Меня убивали.
Их было трое. Между двумя грязными стенами домов без окон. Капли дождя стекали по лицам без глаз. Первый удар. В предплечье. Я чувствую как рвутся мышцы, слышу свой крик. Один из них обходит меня сзади – лезвие входит точно между рёбер, пронзает лёгкое. Падаю на колени, жгучая боль в так и не рассосавшейся гематоме. Ещё один – в живот. Кровь заполняет пробитое лёгкое. Крик захлёбывается в самом себе. Падаю на бок. Удар увесистым ботинком по уничтоженным органам брюшной полости. Они ходят вокруг. Мне уже всё равно. И даже не нужно просить о том, что бы добили. Наклоняется. Хриплый голос. Чужим языком. Я не понимаю. И с размаха: последний удар пробивает грудную клетку. Он оставил нож во мне. На украшенной яркими камнями рукоятке расплываются кровью буквы. Как напутствие. Они уходили медленно. А кровь теплая. И сладкая. А когда-то она не давала мне согреться. Тепло вытекает на мокрый асфальт.
А я видела жизнь. В, уже жёлтую, комнату ворвалась сестра, осчастливленная поступлением в институт. На втором курсе она выскочит замуж, родит ребёнка и разведётся. Второй брак будет счастливым – она уедет в Канаду и будет тратить деньги нерусского мужа на серую моду и телефонные разговоры с Россией. Родители купили машину и переехали в пригород, где отец открыл ателье.
Подруги вышли замуж, все кроме одной, самой красивой. Каскад свадеб сменяется ожиданием у родильных домов.
Я следила за ним. Сквозь прозрачную плёнку голубоватого полиэтилена. Сумки в коридоре – они только что приехали от его родителей, которые теперь живут загородом. В спальне на прикроватном столике рядом с флаконом её любимое «белой лилии» стоит свадебная фотография. Его подруга, кто бы мог подумать. За стенкой спит уставший ребёнок. Жена ждёт второго. Он обнимает её. Мне так не довелось. Таких счастливых глаз я никогда не видела. Он выходит из спальни, вынимает из кармана ключи от новенького BMW и кладёт рядом с зеркалом. Походка стала уверенной, движения размеренными и чёткими. Идёт на кухню. Наливает в бокал красное вино – неприязнь алкоголя в молодости переросла в добрую привычку укрепления сосудов. Теперь в его доме живёт кошка с серыми глазами. Я хочу стать ею. Но нельзя. Не прорвать плёнку. Не судьба. Я могу успокоиться – он нашел себя. Он счастлив. Значит я тоже. Я должна уйти, но не могу. Я хочу стать глазами кошки.
Плёнка, как фильтр – она не пропускает ложь. Только истина, какой бы она не была. И нигде нет даже намёка на моё существование, ни фотографий – в жизни я не любила фотографироваться – ни вещей. Даже в разговорах не прослеживаются мои интонации. Как и не было.
Я смотрела в свои глаза. В открытые глаза тела на асфальте. В них не было страха, не было боли. Только вопрос: «За что?»… А на рукоятке, торчащей из груди ставшее понятным слово: «Нет»…
Я проснулась на полу.