылезли семь мышиных голов в семи ярко сверкающих коронах. Вскоре выбралось целиком и все туловище, на котором сидели семь голов, и всё войско хором трижды приветствовало громким писком огромную, увенчанную семи коронами мышь. Теперь войско сразу пришло в движение и направилось прямо к шкафу.
"Щелкунчик, со всех сторон теснимый врагом, находился в большой опасности. Гусары и драгуны резво скакали мимо него прямо в шкаф. Тогда он в предельном отчаянии громко воскликнул:
- Коня, коня! Полцарства за коня!
"...Пора было разрезать на ломтики сало и поджаривать его на золотых сковородах...Но тут нахлынули все кумовья и тётушки Мышильды и даже её семь сыновей, отчаянные сорванцы. Они набросились на сало, и королева с испугу не знала, как быть."
"...Молодой Дроссельмейер ловко очистил ядрышко от приставшей кожуры и, зажмурившись, поднёс...принцессе...Но тут из подполья с отвратительным писком и визгом вылезла Мышильда."
" - Хи-хи-хи! Отдай мне все драже, весь марципан, глупышка, не то я загрызу твоего Щелкунчика! - пищал мышиный король и при этом противно скрипел и скрежетал зубами."
"...Ах, как чудно было плыть в раковине, овеваемой благоуханьем, омываемой розовыми волнами!...Арабчата отбивали ногами какой-то неведомый такт и пели."
"Через несколько шагов они очутились на большой, удивительно красивой базарной площади...Посередине, как обелиск, возвышался сладкий пирог, осыпанный сахаром...Но прелестнее всего были очаровательные человечки, во множестве толпившиеся тут. Они веселились, смеялись, шутили и пели."
"...Она подняла глаза: крестный снова нацепил свой стеклянный парик, надел желтый кафтан и довольно улыбался, а за руку он держал, правда, маленького, но очень складного молодого человека."