Это цитата сообщения Дама_с_авторучкой Оригинальное сообщение
«…сияет издали, воде и небу брат»
Более полувека петербуржцы называли наводнение 1824 года «потопом». А потому и события городской жизни долго делились на те, что были «до» и «после». Наш сегодняшний рассказ – об одной из самых ярких страниц в трехвековой истории города. О гениальном творении зодчего и скульпторов, о громадной стройке, которая закончилась как раз за год до «потопа».
…Ни в одной книге мне не попалось описание того, как было (и было ли) отмечено окончание строительства и отделки Адмиралтейства в 1823 году. А шли к этому дню очень долго – без малого два десятилетия, почти пополам разорванные войной с Наполеоном. Не до строительства тогда было, не до красоты, хотя именно в 1812 году и засиял над перестраивавшемся еще Адмиралтейством золотой кораблик.
Но и после Отечественной войны Адмиралтейство «стройкой века» не называли, да, наверное, никто, кроме Андреяна Захарова и близких ему по таланту архитекторов, и не предполагал еще, что именно возводится на невском берегу. Ведь начиналось все просто, буднично… Вот как пишет об этом Н.И. Глинка.
Некогда Адмиралтейство, созданное в качестве верфи, было также и крепостью. Его окружали бастионы, наполненный водой ров и широкое незастроенное пространство – эспланада (чтобы неприятель не мог подкрасться незаметно). Когда Северная война закончилась, земляные бастионы никто больше не укреплял, и они постепенно «оплывали», ров захламлялся, а эспланада превратилась сначала в Адмиралтейский луг, а затем в площади с трех сторон здания. К востоку от Адмиралтейства стояли адмиральские палаты, южнее раскинулись Морские слободы, где жили моряки, строители и разный работный люд.
Но за сто лет картина изменилась: на месте скромных адмиральских палат вырос пышный растреллиевский Зимний дворец. Западнее, вниз по течению Невы, разместился Сенат, неподалеку от него на гранитной скале взметнулся Медный всадник.
На месте Морских слобод плотным строем выросли каменные дома вельмож и богатых людей. Лучшим столичным архитекторам поручали составление проектов для этого района. С новой нарядной застройкой плохо вязались старые кирпичные стены главной русской верфи. «Помню эту безобразную длинную фабрику, окруженную подъемными мостами, рвами, глубокими, но нечистыми, заваленными досками и бревнами», – писал Константин Батюшков (1).
К 1805 году – 100-летнему юбилею Адмиралтейства – само здание стало приходить в упадок. А.Д. Захарову, в ту пору профессору Академии художеств, поручили составить проект его перестройки; он был завершен и утвержден в 1806 году. Проект предусматривал не только перестройку фасадов, но и всю внутреннюю перепланировку.
При оценке проекта всегда надо уточнить назначение здания и то, на каком месте, то есть в каком окружении он будет стоять. Но если с местом и окружением Адмиралтейства было все ясно, то на вопрос, что здесь будет помещаться, нельзя было ответить однозначно, потому что Адмиралтейство того времени вовсе не было единым учреждением. Это, во-первых, верфь с доками, эллингами, мастерскими складами и всем необходимым для производства (корабли здесь продолжали строить вплоть до 1860-х годов), во-вторых, Адмиралтейство – это Главное управление Морского ведомства России.
Верфь немыслима без выхода к воде; Управление вполне может обойтись сухопутными подъездами.
Захаров, используя старый П-образный план, проектирует два геометрически подобных здания: внутреннее – производственное, раскрытое к реке, вписано во внешнее – административное, обращенное тремя фасадами к городу. Оба связаны общей идеей, которой служили; это как бы две стороны медали: одна – прозаически-деловая, другая – представительно-парадная.
Между двумя параллельно стоящими зданиями, точно повторяя их форму, проложен канал, концами своими выходящий в Неву. По нему баржи подвозили строительные материалы.
Поначалу Захарову предложили ограничиться «фасадической частью». Думали, что старое здание можно приспособить для новых нужд, украсив его фасады соответственной декорацией. На деле же все сооружение пришлось капитально реконструировать, используя основные массивы стен и башню со шпилем, созданные Коробовым в 1730-х годах (1).
В конце мая 1806 года начались строительные работы. Захаров предполагал закончить их в три года, но жизнь распорядилась иначе, и строительство затянулось надолго. Строительная экспедиция медленно продвигала рапорты и требования зодчего, все время не хватало рабочих, то и дело возникали конфликты с подрядчиками (2).
Перестройка началась с восточного корпуса, обращенного к Зимнему дворцу. В 1808 году, когда он был почти закончен, Александр I заметил, что новое здание «отнимает вид из собственных его комнат на Галерную гавань и устье Невы». Зодчему предлагалось «отступить строением в такой пропорции, чтобы оное не отнимало упомянутых видов», что потребовало полной перекомпоновки выполненного фасада и значительной перестройки почти готового корпуса, который надлежало укоротить на 20 метров… (2). Естественно, изменилось и членение фасадов.
Некоторые историки осторожно высказывают предположение, что именно это бесцеремонное вмешательство царя подорвало силы и здоровье зодчего: накануне завершения штукатурных работ на фасаде восточного корпуса 27 августа 1811 года Андреян Дмитриевич скончался. Дело учителя продолжили ближайшие помощники – А.Г. Бажанов, Д.И. Калашников, И.Г. Гомзин. Они, по сути оставшись безвестными, сумели воплотить замысел великого архитектора.
Боковые фасады Адмиралтейства – восточный, напротив дворца, и западный, к Сенатской площади, Захаров решил одинаково, по классической схеме. В свою очередь, угловые выступы этих фасадов, примыкающие к набережной, оказались боковыми плоскостями павильонов, смотрящих на Неву. Они представляют собой кубические объемы, прорезанные арками, под которыми были пропущены каналы.
Со стороны Невы арки выглядят триумфальными вратами. Это впечатление усиливают рельефные фигуры трубящих Слав. По набережной во времена Захарова было не пройти: между зданием и рекой располагалась верфь. Набережная появилась лишь во второй половине XIX века.
Как предполагает Н. Глинка, сложнее всего архитектору было справиться с решением главного, южного фасада. Основная трудность заключалась в его протяженности – более 400 метров. Как сделать, чтобы он не получился скучным?
Единственная вертикаль в огромном, растянутом по горизонтали строении – башня. В ней узел всей композиции. Мощная стена и устремленная вверх башня в какой-то мере напоминают крепость.
Уже в XVIII веке Адмиралтейская башня стала неофициально утвержденным центром Санкт-Петербурга, и Захаров не стал этого менять. Более того, он тактично сохранил конструкцию Коробова (см. Примечание 1) со всеми дубовыми балками и стропилами, только заключил ее, как в футляр, в новые стены. И оставил нетронутой знаменитую золоченую «иглу», увенчанную корабликом на высоте более 70 метров, подчеркнув этим преемственную связь нового сооружения с петровским Адмиралтейством (1).
Коробовскую башню, сохраненную Захаровым, увидел и описал петербургский краевед Виктор Бузинов. Цитирую его книгу «Дворцовая площадь. Неформальный путеводитель».
«По своей работе (многие годы я вел радиожурнал «Андреевский флаг») мне часто приходилось бывать в Адмиралтействе. Увы, не многим из вас удастся, хотя бы бегло, осмотреть это здание изнутри.
За увесистыми дверями, — справа от которых табличка с надписью «Старший морской начальник г. С.-Петербурга» сообщает о хозяевах ближней к площади части здания – открывается неожиданно огромный вестибюль, откуда несколькими широкими маршами вздымается ослепительной красоты лестница. Она превосходит все, что делали до Захарова... «Перед этой ширью и размахом, - пишет Курбатов, - меркнут лестницы Версаля, Вюрцбурга и даже растреллиевская лестница Зимнего дворца».
Прекрасен здесь и зал Адмиралтейств-совета. По своему архитектурному смыслу и убранству он достоин быть украшением какого-нибудь знаменитого дворца и уж, во всяком случае, производит неизгладимое впечатление на всякого, кто хоть раз удостоился побывать в нем.
Но самой заманчивой среди прочих для гостя Адмиралтейства станет, конечно же, представившаяся возможность подняться на башню. Я поднимался на нее не так давно, когда проводился ее последний ремонт и шпиль был опоясан ажурными металлическими лесами. Помню, как шли мы сужающимися по мере приближения к шпилю крутыми лестницами; и вдруг открылся передо мной внутренний, обнаженный механизм винтеровских часов Адмиралтейства, которые служат здесь с 1869 года и радуют горожан перезвоном своих курантов, а потом я также неожиданно обратил внимание на то, что мы движемся как бы между двух вставленных один в другой стаканов.
Башня Захарова оказалась своеобразной «матрешкой», хранящей внутри себя остов коробовской башни. И можно было коснуться рукой некогда изъеденных ветрами кирпичей «башни-старушки», заботливо скрытой от непогод каменным одеянием ее «молодой» наследницы» (3).
То, что сохранилось от коробовской башни, можно увидеть и снаружи. Вот какое описание я нашла в одной из книг. «На уровне колоннады за наружными стенами скрыта прежняя, коробовская башня, которую Захаров сохранил для потомков. Часть ее возвышается над колоннадой. Завершение – своеобразно изогнутый позолоченный купол с врезанными в него циферблатами круглых часов, восьмигранный застекленный фонарик с малым золотым куполом, плавно переходящим в восьмигранный шпиль, – все это тоже почти без изменения сохранилось от коробовской башни» (4).
А вот еще одна публикация о башне Адмиралтейства и малоизвестный факт ее биографии. Почти на полвека раньше В. Бузинова в башне Адмиралтейства побывала «авторитетная комиссия», о находках которой в 1983 году рассказал инженер А. Алексеев.
«Кажется, об этом замечательном здании… известно абсолютно все. Так полагал и я до той поры, пока в 1939 году не был включен в состав авторитетной комиссии, которой поручили детальное обследование Адмиралтейства в связи с ремонтом залов и заменой отдельный конструкций и перекрытий.
С первого дня мы энергично взялись за дело, обстоятельно изучая и исследуя помещение за помещением, бродя по подвалам, чердакам и скрупулезно делая необходимые пометки на поэтажных планах. Работа продолжалась несколько месяцев.
Особенный интерес вызвала у нас башня – ведь Андреян Захаров сумел сохранить при ее перестройке первоначальный коробовский шпиль, «упрятав» его внутрь нового. Переплетение массивных деревянных балок, опертых на стены, свидетельствовало о высоком уровне строительной техники первой половины XVIII века, обогащенной затем мастерами века девятнадцатого.
Под башней, как раз над въездными воротами во двор Адмиралтейства, мы обнаружили глухое изолированное помещение, попасть в которое удалось лишь после того, как был сделан проем в кирпичной кладке. Можете представить наше изумление, когда в этой каменной «шкатулке» мы увидели солидную чугунную плиту, отлитую, очевидно, на одном из петербургских заводов. В ее центре возвышалась внушительных размеров квадратная «точка», рядом с которой красовалась сделанная выпуклыми буквами надпись «Центр Санкт-Петербурга».
Вероятно, плита появилась тут в период перестройки здания А. Захаровым, причем, возможно, что ее рисунок сочинил сам архитектор».
«С тех давних лет я никогда не встречал никаких упоминаний о находившейся под башней Адмиралтейства чугунной плите с обозначением старинного центра города. Похоже, что о ней или забыли, или просто не подозревают о ее существовании» (5).
Вызвала ли какой-то отклик эта заметка в городской газете и есть ли в литературе другие упоминания о чугунной плите, мне неизвестно.
Многостороннее дарование Андреяна Захарова было оценено еще современниками. Петербургским Адмиралтейством восхищались Пушкин, Батюшков, Григорович, многие художники. Поэты XIX и XX веков посвятили ему множество стихотворений, не случайно Адмиралтейскую иглу назвали «богиней цитат». (Строка из посвященного Адмиралтейству стихотворения Мандельштама стала заголовком этого очерка). Специалисты же говорят о большом градообразующем значении творения Захарова – Адмиралтейство изменило облик города в целом. Вот несколько замечаний по этому поводу.
«Захаров счастливо нашел формулу, соединившую заветы прошлого века и устремления настоящего. Здесь впервые воплотились те смелые архитектурные образы, которые потом были развиты в лучших ансамблях Росси, Воронихина и стали неразрывны с понятием «петербургская архитектура»: бесконечная гладь стен с уходящими вдаль рядами окон, шеренги стройных белых колонн на фоне желтых стен, смело вычерченные пролеты огромных арок…». «Захаров наделил новое Адмиралтейство способностью с громадной силой «держать» обширное окружающее пространство и одновременно господствовать над ним в архитектурном отношении. Благодаря Адмиралтейству три центральные площади города – Дворцовая, Адмиралтейская и Сенатская (ныне Декабристов) – слились в единое архитектурное и пространственное целое, в сущности, в одну громадную тройную площадь, вытянутую параллельно водной ленте Невы.
Протяженность и необъятность здания-массива заставляет вспомнить монастырские и кремлевские ансамбли допетровских времен, трактовка гладкой стены как основного архитектурного начала перекликается с древней традицией Новгорода» (2).
«Нет здания, которое именно своей производственной предназначенностью так бы воздействовало на судьбу, характер и планировку города, как Адмиралтейство. Возникло оно в отличие от Петропавловской крепости не в центре нарождающейся столицы, а на ее заневской окраине. Но, молодея, возвышаясь, становясь все великолепнее от одного столетия к другому, оно переманило город на свою сторону, определило и притянуло к себе знаменитое трехлучие магистралей, в том числе и нашу гордость – Невский проспект»(6).
«Несомненной заслугой Захарова было уже то, что «дело о построении вновь фасадов» Адмиралтейства он превратил в грандиозную перестройку. Во время перестройки Захаров предпринял ряд крупных градостроительных работ. Он срыл бастионы и валы, окружавшие старое здание, засыпал канал, а пространство перед башней превратил в просторную площадь прямоугольной формы. Протяженность площади отвечала общей форме Адмиралтейства, занимающего целый квартал. Вместе с тем оно соединяло Сенатскую площадь с Дворцовой. Таким образом, новое здание со всех сторон было окружено обширными площадями – оно словно притягивало к себе их пространство. Такое положение Адмиралтейства определило дальнейшую обстройку площадей, продиктовало ритм грандиозных архитектурных масс в той части города» (7).
Но, похоже, понять это значение Адмиралтейства смогли только в XX веке – в XIX столетии с гениальным творением Захарова обращались без какой-либо осторожности.
В конце 1830-х годов был уничтожен выполненный скульпторами Медичи и Торичелли уникальный фриз протяженностью 300 метров и шириной полтора метра. В апреле 1800 года последовало повеление Александра II – все статуи снять, кроме находящихся у центральной части здания. В результате 22 прекрасных изваяния были разбиты на куски, а железный лом и пудостский камень в обломках проданы за 24 рубля 35 копеек…
Самым печальным годом в архитектурной судьбе Адмиралтейства был, пожалуй, 1871-й, когда морской министр Краббе решил разделить пустырь на набережной между павильонами (к этому времени Адмиралтейство окончательно утратило значение верфи) на семь участков и продать их под частную застройку (чтобы на вырученные деньги соорудить Адмиралтейскую набережную). Александр II одобрил такое нарушение прекрасного ансамбля Адмиралтейства, написав на проекте застройки: «Согласен и могу указать, как на пример хорошего вкуса» (8). И пятиэтажные громады безвкусных по архитектуре домов заслонили выразительные невские фасады, нарушили единство и пространство замыкающих их павильонов, отгородив башню со шпилем от Невы.
Наконец, в 1872 году, к 200-летию Петра I, заложили парк и разросшиеся со временем деревья заслонили здание (2). Увидеть Адмиралтейство во всем его великолепии деревья не позволяют и сегодня.
…Мне нигде не попалось описание того, как было отмечено (и было ли) окончание строительства и отделки Адмиралтейства. Состоялся ли торжественный митинг с разрезанием красной ленточки? Или собрались мастера на товарищеский обед? Проехал мимо в коляске и милостиво кивнул головой царь?
Или прошел привычным маршрутом вдоль фасада и по внутренним помещениям Главный на стройке – посмотреть, не осталось ли где строительного мусора, не запачкан ли краской пол… А потом вышел на набережную и зашагал домой к себе на Петербургскую сторону, к маленькому домику с палисадником. Не оглянулся напоследок, не полюбовался башней со шпилем, но знал твердо: возведенная красота – на века.
…То было за год до «потопа».
Автор: Дама с авторучкой
Опубликовано в газете
«Центр Плюс» СПб в ноябре 2009 года
Примечание 1. Напомним, что в 1733 – 1738 годах архитектор И.К. Коробов, сохранив первоначальную планировку «Адмиралтейского дома», заменил мазанковые строения каменными. Была воссоздана в камне и башня, она завершалась золоченым куполом и золоченым шпилем с корабликом.
Литература
1. Н. Глинка. «Красуйся, град Петров…» – СПб, 1996; 2. Н. Георгиева. «Вдохновенный труженик. К 225-летию со дня рождения А.Д. Захарова» – «Блокнот агитатора», 1986, № 23; 3. В. Бузинов. «Дворцовая площадь. Неформальный путеводитель» - СПб, 2001; 4. «Санкт-Петербург. Что? Где? Когда?» – СПб, 1998; 5. А. Алексеев. «Под башней Адмиралтейства» – «Ленинградская правда», 20 ноября 1983 г.; 6. Г. Гоппе. «На земле была одна столица…» – СПб, 2000; 7. М.А. Ильин – в кн.: Д.К. Самин. «Самые знаменитые зодчие России» – М., 2004; 8. З.Н. Марьяновская. «Адмиралтейская набережная» – «Блокнот агитатора», 1974, № 6.