Подъездная дверь за спиной захлопнулась с протяжным стоном, переходящим в зевок, недовольная тем, что ее потревожили в такое странное время, когда ночь уже не ночь, а утро еще не утро. [Вообще давно пора придумать этому времени какое-то название. Озаботьтесь, господа филологи-языковеды!] Я/она [лишнее зачеркнуть] вышла в осень. [Могла бы в люди… или замуж… или в тираж.] Под каблуком что-то хрустнуло. Каштан. Еще один. Еще. Они, как будто специально, бросались под ноги, маленькие коричневые самоубийцы. Да и могла ли их миновать чаша сия? «Все решено без нас. Предрешено. Предписано…» Узкая тропинка украдкой подвела к автобусной остановке, примечательной тем, что фонарный столб, к ней приписанный, как-то раз облюбовал неадекватный дятел и пытался наладить коннект с оным при помощи единственно доступного ему девайса – клюва. Стук будоражил округу и спешащие мимо прохожие, укутанные в свои вялотекущие мыслишки, волей-неволей поднимали голову в поисках причины странного звука. Сейчас было тихо, только ветер, разбиваясь о желтый прямоугольник бог весть как подвешенного расписания, недоуменно останавливался, наблюдая за его еле слышными жестяными конвульсиями. На секунду замедлила шаг. Перешла дорогу. Деревья расступились, покорно, но без особого желания, пропуская меня/ее к железной дороге, и посыпались вслед каплями, листьями, несбывшимися надеждами на вечное тепло. Снова тишина. Хочется остановиться, закрыть глаза, глубоко вдохнуть, замереть на мгновенье и осторожно выдохнуть. Осень. Очень осень. Фонари по-каренински обреченно отпускают свет на мокрые рельсы. Сентябрьская осыпь выглядит довольно свежей, но пройдет неделя, другая – превратится в бурую массу, и как-то по-особенному грустно зачавкает под ногами. А пока каждый лист требует внимания, индивидуального подхода, пристального взгляда. Каждый падший, нет, каждый павший в бою за лето лист. Он похож на желтую ладонь с разбегающимися во все стороны линиями жизни и смерти, покорно протянутую навстречу утру. Осень преподает основы хиромантии. Никто не забыт. Ничто не забыто.

Образность вредит мышлению. Как и гипертрофированная ассоциативность. Мозаика всевозможных энграмм требует постоянной сосредоточенности на деталях. Иногда кажется, что биологическая каша, всуе носящая имя мозга, вырвется наружу и … пиздец. Если бы можно было сказать: «Горшочек вари!» или «Горшочек, не вари!» Но увы. Каша из топора - бич цивилизации.

Просто это осень.

Достать телефон. Капризный джойстик нервно дернется, попытается увильнуть, потом почему-то смирится, идя на контакт. Даже он знает, как нужно иногда написать что-то тривиальное. Примитивнейшее при всей своей сложности, замысловатости, накрученности… и оттого до сентиментального родное. Привычный маршрут в недрах мобильного. Остановки по требованию. Меню. Сообщения. Новое сообщение. «Фонари по-каренински обреченно отпускают свет на мокрые рельсы…»

Первая электричка промелькнет одинокими силуэтами в вагонных окнах. Кто-то. Куда-то. Зачем-то. Суета... А беспризорница-осень на своей волне, она бредет параллельно рельсам, отстраненно улыбается блаженной улыбкой Моны Лизы нашего времени, мурлыкает Брамса себе под нос, и кажется, что нет на целом свете никого, кроме нас/вас с ней, обреченных на безумие амбивалентности, несчастных от случайно свалившегося счастья, с которым не знаешь, что делать.

____________________________________

Как сказал один талантливый человек: не пытайтесь самостоятельно узнать в героях новеллы себя, обратитесь в сервисную службу!

____________________________________