Настроение сейчас - осознание собственного дибилизма
Безверье рождает - тлен. Это хуже плена...
В наручниках есть стремление к внутренней свободе.
А так... не предательство, не измена,
Просто нет веры. Всё на исходе...
Родная, я тоже ходил по этому краю.
Всковыривал вены и носом дышал в Пространство.
Познанье того, что от любви умирают?-
Легко переходит в почти беспробудное пьянство.
Но даже в предрвотном, дурманном, хмельном угаре...
Когда молча падаешь в мягкую прель асфальта -
Вся лирика кажется бряцаньем на кифаре,
Разбросанным в лоне рек, словно цветная смальта.
И вязкая кровь от спирта горчит устало,
Неспешно сползая с разбитой губы на плиты...
И не было слышно хотя бы зеванья зала,
Но зрители были - эстеты и сибариты.
Родная, мне тоже хотелось мечтать, и петь, и
За руки держать детей, гуляя втроём по саду,
И птицам весною распахивать дверцы клети,
И каждому дню давать по гитарному ладу.
Ты помнишь, я тоже использовал галстук для...
Тот самый, который ты же мне подарила.
Какой удобной себя проявила петля...
Скользящим узлом, по шёлку, без всякого мыла.
Конечно, не помнишь... Я не писал сам,
Друзья и не знали имени адресата.
Но шею долго уродовал то ли засос, то ли шрам
Цвета несвежего финского сервилата.
Родная, всё кончилось... Я, к сожаленью, жив!
И даже трезв сегодня, что, впрочем, редкость...
Неторопливо бросаю стихов ножи в
Прозрачную стену плача... плевать на меткость!
Мне не к чему ждать земных, неземных чудес,
Тяжесть разлуки влача по пустому кругу.
И если б Слово и вправду имело такой же вес -
Ты была бы здесь, удерживая мою руку.
Ты сумела б найти именно то звено,
Ту ноту, тот тон, тот оттенок краски...
А если там, наверху, Всевышнему не всё равно
И он хочет увидеть счастливым финал развязки...
Родная, тогда не надо играть в судьбу!
А просто жить друг другом до того момента,
Когда мы услышим: "Божьему рабу
Венчается раба Божия..."
Занавес.
Аплодисменты...
Это мотив моего января. Каждый день. Наизусть.
А сейчас... "...я скучаю по тебе, как апостол по святым мукам..." целый день. Вот такая штука.
Контору прикрыли. Теперь можно с сомнительной гордостью говорить, что я жертва кризиса.
Можно смело начинать забывать про шмотки на новый сезон, про Рив Гош, про «пойти подстричься», про «каток на ночь», про «поехали кататься на сноубордах!», про завтраки в кафе, про суши 2:1, про курицу с ананасами в столовке (хотя про неё забывать бессмысленно – я её так и не попробовала). Резко забыли о лимонаде из магазина «1ая полоса», о фрикадельках, Прокофии и лайме, о купить себе джинсы и больше не брать у мамы, о том, что подаренную фляжку нужно чем то наполнить. Об обещанном походе по гамазам нижнего белья тоже забыли и не ноем по этому поводу.
Пора бросать свои самые вредные привычки: есть, пить и курить.
Теперь есть куча времени и не с кем его проводить.
Финиш.
Меня убивали.
Их было трое. Между двумя грязными стенами домов без окон. Капли дождя стекали по лицам без глаз. Первый удар. В предплечье. Я чувствую как рвутся мышцы, слышу свой крик. Один из них обходит меня сзади – лезвие входит точно между рёбер, пронзает лёгкое. Падаю на колени, жгучая боль в так и не рассосавшейся гематоме. Ещё один – в живот. Кровь заполняет пробитое лёгкое. Крик захлёбывается в самом себе. Падаю на бок. Удар увесистым ботинком по уничтоженным органам брюшной полости. Они ходят вокруг. Мне уже всё равно. И даже не нужно просить о том, что бы добили. Наклоняется. Хриплый голос. Чужим языком. Я не понимаю. И с размаха: последний удар пробивает грудную клетку. Он оставил нож во мне. На украшенной яркими камнями рукоятке расплываются кровью буквы. Как напутствие. Они уходили медленно. А кровь теплая. И сладкая. А когда-то она не давала мне согреться. Тепло вытекает на мокрый асфальт.
А я видела жизнь. В, уже жёлтую, комнату ворвалась сестра, осчастливленная поступлением в институт. На втором курсе она выскочит замуж, родит ребёнка и разведётся. Второй брак будет счастливым – она уедет в Канаду и будет тратить деньги нерусского мужа на серую моду и телефонные разговоры с Россией. Родители купили машину и переехали в пригород, где отец открыл ателье.
Подруги вышли замуж, все кроме одной, самой красивой. Каскад свадеб сменяется ожиданием у родильных домов.
Я следила за ним. Сквозь прозрачную плёнку голубоватого полиэтилена. Сумки в коридоре – они только что приехали от его родителей, которые теперь живут загородом. В спальне на прикроватном столике рядом с флаконом её любимое «белой лилии» стоит свадебная фотография. Его подруга, кто бы мог подумать. За стенкой спит уставший ребёнок. Жена ждёт второго. Он обнимает её. Мне так не довелось. Таких счастливых глаз я никогда не видела. Он выходит из спальни, вынимает из кармана ключи от новенького BMW и кладёт рядом с зеркалом. Походка стала уверенной, движения размеренными и чёткими. Идёт на кухню. Наливает в бокал красное вино – неприязнь алкоголя в молодости переросла в добрую привычку укрепления сосудов. Теперь в его доме живёт кошка с серыми глазами. Я хочу стать ею. Но нельзя. Не прорвать плёнку. Не судьба. Я могу успокоиться – он нашел себя. Он счастлив. Значит я тоже. Я должна уйти, но не могу. Я хочу стать глазами кошки.
Плёнка, как фильтр – она не пропускает ложь. Только истина, какой бы она не была. И нигде нет даже намёка на моё существование, ни фотографий – в жизни я не любила фотографироваться – ни вещей. Даже в разговорах не прослеживаются мои интонации. Как и не было.
Я смотрела в свои глаза. В открытые глаза тела на асфальте. В них не было страха, не было боли. Только вопрос: «За что?»… А на рукоятке, торчащей из груди ставшее понятным слово: «Нет»…
Я проснулась на полу.
Когда убивали последнего Единорога18-01-2009 01:32
Настроение сейчас - Где-то между линиями двойной сплошной.
…Когда убивали последнего Единорога
Лес содрогнулся, и даже птицы роняли слёзы…
« Мне нечего тебе сказать»… Здорово… просто замечательно… Перед Новым Годом самое то. Ступор. А что дальше-то? Если по порядку, то конечно виновата я: сама спровоцировала – вот и думай теперь. Просто опять подвели расчёты, просто формулы с другими функциями. Разная система координат. Мой синус один раз за период пересекает его гиперболу.
…Глядела в испуге девочка недотрога,
Как копья дрожали, словно виноградные лозы,
Вонзаясь в белую спину зверя,
Что голову прятал у неё на коленях…
«Просто всё не так просто»… Напротив сидит собака. Она воет от холода, от голода. Скоро я также: когда глотку сводит судорога крика, но усилием мышц связки не размыкаются. И к тому моменту не важно от чего – сознание захватывают центростремительно ускоряющиеся обрывки слов в которых уже нет букв. И тела тоже нет – дурное, рвотное ощущение невесомости. Невозможность бежать. Невозможность ползти. Невозможность стоять на месте. И в противоположном стекле вагона мутно отражается взгляд, противоречащий губам: «Давай без обид?..»
…И бледное солнце отворачивалось, не веря
В людскую жестокость…
На другом конце города, за секунду перед набором номера летят вопросы: за чем? за что? Неужели достойна? Или просто плохое настроение? Специально? Я заслужила? Как дальше? Почему так? Верить? Не хочешь? Мне показалось? Или это просто красивый жест? А может… «Телефон абонента выключен или..».
…Таилась в глазах оленьих
Вассальная преданность королю леса,
Тому, кто царственным рогом даровал волю…
Делаем лицо, улыбаемся и машем. И все наивно верят в выжатую иллюзию «всё хорошо». А дальше на лёд, держать за руку и бежать. Бежать и не останавливаться. От заливки до заливки. Несколько минут на перекур, когда ледяным ветром сбивает с ног. В мнимое тепло помещения и вновь на лёд. Не останавливаться – закружится голова, заболит внутри, ещё что-нибудь плохое. Не думать и не останавливаться.
…Запевали сосны дневную мессу,
По тому, кто сегодня захлёбывался болью!..
Спать не потому что хочешь, а потому что устал. Открывать глаза через каждые полчаса и снова вырубаться. Просыпаться потому что нужно, а не потому что ждёшь. И эта мерзость внутри. И хочется ударить по лицу, так, что б до красных полос, то жжения, взрывающего ладонь. Но никак. Нельзя. Да и уже не хочется. Пусть так…
…А после мясо с размаху швыряли на блюдо,
И пили охотники в честь величайшей победы
Над силой природы, её тонконогое чудо
Убили люди. Наши отцы и деды...
Сессия – это тот промежуток времени, когда:
…хочется посмотреть все фильмы, которые были отложены «на потом»…
…просто необходимо прочитать что-нибудь новое и интересное, или дочитать то, что уже месяц лежит в сумке и открывается только в метро…
…невозможно отказаться от «встретится», «в кино», «в гости», «погулять», «в театр», «на каток»…
…нужно покататься на всём, что ещё не утратило возможность ехать/скользить/катиться…
…банально хочется поспать…
…«тепло» должно стать реальностью, а не окутанными дымкой невозможности звуками…
…Рядом. Близко. Очень. В глаза. Не откладывая на «когда-нибудь». Сейчааааас!..
И всё это сразу. Точнее, в порядке плотной очереди…
А нельзя. Вот(