Царь поднял голову и встретил взгляд неслышно вошедшего придворного - в
нем была преданность, как встарь, купленная не золотом и не страхом. Но
было и еще что-то, отстраненное и безнадежное, как стук в двери пустого
дома. Так смотрят на человека, которого через минуту должны повесить, - он
еще живет и дышит, но уже вычеркнут из человечества, нет его больше.
Он внушал удивительное
доверие, а через промежуток времени, равный удару сердца, выглядел
несомненным шарлатаном и прохвостом, которого лучше всего было бы без
разбирательства вздернуть на воротах. Беда с ними, с этими халдеями,
колдунами из далекой земли, - никогда их не поймешь и не разгадаешь.
Мы все вместе однажды строили здание из
подлости и лжи - это, помнится, твое выражение, Рино, верно? Мы оказались
хорошими зодчими, мы один за другим переходили в небытие, а наше здание
высилось в прежнем блеске, и оно неминуемо переживет всех нас, в этом ты
оказался прав, Рино...
Человек может стать царем, но царь не может остаться человеком.
Я хорошо знаю богов, мне приходилось иметь с ними дело. Боги - не
более чем уставшие актеры, которых ведет роль, жалкие куклы, обреченные
разыгрывать до бесконечности одни и те же приевшиеся сцены - до
бесконечности, потому что боги бессмертны. Люди мечтают о бессмертии, но я
давно понял, о чем мечтают бессмертные боги, - о смерти...
Меня мутит от него, но ничего не поделаешь. Странно даже, что он мне не нравится, - высокий, сильный, загорелый, с красивой проседью, и этот короткий шрам на щеке его
не портит. Разве что немного мрачноват, но мрачность я к числу мужских
недостатков не отношу. Вполне в моем вкусе.
Естественное желание матери - чтобы дочь не повторила ее ошибок, пусть даже мать и не
собирается в своих ошибках каяться.
Поганое это дело - превратить солдата в палача.
Так вот, лучший способ уничтожить тревогу
- уничтожить ее источник. Знахари советуют после укуса змеи прижечь ранку
каленым железом, но гораздо проще рассечь гадюку мечом до того, как она
вонзит зубы. Ты меня поняла?
- Ты или великий мудрец, или...
- Или, - сказал я. - Для мудреца я чересчур грешен. Но какая тебе
разница, кто я, собственно, такой, мудрец или подонок? Тем более что одно
другому сплошь и рядом не мешает.
- Чем ты занимаешься?
- Помогаю людям понять, какие они скоты.
Боги становятся филантропами раз в столетие - по капризу, из пресыщения.
Когда им надоедает Олимп, небо, облака, они спускаются на землю, чтобы
немного развлечься. А развлечения бывают самыми разными - например,
творить добро.
- Сны - одна из разновидностей наказания. Чем обычно наказывают людей
боги? Засухой, дождем огненных камней, градом, чудовищами, пожарами,
мором, набегами неприятеля. Но все это действует лишь на наше бренное
тело, а сны - истязание души.
- Можно наказать молнией, а можно и удачей. - Он задумчиво повертел в
руке кадуцей, улыбнулся преувеличенно добродушно и коснулся кадуцеем моего
плеча. - Предрекаю тебе удачу, ею тоже можно наказывать...
В лучших традициях бедняги Пиритоя - тот
иногда воображал для разнообразия, будто романтически влюблен и форменным
образом блевал тогда изящной словесностью.
Против кого мы должны драться, я мог сказать с уверенностью, но не совсем понимал, за кого.
Не для того мы терпим богов и приносим им
жертвы, чтобы они мешали нам устраивать дела...
Они уже
создали для себя предельно ясную и незатейливую картину мироздания, а тут
пришел ты и все разрушил. Да сжечь тебя! Маленький человек ужасно не
любит, когда сомневаются в его умении с первого взгляда проникать в суть
вещей.
Вот и все. Мой звездный час, моя покоренная вершина. А я не чувствую ничего, кроме томительной усталости и сознания какой-то невосполнимой потери... Почему?
Я вас ненавижу - за то, что оказался таким, как вы.
- Я люблю в тебе того, кем ты мог бы стать, - сказала Рета. - Но не
стал и не станешь никогда...