Настроение сейчас - пора в путь дорогу

Снова изучаю текст значимой книги. Надо сказать, что книга, написанная вслед за личной драмой Ницше (разрыв.. хм.. в общем-то с любимой, Лу фон Саломе или, по-русски, с Лилией Андреевной Соломиной) имеет для меня магистический смысл, ибо речь в ней идет обопределении отношения к человеку (а не к людям - в общем и целом) и здесь она может перекликаться напрямую с Каббалой в части определения отношений к Адаму Кадмону, предвечному человеку. К третьей главе человек был определен в качестве друга ("с прибабахами", но вполне отвечающего за свои поступки) и начался разбор оснований человеческой морали с достаточно вежливой дистанции.
И вот тут возник вопрос - на веселой теме двойственности морали в понятии благодарности. Итак, Ницше четко разделяет отношение в благодарности хороших людей, хозяев, а именно благодарящих в качестве мести за вторжению на свою территорию, легко и спокойно воспринимающих действия человека - и благодарность рабов, в каждом действии видящих подвох и коварство и благодарящих в качестве выкупа.
Иначе - либо на действия человека смотрим свысока, доброжелательно, с улыбкой а при откровенно идиотичских проявлениях внешнего мира сочуственно решаем "это, видимо, его (человека) Бог так ослепил"; либо во внешнем мире видим непрерывную коварную игру, направленную против нашего существования. Так определяется первоначально водораздел морали господ и рабов, который в дальнейшем будет оформляться более четко.
Сразу вопрос - возможно ли принять этот, опытно подтверждаемый тезис без диалектического разбиения? Например, на уровне понимания греха как болезни и в качестве фиксации состояния здоровья?
Просто напрямую принятое в таком виде разделение оченно поддерживали крайне неприятные граждане, что в Россию приезжали преимущественно на тиграх и пантерах, зачастую с книжкой Ницше в вещмешках. И в таком виде (противопоставления) оно категорически непримлемо, но опытно оба психофизических состояния имеют место быть. Нужна помощь в формулировке.

Созвучно и с удовольствием в последней главе первой книги Рабле - когда ужасающие пророчества о всяких революциях и громкой гибели мира (прямо с достоевщиной в контексте) оборачиваются, благодаря брату Жану, в описание правил игры в мяч.